Спускаюсь к Западной Двине...

Спускаюсь к Западной Двине,
где вод поток струит неслышный—
сама История здесь дышит,
святое шевеля во мне.
Прозренье деется уму;
мой взор к веков истокам ясен:
вот где-то здесь топил Герасим
многострадальную Муму…

Давно о воды камень стёрт,
что был привязан к тонкой шее—
тем саркастичней, тяжелее
свинцовое движенье вод,
во кои малую нужду
справлял перед дуэлью Пушкин,
бубня под нос себе частушки—
те, что потомки не прочтут…

На этом пне сидел Толстой.
Чесал браду себе расчёской
и зубьев редкие бороздки
зрил в зеркале воды речной…
Проплыл, пуская пузыри,
Толстого мимо Достоевский…
Толстой, конечно, слышал всплески,
но он в браде бороздки зрил.

…Теперь и тут и там мосты...
Их контур — коннозубоскальский…
Не здесь ли где-то Пржевальский
коня вынашивал мечты?..
И не отсюда ли Колумб
отправился искать свой берег
затем, что свято в него верил
и в спор на это ставил зуб?..

…Теперь мосты и там и тут…
И я свой зуб на то поставлю,
что сам себя не обесславлю,
что всё потомки переврут…
История горит в огне
пожара жизни скоротечной,
а я в ней шастаю беспечно,
как рыбка в Западной Двине.