Братская могила

Свои произведения для данной книги любезно предоставили Хорин Дмитрий, Сам Ленников и Крашенинников Евгений.



БРАТСКАЯ МОГИЛА


2000


*     *     *
Три встречи

Печальный рыцарь в латах алых,
Луна чуть серебрит виски.
Твои глаза полны тоски,
Твоё лицо, как снег на скалах,
Печальный рыцарь в латах алых.

Суровый рыцарь в латах белых
Сжимает крепкую узду.
Его глаза – огни на льду,
И саван обнимает тело.
Суровый рыцарь в латах белых.

Угрюмый рыцарь в латах чёрных,
Огонь давно уже угас
В холодной бездне чёрных глаз,
А путь усыпан острым тёрном.
Угрюмый рыцарь в латах чёрных.



ПРЕДВКУШЕНИЯ


*     *     *

На башне в Ухане

Мерно ветер качает сухой гаолян,
Смотрит яшмовый заяц на землю с луны,
Тихо воду несёт желтолицая Цзян.
Видишь, в дальней деревне мерцают огни?

Я сегодня свободен от службы и лат.
(Отхлебни-ка из чаши немного вина).
Слышишь светлую песню полночных цикад?
Видишь, тонет в тени крепостная стена?

О, послушай, что скажет несчастный поэт.
Мы с тобою – случайный осадок в вине.
Мы, увы, не бессмертны. Бессмертия нет.
Есть лишь яшмовый заяц на белой луне.


*     *     *
Птица влет и солнце на восходе...
За стаканом старого «Шабли»
Вспомнил я, как был убит в походе
На священный град Иерусалим...
Снова хмуро пасмурное утро.
Я (сегодня вспомнилось во сне)
Был застрелен в сердце метким буром
В англо-бурской давнишней войне...
В зеркале – жестокосердный профиль,
В сердце – зазеркалие троит...
Вспоминаю я за чашкой кофе
Все реинкарнации свои.....


*     *     *
Когда ты встретила меня,
Я шёл к реке поить коня.
О чём рыдал поток Янцзы,
Когда ты встретила меня?

Я умер на излёте дня,
Стрелу манчжурскую кляня.
Был не о том ли плач Янцзы,
Когда ты встретила меня?


*     *     *
Ломают копья, проливают кровь
Для дам на поединках паладины,
Тем прославляя верную любовь.

А я, слагая нежные терцины,
Ломаю перья и чернила лью
Во славу неприступнейшей Ундины.

Привычен я не к латам и копью,
А к звонким ритурнели и сонету.
Я имя милой со стихами пью.

И пусть умру безымянным поэтом,
Но воплотится вся земная страсть
В одном куплете, для неё пропетом:

О, Боже! Дай мне на колени пасть
Пред идолом моей мечты бесстрастным,
И нарыдаться у подножья всласть!
А после умереть певцом безгласным.


*     *     *
О ней мой плач, вся скорбь моя о ней.
О ней одной все стоны и печали.
Красу такую вы едва ль встречали.
Но где она? Увы, в стране теней.

Я вспомню жизнь (о, сердце, пламеней!),
К губам прижав лоскут воздушной шали.
Любовь забрав в неведомые дали,
Ужели Смерть самой Любви сильней?

Оставлены судьбой мне только слёзы,
И соловей рыдает, вторя мне,
В пустом саду в весенний тёплый вечер.

Так тлен не пощадил и свежесть розы.
О, я умру, устав гореть в огне,
И радостно к ней полечу навстречу.


*     *    *
Я хочу с полуночной травой
Умереть под любимым окном.
Я хочу, чтоб влюблённого кровь
Для тебя стала крепким вином.
Чтобы, сделав однажды глоток
И тотчас изменившись в лице,
Ты бы вспомнила с болью в груди
О несчастном умершем певце.
Я хочу под любимым окном
Умереть с полуночной травой.
Я хочу, чтобы тело моё
Для тебя стало терпкой халвой.
Чтоб отведав однажды кусок,
Слёзы из дивных глаз полились,
Чтобы ты закричала в тоске:
«Милый Бек! О, прости! О, вернись!»


*     *     *
Сердце израня тоской,
Рыдает мой старенький цинь.
Песни родимой страны
Я со слезами пою.
Лица чужие вокруг,
Странный неведомый край.
Здесь, на чужбине, мне жить
И умереть суждено.


*     *     *
В заклинании тьмы единенье природ
Завораживает отравою.
Жизнь моя – ожиданье, что кто-то умрёт,
И два шага смогу сделать вправо я.

Затихает дыханье неспешных молитв,
Успокаиваясь в усталости.
В моей смерти прошу никого не винить,
Потому что умру я от старости.


*     *     *
С ивы порхнула птица,
Ночь распростёрла крыла.
Жёлтым цветком кувшинки
Луна по воде поплыла.
Тихо и одиноко
На равнине Великой Реки,
Лишь белый всадник в пустыне.
Не Смерть ли это пришла?


*     *     *         
Ночная роса

Я не спрошу, ты счастлив тем,
Что я пришёл –
Я буду сыт, и нет проблем:
Мне хорошо.
Сосед не спросит, будешь пить
Иль за рулём –
Спеши вином себя залить,
Пока живём.
Она не спросит, хочешь ты
Или устал –
Ей кайфа дай и ей плати:
Таков финал.
Судьба не спросит, рад ли ей
Или не рад –
Клади ладонь повеселей
На автомат.
И жизнь не спросит, жаждешь что,
Не морщи лоб –
В своём потрёпанном пальто
Ты ляжешь в гроб.
И спросишь сам, так в чём же прок,
Что жил, как все –
В ответ лишь протрещит сверчок
В ночной росе.


*     *     *
Женщина свой поцелуй отдаст
За подвиги, славу и честь.
И лишь кровать принимает нас
Такими, какие мы есть.

Дружбы отрава зальёт каждый час,
В слове разлита лесть.
И лишь вино принимает нас
Такими, какие мы есть.

В замочной скважине зорок глаз,
И неотступна месть.
И только ночь принимает нас
Такими, какие мы есть.

Жестокий и властный звенит приказ,
Приказов таких не счесть.
И лишь петля принимает нас
Такими, какие мы есть.

Нас не унизит и не предаст,
Я вижу: она уже здесь –
Это земля принимает нас
Такими, какие мы есть.


*     *     *
Под небом, выгнутым дугою,
Неравномерные шаги
Отмеривая, я погиб,
В подвздошину добит любовью.
И не ошиблась ворожея,
Что предрекла, не взявши медь,
Так искренне не верить в смерть
И умереть без воскрешенья…..


*     *     *
Когда на Земле воцарится покой,
Когда львы и олени к ручью придут напиться,
Когда прервутся бои нескончаемых войн,
Я умру с перепоя в психиатрической больнице.
И случится, что звезды взбесятся,
Вниз попадают с небосвода...
На исходе седьмого месяца
Тысяча девятьсот девяносто девятого года.....


*     *     *
Был вечер таким коротким,
А третья-то в сумке, стерва.
Вторая бутылка водки
Пошла куда хуже первой.
Но полночь выпита залпом...
Я умер... Настало завтра.....


*     *     *
Будет водка, блины, салаты и лечо,
И.Габдуллин расскажет что-нибудь про меня...
...Я переживаю рождение в вечность...
Я умер третьего дня.....



УМИРАЮТ ВСЕ


*     *     *
Сон

Конь несётся над землёю,
Ветра свист и звон копыт.
Блекнет небо голубое,
Солнца шар во тьме забыт.

Страны, горы пролетают
В красной дымке под Конём,
А глаза его пылают
Ярким дьявольским огнём.

И несётся за Виденьем
Чёрных вихрей круговерть:
Сумасшествие, Смятенье,
Разрушение и Смерть.


*     *     *
26 марта

               Я люблю родину.
               Я очень люблю родину.
                С. Есенин               
              Родину я ненавижу.
                ***

   Дотлевает эпоха, и стелется дым.
   До последнего вздоха без первых седин
Я хотел бы жить плохо и хотел бы умереть молодым.

   В буржуазных предместьях начинают резню,
   В куртуазных мансардах листают Камю,
Я бы вырвал им когти и предал их книги огню.

   При мерцающих бликах холодной луны
   Искривляются лики обгоревшей страны,
Я бы факелом мести всколыхнул дух гражданской войны.

   И когда растворится пепел в чистой воде,
   И уложат в могилы людей на людей,
Я зубами сорву кожу с пальцев, не узнавши, я где.


*     *     *
Из Нострадамуса

           Над миром мятежные гимны летели,
           И всё человечество гибнет везде.
                М.Нострадамус

Король убит. Кругом ликует чернь,
Как вурдалак, чужую кровь впивая.
Эпоху гильотины открывая,
В веках пребудет этот мрачный день.

Она идёт, Вандея и Овернь,
И ваши жизни, как цветы, срывая!
Король убит. Кругом ликует чернь,
Как вурдалак, чужую кровь впивая.

Над миром реет тягостная тень,
Монархии и страны накрывая.
Течёт река кровавая, живая
Из городов, из сёл и деревень.

Король убит. Кругом ликует чернь.


*     *     *
Ответ Бровкину

Леди и джентльмены!
Третья мировая война началась!

В одном пускозалпе
поднимаются ракет тысячи.
С Аляски – на Москву.
С Камчатки – на Вашингтон.
Сгоревшими ступенями небо высечено,
С моря бьёт атом.
Из космоса – нейтрон.

Нью-Йорк ложится
пылающей развалиной.
От небоскрёба «Эмпайр стейт билдинг»
горстка пепла.
Или:
Ни черепа, ни кости, ни горелой окалины,
земной шар дымится, опаленный,
там, где раньше был город Панино –
центр чёрной металлургии.

В двести мегатонн
накрыт Лондон,
а Эйфелева башня в Париже закачается.
Стратегический бомбардировщик
спикировал над Доном,
а вода в Дунае испаряется.

Не надо!
Не надо!
Не надо!
Я кричу во всю глотку.
Мы хотим жить.
А если умереть, то не как падаль.
Под радиационным облаком
сдохнуть гаже,
чем от водки.


*     *     *
Нострадамус

Предвестник грядущих столетий,
Он видел кровавые вехи
И чёрные лихолетья,
О слабом скорбя человеке.

Он, в жизни одной проживая
Века бедствий и разрушений,
Пророчества нить прерывая,
В молитве вставал на колени.

Он плакал о горестной чаше
В руках нерождённых потомков,
И в небе всё чаще и чаще
Искал гармонии тонкой.

Но звёзды на сумрачной тверди
Слагались в суровые знаки,
И нет спасенья от смерти,
И нет дороги во мраке.



САМОУБИЙСТВА


*     *     *
Я спросил у призрачного ветра:
«Как найти мне к счастию дорогу?»

Ветер мне ответил: «У Аллаха
По чертогам светлым бродит счастье».

Я спросил у призрачного ветра:
«Как тогда найти мне путь к Аллаху?»

Ветер, усмехнувшись мне ответил:
«Этот путь тебе лишь смерть покажет».


*     *     *
Броситься вниз со скалы, раствориться в эбеновом море!
В жертву разбитую жизнь примет пускай Посейдон.


*       *       *
Я – мужчина с бесцветною внешностью
И с болезненным цветом лица,
Неспособный к спасительной нежности,
Опоздавший на четверть часа.

Кто идёт по узорам гранитовым
В глубину коридоров Кремля,
Если дверь нараспашку открыта вам –
Может быть, придержал её я.

А в конце, извините заранее,
Переплёт анфилад перекрыт –
Это, не привлекая внимания,
Моё тихое тело висит.


*     *     *   
Когда твои читаю письма,
Вскрываю вены,
Когда с друзьями напились мы,
Вскрываю вены,
Кровяня лес, рябину выжму –
Вскрываю вены,
Когда нет выхода из жизни,
Вскрываю вены.....               


*     *     *   
Вагон обрыган...  Я – тверез,
Хоть литр употреблен на пару.
Я еду в естестве кошмара,
Я, освященный нимбом звезд...
Плевать!.. И пеплом звезды пали,
В ушах усиливая звук.
Вонзив полоску белой стали,
Покажем им!!! Вот так-то, друг.....       


*     *     *
Три харакири

Залпом выпил стакан, на полу возлежа,
     Круглолицый герой-самурай
И сказал, улыбаясь ложась на кинжал:
     «Все дороги ведут в рай».

Отодвинул стакан, что чарующе пах,
     Круглолицего преданный брат
И сказал, искривившись на лезвие пав:
     «Все дороги ведут в ад».

Посмотрел на стакан, подавляя зевок,
     Друг их детства, ошибок и проб
И сказал, равнодушно взрезая живот:
     «Все дороги ведут в гроб».


*     *     *
Клацнул затвор,
В ствол досылая порцию страха.
Весь разговор
Заключался в величии  русского флага.
Тусклый фонарь
Слеповато высвечивал сброшенный китель...
Мертв государь...
– Есаул, напоследок вина не хотите?..
Выстрел в упор...
Эхо долго метелила улицей вьюга.
Весь разговор
Заключался в величии  русского духа.....      


*       *       *
Не надо брать Берлин, военачальник Конев,
Поставлены ребром понтоны на реке,
Уже увидел смерть танкист в фаустпатроне,
И рвётся пульсом жизнь в оторванной руке.

Горящее КВ не требует закуски,
Жестянки орденов не сберегут тепла,
Немецкий пионер и гитлерюгенд русский
Лежат в одном ряду  сжигаемых дотла.

Уже настала ночь со вторника на среду,
Уже стекает кровь с Зееловских высот,
И, развернув полки по ордену «Победы»,
Оставьте лекарям простреленный висок.


*     *     *
Я и сплю, и не сплю,
А, возможно, я брежу,
Вероятно, я пьян,
Перебрал анаши...
Отпускаю свою
Золотую надежду,
Только, кажется, зря –
Я пока еще жив...
Я опять не о том,
Но не надо смеяться –
Оставаться нетленным
Вероятность мала.
Я в подъезде пустом
У квартиры  «13»
Откупоривал вены
Осколком стекла.....


*     *     *
Рваная рана – ворот расстегнутый.
С кровью душа выходила горлом,
Выползая, она зацепилась за ребра,
Вывернув меня на очков битые стекла.
Глаза в пыль закатаны, губы надкушены…
Как бес била полночь ногой в ребро.
Теплой кровью задушен, я цеплялся за душу,
Пытаясь затолкать ее обратно в рот…..               


*      *      *
Ток крови скромно, крадучись, слабел,
Пульсирующие телодвиженья
Перетекали в злые отраженья
На шитый красным шелком гобелен.
В стекле фосфорицируя в тепле,
Все шире, шаловливей, совершенней
Кругами расползался центр мишени
На гибло-локтевом изгибе вен.....


*      *      *
Меня опознают по шрамам
Истерзанных бритвою рук,
По спиртом прожженной гортани,
По горькому привкусу губ,
По плоскости стоп плоскостопых...
И я – среди легших костьми,
Сгоревших в горниле крестовых
Походов во славу любви.....


*     *     *
Стекла осколок, как стрела, блестел.
Он венам был роднее, чем игла,
Среди нестойкой вертикали стен
На вывернутой плоскости стола.
Страшит лишь первый взмах. Куда-то в лоб –
Сок клюквенный... Очки залиты солнцем.
А эта жидкость, та, что – в потолок...
Я взял неглубоко, она свернется.
...Собака кровь лакает на полу...
Я знаю, что сегодня не умру.....



ПОЕДИНКИ


*     *     *               
Стрелялись Маяковский и Есенин
Через сопливый носовой платок.
Сначала промахнулся Маяковский,
Есенин тоже в тело не попал.
Под вечер перешли они на шпаги,
Клинки сверкали в зареве лучей,
Но кто-то выпил их бокалы с ядом,
Чтоб поединок превратился в фарс.
С поэтами иначе не бывает:
Во имя благородства и себя
Они гремят железом на опушке,
Проделывают дырки в животах.


*     *     *
Шиян, Шиян, ты не один
Проходишь скошенно по лугу.
Мой длинноствольный карабин
Услугу предоставит другу.

Тлен потухающих стволов
Затихнет в дрожи рыжих вспышек.
Бездарных благодарных слов
Тряхнуло тени – стало тише.

Молчи,  укройся и лежи
Среди нарезанных колосьев,
Тогда не уличит во лжи
Меня полковник на допросе.

Супруга не утишит слёз,
Заснёт ребёнок безутешен.
И свежевыпавший мороз
Засыплет ягоды черешен.


*     *     *
Крест

Надеясь на милость вольной волны,
Мы плыли, задиристы и умны.
Луной залита земля диких гор.
«Из ножен шпаги!» – сказал командор.
Мушкет заряжен, и грог вскипел,
Кровь полилась из могучих тел.
И умный кэп и хвастливый кок
Лицом уткнулись в красный песок.
Попутный ветер дул в паруса,
Две чистых души унося в небеса.
Вознёсся над островом новый крест,
И нежно плакал ночной зюйд-вест.
И мчался корабль под светом луны,
Молившись о милости вольной волны


*     *     *
Мой каждый день закован в латы.
За часом час, за стихом стих
Святой Грааль, как символ правды,
Ищу, забрало опустив.
Найти… Забыть… Но прахом слиться,
Когда одним ненастным днем
Мои надежды Черный Рыцарь
Пронзит уверенным копьем…..      


*       *       *
Правда есть – мы биться были рады,
Пробивать обманы ржавых лат.
В поединке мы скрестили взгляды
И чужой выдерживали взгляд.

Вместе обращали мы к рассвету
Ослепленье огненных зрачков.
Пламя обожгло глаза поэту –
Вспыхнул быстро и сгорел легко.

Я один на правильной дороге,
Лживых мыслей отрясаю прах.
Спорить нужно только о немногих,
О красивых, искренних словах.


*     *     *
Я прохожу по улицам бесшумным,
И небо отражает каждый шаг.
Такой же ночью серебристо-лунной
Крадётся в тишине мой смертный враг.

В последней битве бесполезны стрелы,
И уязвима тяжесть старых лат.
Как лунный луч, такой же сине-белый,
Здесь властвует пронзительный булат.

И брызжет кровь на белые перчатки
И на поверхность ледяных кирас.
И выйдет лишь один из этой схватки,
Останется лежать один из нас.

...Но вот встаёт он, и верны движенья.
Над зеркалом смеётся отраженье.



КАЗНИ


*     *     *
Сентябрь блондинился по-лисьи,
Кружа добычу по Уфе...
И сладкий запах прелых листьев,
И мысль об аутодафе.....


*       *       *
«Постой, подумай же немного!
Ты это ли признать готов:
Мир бесконечен – нету Бога,
А есть лишь множество миров.

Остановись, пока не поздно, –
Сомнения родишь в сердцах!
Ведь если мир наш не был создан,
То Бога нет, и люди – прах.

Прервись, взгляни, в какие бездны
Тебя гордыней увлекло!
Пусть мир блистает многозвездный,
Когда нет Бога – будет зло».

Но он предал себя обману,
О снисхожденьи не просив.
Оправданно сожжён Джордано.
Не искушайте малых сих.


*     *     *
Виселица скрипит суставами,
Качает петлёю на ветру.
Те, кто вчера были правыми,
Выходят на небо поутру.


*     *     *
Бритоголовый день проснулся с выстрелом:
Людей расстреливают на рассвете.
Но чья рука на камне высекла,
Что виноваты даже дети?
И свято верят инквизиторы:
Народ очистится во пламени.
А ты выходишь в старом свитере,
Скосив на небо глаз опаленный.

Приклеив рты на лица бледные,
Беспомощными колоннами,
Поверив в лозунги победные,
Идут
На муки осуждённые.
Ударив по лицу расстрелянных,
Не все спешат в сортире вешаться.
Мы выполняем то, что велено.
А Дьявол представленьем тешится.


*     *     *
Встреча

«Помолись, если сможешь» – с улыбкой сказал капитан.
Я молился, но как же укрыться от солнечных стрел?!
Капитан пошутил, а потом приговор прочитал:
«Помолись до утра, дорогой, на рассвете расстрел...»
Пыльный двор и от пуль непопавших щербатый кирпич...
Вот и все... Раньше времени вышел положенный срок.
Курит взвод в стороне, только вижу... мой друг закадычный
Старый школьный приятель Серега слюнявит бычок!
Восемь лет протирали штаны мы за партой одной,
Он уехал потом и куда-то потом поступил...
Вот так встреча досталась, дружок, перед этой стеной.
Он увидел, узнал, побелел и бычок уронил.
...Ты меня из беды выручал, ты же помнишь, Сергей!
А теперь мне осталось каких-то пятнадцать минут,
А теперь все прошло... Не тушуйся, дружок, не робей:
Все в порядке, Серега, я даже тебе подмигну...
...Просыпается все. Отражается солнце в стекло...
Станет двор этот пыльный последним моим рубежом.
...Я уверен, я знаю, что в теле пробитом моем
Будет дырок поменьше, а это уже хорошо!
…А ведь осень… Деревья в морозном стоят серебре…
Командирское зычное: «Товсь!!!» – и слова не нужны.
...Вижу чистого неба лоскут, вижу солнечный свет...
И осталось всего-то два робких глотка тишины.....


*     *     *
Смешные люди… Странная привычка –
Сцеловывать родимое пятно.
Ты счастье возводила по кирпичику,
Пока стеной не выросло оно.
…Расстрел был в полдень… Солнце так палило…
Спокойно тело плыло в ширину…
Ты не по запаху нашла, кого любила:
Все пахли… По родимому пятну…..               


*     *     *
Оплачен палач. На толпы плечах
Заплаканы лица.
На третьей ступени сбивается шаг:
Сгнила половица.
Заноза от плахи вонзилась в ладонь…
Так странно и эту почувствовать боль……               


*     *     *
Мне скажет угрюмый палач,
Проверив рукой остриё:
«Кончается время удач,
И время приходит моё».
Любовно погладив клинок,
Мне скажет угрюмый палач:
«Это будет не больно, сынок,
Не плачь».


*     *     *
Он с гильотины, как с эстрады,
Свалился на руки девиц,
Свободно превращая в падаль
На площадь падающих птиц,
Как жалом жалкого окурка...
Стволом дрожало у виска
Дыханье предпоследних звуков,               
Что с кровью шло из позвонка.....


*     *     *
Цепи да крест –
Звёнышко к звёнышку.
Мука изъест,
Склюёт по зёрнышку.

За волоса
Волоком, волоком.
Бог в небесах,
Солнце за облаком.

Плаха не мёд,
Смерть за молитвою.
Утро придёт
Кровью облитое.

Слёзы и смех –
Дела заплечные.
Вера да грех –
Каторга вечная.


*     *     *
Солнце кактусы раскорячило,
Наг и нагл, все капканя, канкан…
Где не чачу лакают мучачос,
А стекала текила в стакан,
Где кружит звезд над крышами крошево,
Там, где тайнами манит альков,
Я, похожий, как все непохожие,
Был отравлен стрихнином стихов…..



УМИРАЕТ ВСЁ


*     *     *
Погладим над книгой пытливо склонённые головы,
От букв потемневшей страницы прогладим края.
Мы даже не знаем, где умирают голуби,
Но тщимся постигнуть бессмысленность бытия.


*     *     *
И также умирали мотыльки,
Обжегши свои крылья о лампаду...
И лавою ходили казаки,
Сплеча рубя в капусту супостата.
Из седел выбитых не хоронили.
Но в ножны обагренные клинки...
И так же, обжигая свои крылья,
Спокойно умирали мотыльки.....    


*     *     *
5 февраля

Невнятно строг в строках блудливой прессы
Запрет пороть соперников на бис.
Сегодня день рождения Дантеса,
А я ещё и мухи не убил.

Погрязший снег народ устало месит
Подошвами продрогших топтунов.
Сегодня, в день рождения Дантеса,
С газетою дежурю под стеной.

Жужжание нелепого протеста
Угомоню передовицей в лоб.
Сегодня, к дню рождения Дантеса,
Убил я муху. Хорошо пошло.


*     *     *
Я в вас играл прошедшею весною,
Рассматривая муху на стекле.
С тех пор она в коробочке со мною,
Приколотая, виснет на игле.

По коридорам полутёмных спален,
Сминая понимающих людей,
Взрезая раны нецензурной бранью,
Вливал вино, чтоб волей овладеть.

Но не нарушить вековечных правил,
Как не стереть на зеркале лица.
Я в мусоропровод вчера отправил
Коробку с телом мухи мертвеца.


*     *     *
В лапах коршуна бьётся горлица.
Росным ладаном пахнет горница.

Образа висят над лампадкою,
Ты поведай им жизнь несладкую.

Помолись о нём, вольном соколе,
Чтобы был с тобой или около,

Чтоб, любовью он в небо брошенный,
Острый клюв вонзил в сердце коршуна.

И растают вмиг стены горницы,
Сокол улетит вместе с горлицей.


*     *     *
Прошептала нежно роза соловью:
«Мой желанный, утоли любовь мою!»

Но не слышал бедной розы соловей,
Отстранённо пел он в тишине ветвей.

Не дождалась ласки милого крыла
И от горя роза вскоре умерла.

И никто над нею слёз не проливал,
Только ветер платье трупа изорвал.

Соловей же ослеплённый пел и пел,
Упоённо прославляя жажду тел.


*     *     *
Незабудку сорвал
Я сегодня на склоне дня,
Как родное дитя
Прижимал её к ранам губ.
Думал: в сумрачный день
Вот согреет цветок меня.
Но до дома дошёл,
Бросил ветру увядший труп.


*     *     *
Триолет III

Плывёт луною лодка
По трупам белых лилий.
В смешеньи разных стилей
Плывёт луною лодка.
Бывает жизнь короткой,
Бывает жизнь красивой.
Плывёт луною лодка
По трупам белых лилий.


*     *     *
Желанье (сонет XYIII)

Любимая, Вы кажетесь мечтой.
Вы томно пьёте нежными глотками
Из летнего бокала – с лепестками
Луны и трав замешанный настой.

Я отравляюсь Вашей красотой
(И сердце бьётся резкими толчками),
А я слежу за Вашими руками
И сам касаюсь тихо их рукой.

О, милая! Я Ваш! Я на пороге
Безумия! Ласкаю Ваши ноги
И жажду миг сплетенья наших тел.

Горячий миг, когда бессильны слёзы,
Когда качаются вокруг берёзы,
И умирает смятый чистотел.


*     *     *
Сонет ХYI с кодой

Как быстро поредела красота
Вчерашнего весеннего порыва.
Вот осень подползает похотливо,
Похожая на майского кота.

Лукаво-показная простота
В её движении неторопливом.
И режет глаз назойливым отливом
Осенняя нагая пестрота.

Мне жалко уходящего мгновенья,
Мне грустно от дождливого хожденья,
В саду меня пугает пустота.

Пришли неотвратимо перемены
С падением осеннего листа.
И вянут, умирая, цикламены.

Как быстро облетела красота.


*     *     *
Обжигается сердце
Огневою листвой.
Приоткроется дверца
Осенью в мир иной.
Осень – это смерть лета
И безвременья срок.
За границею света
Я шагну за порог,
Иде несть воздыханья,
Ни печали, ни слёз,
И нарушит молчанье
Первый зимний мороз.


*     *     *
Мне сегодня отсвет полной луны
Всю ночь не давал уснуть.

Вышел из дома в осенний сад,
Сладко заныла грудь.

Ветер листву растрепал у ног,
Сад утонул в луне.

Скоро первый снег упадёт,
Осень умрёт во сне.


*     *     *
Ноябрь

Бездарно умирает осень,
Как догоревшая лампада.
В ветвях деревьев искрит проседь
И снег, потомок листопада.

Сменяет жёлтую накидку
Земля на тонкий саван белый.
А ветер то скрипит калиткой,
То окна засыпает мелом.


*     *     *
Осень в душе туманом струится.
Красятся окна красным и жёлтым.
Падшие листья – мёртвые лица
В парке увядшем, в городе мёртвом.

Осени руки – прозрачные пальцы –
Жёлтые листья перебирают.
Осень – мертвец под маской страдальца.
…Дни убегают.


*     *     *
Заснеженные блёкнут пажити,
И жалок голый ряд купин.
Вся жизнь, что так бездарно нажита, –
Собрание плохих картин.

День ото дня не отличается
И отстаёт всего на шаг.
Вот солнце с ноябрём прощается
И ляжет в белый саркофаг.

Как скучен путь по следу санному,
А снег хрустит, хрустит, хрустит...
Я встречу смерть свою осанною,
И, может быть, Господь простит.


*     *     *

Баллада о Фее

Милая фея гордилась прозрачным нарядом:
Крылышки бабочек с яркими блёстками лета.
Фею возила на бал голубая карета,
Сопровождала её пышная кавалькада.

Танцем в экстаз приводила поклонников фея.
Принцы цветочных полей целовали ей руки,
Громко шептали на ушко о пламенной муке.
Сколько случалось порою жестоких дуэлей.

Эльфы влюблённые клялись ей в вечности...      
Только    
Осень задула, и нежные принцы пропали.
Мечется фея одна и рыдает в печали.
Что ж, эфемерное феино счастье недолго.

Осень хохочет и палой листвою кидает,
Ветер наряды сорвал с задрожавшего тела.
Где же герои твои, что клялись так умело?
Фея в увядших цветочных полях умирает.


*     *     *
Костёр

Горело озеро алеющим закатом,
И ночь всходила в стынущий простор.
Мы называли другом, братом
Гудящий согревающий костёр.
Тугой огонь дрова лизал ревниво,
А в блеске пламени так чудно и светло.
И мы его так берегли игриво,
И жадно пили щедрое тепло.
Но горизонта просветлел зазор,
Исчезла звёзд сверкающая стая.
Стал жаркий остывать костёр,
Волной последнею играя.
Когда, совсем прогнав ночную мглу,
Рассвет открыл слепой багровый глаз,
Костёр в последний раз мигнул,
Взметнулся и угас.

А бывшие друзья, согретые тобой,
Залили жизнь твою водой.


*     *     *
Рукопожатия резки,
Перстень в перстах утонет…
И убитые пальцы руки
Бессильно повисли с ладони…..


*     *     *
Люди!
    Не убивайте надежду!
            Она
Как яркий проблеск между
Кошмарами чёрного сна.



КРЕСТ


*     *     *
Когда Ему вгоняли гвоздь
     В живую плоть,
Он вспоминал и забывал,
     Что Он – Господь.

Когда Ему колючий тёрн
     Впивался в лоб
И кровь стекала по глазам,
     Он изнемог.

И Он вскричал, когда удар
     Ломал персты:
«О, почему меня, Отец,
     Оставил Ты!»

И туча, что затмила свет,
      Впитала кровь,
А мир, что умер у креста,
      Родился вновь.


*     *     *
Понтий Пилат

Я ненавижу этот город.
Прохлады не даёт балкон.
Как давит боль! Как душит ворот!
«Гемикрания, игемон».

– Иешуа Га-Ноцри?
– Вот Он.
Сияньем мозг обволокло.
«Бессмертие». Холодным потом
Покрылось жаркое чело.

И виден в красной дымке Капри,
Там жаден полузубый рот.
Но тридцать тетрадрахм, как капли,
Повиснут здесь, Искариот!

А Солнце – голова на блюде.
Жарой убито Ершалаим.

«Нет злых людей, – добры все люди».
О боги! Смилуйтесь над Ним.

И, как предатель, зол и жалок,
В ловушку загнанный, как волк,
Под этим каменным порталом
Я страшный исполняю долг.

Нет и не будет мне покоя,
И душу не очистит яд.
И вижу, лишь глаза прикрою,
Крест в окружении солдат


*     *     *
Если б, звеня стрелками, как мечами,
Время повернуло бы вспять:
Иссекли бы Иисуса бичами
И распяли бы его опять.


*       *       *
Мечом коротким
Легионеры
Величат Рим.
Блаженство кротким –
Воздвигнет веру
Ерусалим.

Толпа орала.
Мальчишки ждали.
Живые – где?
И кровь стекала
В его сандали
По бороде.

От брата к брату –
И дрожь по листьям –
Отводят взор.
В лицо расплата.
Над пепелищем –
Горит костёр.


*     *     *
Не мучь меня. Оставь мне просвет.
Я тоже хочу хоть иногда быть.
Две тысячи лет, как Христос убит.
Но не сохнет кровь две тысячи лет.



ПОСЛЕ СМЕРТИ


*     *     *
Два стакана и банка килек
И селёдки облезлый хвост…
Мне сентябрь стреляет в затылок
Жёлтой дробью листвы берёз.
Неболужья сливая олово,
Дождь настраивает на сплин.
Я свою подставляю голову
Сентябрелью рубинов рябин.
Пеннопениями стервозьими
Опечален навеселе:
Схороните меня в осени,
В неостывшей ещё земле.


*     *     *
Когда я Божьей милостью помру,
Не утешайте моего ребёнка,
Пускай он кофе сварит поутру,
Засветит непроявленные плёнки,
До взрослых книг дотянется тишком,
Сотрёт слезу, оплакавши Каштанку,
Доест тушёнку из початой банки
И той же ночью станет мужиком.


*     *     *
Среди таких безукоризненных машин
Лежал, изломанный, на площади вокзальной,
Небес высоких отражая синь
Бессмысленно-прекрасными глазами.....


*     *     *
Пока возился я со словами – тут солнце пало...
И тут я понял, что мне вдруг стало
Не до скандала.
День катит дальше свои вагоны в ворота ада...
Еще я понял, что мне не надо
Резворазврата...
Меня выносят вперед ногами в невнятном шуме...
А тут я понял – вот это нумер! –
Но я же умер!?...


*       *       *
Дрожащее детство, горящая зрелость,
Уставшая старость, остывшая смерть.
Запутанность дел этот путь не согрела,
Где качество жизни в количестве жертв.

А мозг поражён перебоями ритма,
Гром грома – и чистое снимут бельё,
И женщины неэстетичного вида
Обмоют стыдливое тело моё.


*     *     *
Как ненасытна Земли утроба...
Ласкает лысины солнца всхлип,
И гвозди, вбитые в крышку гроба,
Меня царапают изнутри...
Всегда подтянут: ведь руки-ноги
Огнем веревки сожгло почти,
Развяжут после под плач немногих
Окоченевшего тела стих...
Шагая, сдерживали дыханье
И зацепили зеркальный шкаф...
Летело тело на лестниц камень...
Огнем гвоздики заполыхали
В гроб ворошиловского стрелка.....


*     *     *
Вчерашних дней моих печали,
Как будто злое вороньё.
Победным оревом встречали
Вы пробуждение моё.

Из-за угла, из-за бутыли,
Гнилой верёвкою дразня,
Вы снова крыльями гасили
Надежду завтрашнего дня.

И в чёрных зевах подворотен,
Где выстрелом коварен шаг,
Шептали вы, что рай бесплотен,
А в этой жизни каждый наг.

Невой плеская из канала
Мне в рот кривящийся немой,
Вы ждали, чтоб душа попала
На окаянный круг седьмой.

И опошляя плач капели,
Глумливо дёргая щекой,
Вы пили, плакали и пели:
«За упокой, за упокой».


*     *     *
Кровь солона, и слёзы солоны.
Так отчего кружатся вороны?
У мертвецов глаза без дна.
Кровь солона.


*     *     *
Без человека легче гроб.
Лечь в него можно, когда он пуст.
Нам не увидеть гроб под землёй.
Лишь изнутри, но зритель мёртв.


*     *     *      
          Я верю в то, чему и верить странно...

В былые дни я был собой
И верил солнцу золотому,
И что за ангельской трубой
Мы все пойдём к земному дому.
Я верил: есть волшебный сад
На берегу седой стремнины,
Где равнозвучий мудрый клад
Оберегают серафимы.
Я верил, что когда луна
Падёт на высохшие крыши.
В груди настроится струна,
И откровенье будет свыше.
Я верил в то, что облаков
Могу обнять худые плечи,
И что среди земных оков
Я искрой Божею отмечен.

...На кладбище свечей огни,
И холод, будто труп остывший.
О, где же те живые дни?
И где же я, вас всех любивший?


*     *     *
Снег... Цветы... Безлюдное спокойствие...
Я невольно замедляю шаг...
Тишина... Участок 58-мь...
Северное кладбище... Уфа.....



ЭПИТАФИИ


*     *     *
Ждут все решающей обедни,
И лягут в деревянный ларь
Пьянчужка самый распоследний
И генеральный секретарь.


*     *     *
Он шёл по дороге мечты,
Он шёл по дороге сомненья,
Он шёл по дороге страданья,
Но только сюда и пришёл.


*     *     *
И лет через двадцать, купаясь в сауне,
Узнаешь, как умер в психической клинике
Твой друг от страшной болезни Дауна –
Евгений Евгеньевич Крашенинников.


*       *       *
Укрыт светотенью,
Победами пирровыми
Евгений Евгенье-
Вич -инифицированный.


*     *     *
Здесь лежит Дмитрий Хорин –
Поэт и дурак.
Он прожил через жопу
И умер никак.


*     *     *
Сделайте памятник мне:
Из земли – голова и колени:
Я утонул в дерьме
Собственных стихотворений.....


Все произведения, вошедшие в книгу, ранее публиковались в изданиях Союза ветеранов броуновского движения. Редактор  – Нина Шикова-Керн


*     *     *
Свечерь... Увечностью увенчан
Звездовлечивый небо-сад.
Так обручён был с Чёрной речкой
Красноречивый Александр...
Шизнь не стихотворима,
Скверняк свежизненный иня.
А смерть тихонько ходит мимо
И косо смотрит на меня...