Окрасим красным. третья книга переводов 1996

ТРЕТЬЯ КНИГА ПЕРЕВОДОВ


ОКРАСИМ   КРАСНЫМ
Переводы с советского
1988 – 1996



*     *     *
Марш Мировой Революции

Бей, барабан, бой!
Бой, барабан, бей!
Ярость ведёт за собой
Массы простых людей.

Реет наш красный стяг
В дыму грозовых лет.
Трепещет классовый враг,
Но компромиссам – нет!

Наш бронепоезд рьян.
Те, кто не с нами – слазь!
Просторы буржуйских стран
Втопчем в кровавую грязь!

Гудок перепонки рвёт.
Времени зов: «Даёшь!»
Скинем ярмо господ
Буржуев, купцов и святош.

Не дрогни в руке, ствол,
Время свободы приблизь.
Те, кто грязен и гол,
С нами за новую жизнь.

Расколотый старый мир
Взрывом одним взметнём!
Устроим в руинах пир
И песню труда споём.


*     *     *
Отрывок из поэмы «Трудовая Америка»

Трудится негр на плантации южной,
Рабочий в Детройте детали вытачивает.
Труд их такой тяжёлый и нудный,
Но такой малооплачиваемый.

Смит за обедом давится хлебом,
Купленным на грошовое жалованье.
А кто-то под жарким флоридским небом
Жир сгоняет плаванием.

Разносчики пиццы и трубочисты,
Трудяги с заводов Эдисоновых,
Прачки, шахтёры, монтёры, таксисты
Живут при законах драконовых.

Грузный буржуй их трудовые
Зажмёт, ничтоже сумняшеся.
Скинуть ярмо, натёршее выю,
Мечтает американский трудящийся.


*     *     *
Рассказ крестьянки Нюры

Светит в жизни мне любимый Сталин,
Чей портрет висит между окон.
Вот из бани муж идёт, распарен,
Будет пить вонючий самогон.

Несознателен мой муж и беспартиен,
Обожравшись, обблюёт крыльцо.
Я скажу портрету: «Муж противен!»
Улыбнётся Сталина лицо.

Вождь (его глаза добром сияют)
Скажет: «Обратись в НКВД.
Там его, паскуду, расстреляют,
Будешь жить свободная в труде».

И портрет, ложась на печку даже,
Я возьму, муж только захрапит.
Кто ещё из женщин наших скажет,
Что со Сталиным ночами спит.


*     *     *
Рассказ пионера Пети Иванова
о походе в Мавзолей

Гордо я с профилем лаковый
Несу пионерский значок.
Мне улыбаются ласково
Девушки и старичок.

С Лениным наша встречается
Вновь в Мавзолее семья.
Ленину жизнь посвящается,
Маленькая, но моя.

С папой мы вместе поклялися
На саркофаге его,
Если б буржуям попалися –
Не выдали бы ничего.

И вот ещё самое главное:
Буду учиться на пять,
В школе ловить саботажников,
Чтоб коммунистом стать.


*     *     *
Песня о Сталине

(Торжественно. Нарастая)

Нет любимее слова, чем «Сталин»!
Все о Сталине песни поют:
И француз, и эвенк, и татарин,
И араб, и удмурт, и якут,

Швед и немногословный голландец,
Молдаванин и брат-белорус,
Финн и музыкальный шотландец,
И румын, и поляк, и индус,

Негр ленивый и грязный индеец,
И ногаец – любимец степей,
Грек и жадный хохол, и кореец,
И армянин,
И даже еврей!


*     *     *
Ленин!

Ленин! – это имя не забыто!
Ленин после смерти всех живей!
Ленин! – это конницы копыта,
Бьющие по мостовым камней!

Ленин! Как победный залп орудий,
Этот зов материков и стран!
Ленин был, он есть и вечно будет!
Ленин! – это молот и наган!

Ленин! – это революций пламя!
Ленин! – это музыка в словах!
Ленин! – это яростное знамя,
Рвущееся в наших головах!


*     *     *
Песня о Гайавате

Раз в индейскую деревню,
Где голодные индейцы
Жизнь проводят в рыболовстве
И охоте бестолковой.
В ту деревню, говорю я,
Книжка мудрая попала.
Написал её В. Ленин –
Неизвестный бледнолицый.
В ней писал он про рабочих,
Что живётся им хреново,
И ещё клеймил буржуев
Нехорошими словами,
Также империалистов
С олигархиеей вкупе
И меньшевиков-эсеров,
И каких-то либерданов,
Соглашателей и бундов
Он по матери чехвостил.
Узколобые индейцы
Книжке этой удивлялись,
Ничего не понимая
В классовых антагонизмах.
И хотели эту книжку
Изорвать на самокрутки.
Тут вмешался Гайавата,
Вождь известный и солидный.
И сказал он им: «Индейцы!
Вы совсем погрязли в хамстве
И во тьме непросвещенья!
Книжка эта – лучик света
В нашем грязном рабском царстве!»
И ещё сказал он: «Понял
Я причину наших бедствий.
Вот возьму я в руки палку
Или мощную дубину
И пойду крошить буржуев,
Злобных империалистов!
А меньшевикам поганым
Лично яйца посшибаю!
Ну а Каутскому-суке
Пооткусываю пальцы,
Чтоб писать не смог, поганец,
Ренегат и соглашатель!
И нахальных либерданов
Вялить с рыбою повешу,
Крюк вонзивши им под рёбра!
А на левых на эсеров
Я медвежии капканы
На лесной тропе поставлю,
Чтоб вредить Советской власти
Не могли они навечно!
И тогда у нас не жизня
Будет, а совсем малина».
Так великий Гайавата
Спич свой революционный
Кончил под аплодисменты.
И пошла молва в вигвамах
О бесстрашном Гайавате
И словах его сурьёзных.
И везде теперь индейцы
На ура вождя встречали,
Огненной водой поили
И кормили на халяву.
Умудрённый Гайавата
Просвещал за это тёмных
И неграмотных придурков.
Им рассказывал про классы
И про базис и надстройку,
Гегемон и диктатуру,
Объяснял необходимость
Воружённого восстанья.
Смело нёс культуру в массы –
Свет марксистского ученья,
На борьбу приподнимая
Угнетённых краснокожих.
В общем делал всё, как надо,
Как когда-то завещал нам
Гениальный В. И. Ленин
В историческом докладе
О задачах комсомола.


*     *     *
Поднимем красное знамя
В мозолистом кулаке!
Партия вечно с нами
С Уставом, зажатым в руке!

Нам путь освещают заводы
И фабрик красный маяк!
Великого солнца свободы
Несём мы алеющий стяг!

Наши глаза пылают
Революцьонным огнём!
Буржуи пускай загнивают
В старом дворце своём!

Покажем мы им, кровопийцам,
Что лозунги наши сильней!
И коммунизм народится
На стыке великих идей!

Мы в нашем порыве едины,
Как сотни натянутых струн!
Подставим же мощные спины
Под постаменты трибун!


*     *     *
Дружба великая и трогательная

Писали Маркс и Энгельс «Капитал». Маркс строчит, а Энгельс ему кушать готовит. Поест Маркс и снова пером чирикает. А Энгельс опять в кухне вертится.
Бывалоча, зазвенит в прихожей звонок, бежит Энгельс открывать.
– А кто бы это мог быть, Фридрихушка? – кричит любопытный Маркс.
А это рабочий с Энгельсовских заводов пришёл требовать прибавки к зарплате.
– А гони ты его в шею! – досадует Маркс.
– И то верно, – отвечает ему Энгельс.
Стоит за дверью рабочий, чешет накостылянную шею и думает: « Ребята нужное дело делают, для нас же, для угнетённых стараются, а я тут со своей прибавкой лезу». Подумает так и уйдёт. И никто больше Марксу с Энгельсом не мешает.
Вот поэтому такая умная книжка и получилась.


*     *     *
Ленин в эмиграции

Когда Ленин жил в Швейцарии, приходилось ему много работать и политически бороться.
Встаёт он с ранья, начинает одеваться, а сонная Крупская его-то и спрашивает:
– Куда ты, Вова, в такую рань?
– Да меня, Надюша, ребята в пивной ждут, надо идти политически бороться и работать.
Приходит Лени в пивную, а там уже собрались и ждут его соратники-большевики и политические оппоненты, разные там анархисты, меньшевики и прочие эсеры. Возьмёт Ленин пива и сосисок и начинает политически бороться до самого вечера. Когда словами, когда и на рукх – кто кого положит. Иногда даже до драки дело доходило.
После драки из полиции выпускали только через пятнадцать суток.
Так вот и ковалась железная ленинская теория в труде и опасностях.


*     *     *
Кое-что о перегибах

Сталин любил бить Берию в живот.. Злился Берия, но Сталина ударить боялся, поэтому уходил к себе и бил в живот своих заместителей. Те шибко злились, вызывали своих подчинённых генералов и били в живот их. (Некоторым даже по яйцам попадало). А те, в свою очередь, отыгрывались на своих подчинённых, а те – на своих. Так как у самых младших следователей и надзирателей подчинённых не было, они отрывались на арестованных.
Поэтому репрессии и были такими жестокими.


*     *     *
Маленький герой

Когда Чапай был маленький, он очень любил срубать шашкой подсолнухи (а также огурцы, помидоры и яблоки) у богатого соседа. Однажды богатый сосед не выдержал, зарядил солью ружьё и подстерёг Чапая.
Маленький герой, убегая от преследователя, сиганул в речку и поплыл. Но сосед нацелился, выстрелил и таки попал, куда хотел, гад белогвардейский.
Когда Чапай вырос, он зарубил соседа.


*     *     *
Ленин в детстве

Однажды маленький Ленин, учившийся во втором классе средней школы города Ульяновска, пришёл в школьный буфет и увидел там такую картину: некий первоклашка, очевидно сынок богатых родителей, покупал пирожки с мясом и раздавал их голодным соученикам, явно похваляясь своим богатством и глумясь над их бедностью. Ленин, не стерпев такого унижения трудящихся, подошёл к буржую и спросил:
– Ты что же, паразит, тут творишь?
– Я занимаюсь благотворительностью, – ответил богатей.
–Благотворительность– не пролетарское понятие, сказал Ленин, дал капиталисту по затылку и отобрал деньги, а пирожки съел сам.
Вот так уже в детстве Ленин боролся с отрыжками старого мира.


*     *     *
Кремлёвский мечтатель

Однажды известный английский фантаст Г.Уэллс приехал из богатой чопорной Англии в обескровленную разрухой и войной молодую Советскую республику. Походив по голодной и холодной Москве, вдоволь наголодавшись и намёрзшись, писатель зашёл погреться в Кремль к Ленину. Разморившись в тепле кабинета Владимира Ильича, набравшийся русских привычек Уэллс размечтался:
– А хорошо бы сейчас самогону для сугреву хватить, а, Владимир Ильич?
– Нет п’облем, батенька, – сказал Ленин и вызвал наркома продовольствия Цурюпу.
Цурюпа, круглолицый и розовощёкий, печатая шаг, вошёл в кабинет вождя, чётко отдал честь и вытянулся в струнку, ожидая приказаний.
– Тогда уж и селёдочки на закуску, – удивляясь отсутствию проблем в предыдущем вопросе, попросил английский мечтатель.
– И это сделаем, мой б’ильянтовый, – хитро, по-ленински, улыбнулся Ленин и что-то быстро зашептал Цурюпе на ухо. Цурюпа снова отдал честь и вышел.
Через пять минут на столе были готовы и выпивка, и закуска: алмазно сияла бутыль с чистейшей смирновской водкой (почувствуйте разницу!), в серебряном судке антрацитово поблёскивала паюсная икра, сочился слезою ноздреватый свежайший сыр, желтело хризантемно сливочное масло, румянился филипповский хлеб, смеялись над стужей яблочки и тропические гости – бананы, ананас вызывающе топорщился в вазе, ну а вершиною всего лежала в селёдочнице разделанная рыба, да не какая-нибудь ржавая пайковая селёдка, а самая настоящая поросёночно-розовая осетрина.
– Ну вы живёте, Вольдемар! – одобрил Уэллс.
Ленин, довольно усмехаясь и потирая ручки, весело ответил англичанину:
– Для таких до’огих гостей ничего не жалко, золотой мой. П’иезжайте ко мне лет через десять, ещё не так угощу!
Выйдя из Кремля, сытый фантаст, оглядываясь на трупы умерших от голода и холода, ошеломлённо почесал затылок и подумал: «Да, этот большевик ещё будет жить лучше нас!»
Так потом у себя в Англии и сказал, да вот только на русский его слова неправильно перевели.