Зима в конце тысячелетия

Зима в конце тысятилетия.

Моя бывшая женщина в чужих объятиях
оргазмирует, мои, вспоминая прикосновения.
Пастор по радио говорит; люди братья,
женщины сёстры... но тем не менее...
В чёрном, как пустая глазница Новом Йорке
взорвалось сердце великого поета.
Зима. Нищим плохо. Хлебные корки
на помойках мерзлые. А в Азии где-то
чёрные евреи полны возмущения,
хотят, что бы кровь их признали красной.
Но там тепло. Зеленеют растения.
20 градусов Цельсия. И небо ясное.
А здесь, на просторах замёршей равнины,
белой от снега, от крови бурой,
решают проблемы свои властелины
живого медведя подпаленной шкуры.
Попы претендуют на место ГЛАВПУРа,
их морды румянцем дешёвым раскрашены,
а молодым майорам, при слове "культура"
хочется вставить рожок в автомат Калашникова 
Бравые полковники, вскормленные мясом душманов,
кожи карт татуируют синими стрелками,
а наш добрый фюрер вещает с экранов:
"В крови не утонем, пока ещё мелко".

Усталые руки бросают оружие.
Оно, зашипев, тихо падает в снег.
Смерть бывает незваная, - но не ненужная...
Середина зимы. Скоро кончится век.
Тают снежинки.
Тают дни.
И всё опять предстает в новом свете.
Убит январь. Скоро кончится жизнь.
а с нею второе тысячелетие.
           январь 1996.

****************

Платили солиды римляне даже при Аттиле
тем, кто писал стихи, писал картины. Штрих
к картине бытия. Когда бы не платили
то кто бы знал Аттилу, и всех их.

         январь 1997.