Грешить и каяться 1996

ГРЕШИТЬ   И   КАЯТЬСЯ
            

1996


Посвящается Игорю Шияну, 
без которого эта книга 
была бы длиннее



*     *     *
Или он

Троянские стены
И нощно и денно
Терзала броня
В отраженьях огня,
И полевой командир Агамемнон
С боевиками лез в брюхо коня.

Но время недлинно
И вышибет клином,
Проходит изгой
Там, где прахом герой.
Недоучившийся выскочка Шлиман
Вспять разрушал исторический слой.



ЗАПИСКИ ГРАММОФОНА


*     *     *
А. С. П.

В который раз сижу перед тетрадью,
Записывая бренные стихи,
На время оторвавшись от кровати,
Где помыслы и тихи, и лихи.
Спасибо, брат, что без благоговенья
Записки графомана пролистнёшь.
Они пусты, как ты, и только тень я
Того, кто в них увидит смысл и ложь.
Переквалификация возможна,
Перетарификация сложна,
Поэтому в телегу впрячь неможно
Козла и лань – какого же рожна
Мне утверждать тебе и, к сожаленью,
Себя же утверждать перед собой
В венке поэта, что в одно мгновенье
Пойдёт на корм животным дармовой.
Так, бишь, о чём я?.. Да, об оправданьях.
Нет оправданий, если не себе.
Из «Вэ» ты помнишь Чистякова Ваню?
Уродов помнишь из родного «Бэ»?
Так перед кем расшаркаться в поклоне?
Так перед кем мне шпорами звенеть?
……… пусть приносит водку ……,
А о стихах мне с ним – увольте, нет.
Хотя я уважаю …………
И даже с ним готов на долгий спор,
Но, брат, пускай играю я в пиита,
С ним я – прозаик. Это не в укор.
Давно я не писал таким размером
И в ритмике подростковых слюней –
С тех пор, как перестал мне быть примером
Тот самый – Крашенинников Андрей.
Но хочется побыть и пубертатом
С прыщавым подбородком на лице,
Как хочется подраться с старшим братом
За то, что мы такие же, как все.
Я лгу, и лгать я дальше продолжаю.
Мне хочется дать Хорину понять,
Что если «ты-меня-не-уважает»,
То значит нам и дальше выпивать.
Мне хочется Виталика послушать,
В неразберихе неразборчив он,
И нежно вдруг сказать ему на уши,
Что просьба всем освободить вагон.
Как Масленников Дмитрий ни серьёзен,
А что он? кто он? знает ли он сам?
И даже попадающий в курьёзы
Он время засекает по часам.
Когда на Воробьёвых дали клятву:
Меня – ногами, я – вперёд ногой, –
То с Герценом не встали в один ряд вы,
И с Огарёвым – кто-нибудь другой.
А я в ряду и рядом не валялся,
Валялся на некрашеной скамье,
И похмелялся тот, кто похвалялся,
И плакал Крашенинников Е.Е.
Я прочитал про Пушкина недавно,
Но Пушкин, если жил, то и давно.
Мы перед Богом все с похмелья равны,
А, впрочем, это тоже всё равно.
Я думаю заканчивать вступленье,
Что, по определенью, не стихи.
Да, на диван –  вот чудное мгновенье! –
Где помыслы и тихи, и лихи.



СТАВКА НА ZERO


*       *       *
Исход весны

Я верю только тем, кто плачет,
Кто понимает, что один,
Кто в мутном зеркале иначе
Расчёсывает воск седин.

Я верю тем, кто с детства грубы,
Кто замолкает вам в лицо,
И чьи обкусанные губы
Не размыкаются в кольцо.

Я верю тем, кто видит тени,
И гасит шум полутонов,
Перерывая нить сплетений
Палитры бело-чёрных снов.

Я верю тем, кто ждёт вопроса,
Кто проливал стакан с водой
И кто уходит по откосу,
Меня не звавши за собой.


*       *       *
А он не любит меня, не любит,
Он просто смотрит, он просто молчит.
Другие люди, чужие люди
Берут от квартиры моей ключи.

А он на стуле сидит, качаясь,
Спокойно смотрит, как я на других,
Как я с другими другими ночами
Взрываю утро, но вечер тих.

Он не уходит и не оставит,
Но оставляет меня со мной.
Это чужая игра без правил
Под этим небом, пробитым луной.


*       *       *
Ну что ж, иди, –
Она сказала –
Ей можно верить.

Вчера нашёл,
Сегодня мучил.
Пустое – свято.

На чьей груди
Замрут устало
Мои потери?

Здесь хорошо,
Там будет лучше.
Конец цитаты.


*       *       *
Ты одна, и ты будешь одна, и одна ты останешься,
Даже ночью, когда никого, когда звуки полны,
А за мной цепь следов по асфальту промокшему тянется,
И в следах отражаются ядовитые стрелы луны.

Где смеются над нами бездарные чёрные вечности,
Застывает слюда в безымянном уральском горбе.
Где тебе хорошо без меня, там мне плохо с тобой – это честное,
Это правда моя, с этой правдой остаться тебе.



*       *       *
Столько можно, сколько возможно,
Верить поверьям, слушать слова.
Опровергая истину ложью,
Правда воистину неправа.


*       *       *
Дрожащее детство, горящая зрелость,
Уставшая старость, остывшая смерть.
Запутанность дел этот путь не согрела,
Где качество жизни в количестве жертв.

А мозг поражён перебоями ритма,
Гром грома – и чистое снимут бельё,
И женщины неэстетичного вида
Обмоют стыдливое тело моё.


*       *       *
Великосветские салоны
Отринуты в слепой борьбе,
И я иду по бурелому
К тебе, Макаровна, к тебе.

Ломая девственные сучья,
Кричу пришедшее на ум
Я в пролетающие тучи:
«Ау, Макаровна, ау!».

И, выбираясь на поляну,
Ложусь в соцветья головой,
Простив прошедшее Толяну.
Я твой, Макаровна, я твой.


*       *       *
Радость моя, ты опять не задёрнула шторы,
Я, как всегда, у окна, я с биноклем в руках  полевым.
Бликов изгибы и формы теней, созерцанье которых
Вновь порождается чувством моим половым.

Радость моя, но назвать это может любой
Маленьким, скользким, противным словом любовь.


 *       *       *
Я ищу твоё имя в плохих стихах,
А фамилию – в партийном билете.
Тень твоя вызывает во взрослых страх,
А твоя фотография – в детях.

Но скольжу по земле я шагами,
Наступая на остриё,
В час, когда разрезаю губами
Деревянное имя твоё.



СВЯТАЯ ЕЛЕНА, МАЛЕНЬКИЙ ОСТРОВ


*       *       *
Вотще листать помятую траву –
Не вспомнить, как тебя сегодня звали.
Люблю ли я её? Да. Нет. Едва ли.
Зато я знаю, как меня зовут.


*       *       *
Я честный, искренний и милый,
Я предложил тебе загадку,
А ты её не разгадала
И от ответа ты ушла,

И психику мою сразила –
В эпилептическом припадке
Забился в дальний угол зала
И так не вышел из угла.


*       *       *
Я мерзкий, гадостный и гнусный,
Но слушал лекцию с вниманьем,
И мне усиленно мешала
Ты, веселюшечки творя...

Я ухмылялся неискусно,
Язык ворочая губами,
Чтобы не выглядеть нахалом,
Конспект листая втихаря.


*       *       *
Я человек обыкновенный.
Ты кто такая – я не знаю.
Сегодня встретившись с тобою,
Уже вчера бы я забыл.

Я откровенный в сокровенном,
А ты, мгновенно исчезая,
Всегда останешься такою,
Какой тебя я сотворил.


*       *       *
Я  чувствую холод руки,
                касаясь прохладного платья,
Предчувствуя тихий отказ,
                в словах, что нельзя перебить,
Считая глухие шаги
                пути от рожденья к расплате,
Тебе оставляя ответ,
                который возможно забыть.


*      *       *
Ты дышишь, наверное, очень тихо,
И ночью молчишь, раскрывая глаза.
Растаявший взгляд на ресницах, для них он
Таинственных слов хочет имя назвать.

И тени скользят по лицу, узнавая,
Где раньше на солнце блестели они.
И яд задрожавших вопросов впивая,
Рождается ночь, темноту сохранив.


*       *       *
Верить тебе –  всё равно, что поверить соблазну.
Помнить тебя – не войти в растворённую дверь.
Это пора поражений – замена любимых на разных.
Это уходит своё, растворившись в потоке недель.


*       *       *
Может быть, я играю, но знай, что  играю я честно.
Если слово сказал, это значит молчание – ложь.
Занимая своё, перекрестьем краплёное место,
Скроюсь я, если кто-то придёт или ты с ним уйдёшь.


Это значит, что он для меня – уравненье с нулями.
Это значит, что ты для меня – умноженье имён.
Остаётся дыханье лица в алебастровой раме
Предначертанных правил движенья орбиты времён.


*       *       *
Я люблю, когда всё 
              случается сразу,
Когда видишь глаза
              и целуешь в глаза,
Когда веришь в движенье
              и искренность фразы
И в того, кто забыл
              эту фразу сказать.

Если кто-то исчезнет
              и вернётся не скоро,
То откуда мне знать,
              он уходит куда.
Но, читая походку
              смущённостью взора,
Я прощу тех, кто слеп,
              и ту, что молода.

Осыпаются листья,
              просыпаются ночи.
Остывает земля,
              проступают следы.
День длиннее на рифму
              и в поступке короче,
Как срезается стебель
              в отраженьи воды.



КРУГИ


*       *      *
Когда не становится резче
Лицо, отражаясь в воде,

Слова нерифмованной речи
Становятся прозой беды,

Ладони сжимаются крепче,
Прозрев вдохновенье Суда,
 
Мгновенье – и близок мне встречный,
Сидящий в соседнем ряду.