Из цикла 03 со служебного входа

БЕЗ СЛОВ

Сергей устал. Усталость эта так тщательно пропитала свинцом каждую клетку
его тело, что сегодня на то, чтобы повернуться на бок он потратил почти два
часа. Эти бесконечные два часа ушли на то, чтобы собрать силы,
мобилизоваться, и заставить себя это сделать... Он не предполагал, что все
будет так. Так скверно. Полгода назад у него изменился голос, к охрипшему
голосу добавился кашель, а потом появились шишки на шее и под челюстью. Что
это лимфоузлы он узнал позже... Но это было на зоне, и кто поверит
тридцатилетнему зеку?
Онкодиспансер он помнил хорошо, это была не лагерная больничка, и
относились здесь к нему не как к зеку, который решил " лепить горбатого", а
как к обычному больному, то есть всем было на него наплевать... почти всем,
потому что была мед сестра Танечка. Она приходила на смену и заходила
поздороваться, именно с ним, хотя в палате было еще четверо. Уже сама
возможность просто поговорить что-то разбудило в душе Сергея. Она
рассказывала о том, что вот опять подорожал проезд на транспорте, а зарплата
та же, что прохудились сапоги, а впереди весна и слякоть, а он смотрел на
неё и испуганно ловил себя на мысли, что может влюбиться...
Однажды вечером, Танечка шепнула ему:
- Я в истории болезни прочитала... у тебя рак гортани, операцию завтра
предложат...
Сергей не испугался. "НЕ верь, НЕ бойся, Не проси" - этот закон он усвоил
давно, да и в этом заведении от ангин не лечат, он обо всем догадывался сам.
Вот только пришлось что-то в душе перешагнуть, и образ Танечки отодвинулся,
потускнел. Это было больно, но необходимо. Он готовился бороться. До Конца.
На следующее утро, на обходе, врач буднично сказал, что обследования
закончены, теперь необходима операция. После паузы доктор добавил - после
операции говорить не сможешь... Сергей хрипло ответил: " Да", и отвернулся к
стене с облупленной синей краской.
Операцию он не помнил совсем, дорога домой вспоминалась урывками, как
кадры в документальном кино. Запомнились глаза матери - мокрые и пустые,
словно со слезами скатилась на вылинявший передник и вся жизнь... Его
переложили с носилок на кровать какие-то незнакомые мужики и ушли. Сколько
времени прошло с тех пор? Неделя? Три? Месяц? Всё перепуталось, осталась
только боль и усталость. Говорить Сергей не мог, потому что теперь у него не
было гортани - её убрали вместе с опухолью. Нестерпимо хотелось материться.
Мысли бились в голове, ворочался бесполезный теперь язык, а из металлической
трубки - трахеостомы доносилось только шипение. Это было его металлическое
горло, через него он дышал.
В первые дни, когда боль становилась совсем нестерпимой, он писал матери
записку и та - путаясь и заикаясь от волнения, звонила на скорую помощь.
Приезжающие фельдшера делали укол из тех ампул, что лежали на комоде и
уезжали. И только те, кто приезжал впервые - заглядывали в выписку из истории
болезни, после чего становились еще мрачнее и торопились уехать.
Записки становились всё короче, по мере того, как становился всё тяжелее
карандаш... сегодня он впервые не смог поднять его совсем. Мать поняла без
слов и вот теперь у его кровати присел врач. Взгляд Сергея встретился с его
грустными и немного уставшими глазами...

***
Доктор мучительно перебирал фразы. Обязательно что-то надо было сказать.
Но что? Любое слово в этой ситуации прозвучит фальшиво, а парню нужны какие-
то настоящие слова, может быть даже больше, чем лекарства.
- Как - нибудь... надо держаться...
Сергей кажется попытался улыбнуться, но скорее всего это только боль.
Мать шепчет сзади:
- Там блокнот... может он хочет чего...
Но руки с многочисленными татуировками лежат поверх одеяла, и дотянуться до
карандаша невозможно, да и зачем?

***

Сергей закашлялся и равнодушно заметил, как капли желто-зеленой мокроты
вылетев из трубки, попали доктору на халат... но он все еще сидит и даже не
отстранился.
- Пацан еще... - подумал Сергей, но мысль прервалась уколом, и всё тело
затаилось, ожидая, что боль отступит. Хоть на полчаса, тогда он обязательно
додумает эту мысль, жаль что доктор уже уедет. Но боль еще не уходит, всё
тело состоит только из боли, больше нет ничего. Тела больше нет, но ещё есть
мысли. Весна. Капель. Жаль, что лета уже не будет...

***

Нахально постучал в окно воробей, повернул голову набок и постучал ещё...
Мать погладила Сергея по волосам, провела ладонью по лицу, закрывая глаза, и
перекрестилась...