Pro100 Пушкин. Воспоминания перед постом ГАИ

Если бы кто-нибудь спросил меня, каким поэтом был Пушкин, я бы, не задумываясь, ответил…  русским. «А какой русский, - цитирую я другого корифея отечественной словесности, - не любит быстрой езды». Пушкин же был настоящий лихач. Любил Александр Сергеевич прокатиться с ветерком так, чтобы пыль столбом да грязь во все стороны! Из-за своих гусарских замашек поэту приходилось иметь дело не столько с шефом жандармов – всемогущим Бенкендорфом, сколько с простыми инспекторами дорожно-патрульной службы. От неприятностей и штрафов в таких случаях его спасала литературная слава. Однако ж, надо заметить, что не все ещё милиционеры любят и знают у нас поэзию.

Зима 31-го застала нас с Пушкиным в первопрестольной. Меня уже не первый месяц держала здесь одна сердечная привязанность, Пушкин же лишь на пару недель приехал из Петербурга, утрясти свои родственные и денежные дела. Не было дня, чтобы не встречались мы у Нащокина в Гагаринском переулке, где остановился поэт, или в Английском клубе, славившемся своими обедами. И как-то раз после одного из таких  обедов решил Александр Сергеевич затащить меня к своим новым московским знакомым.

В тот холодный декабрьский день поэт пребывал в состоянии радостной лихорадки. Ещё за обедом Пушкин обмолвился об удачной сделке и даже продемонстрировал белый полиэтиленовый пакет, который, по его словам, был просто набит деньгами. Наслаждаясь произведённым эффектом, АС объяснил, что четыре тысячи рублей и полторы тысячи долларов, которые он только что получил, оказались в мелких купюрах, и в спешке он не нашел ничего лучше как сложить все деньги в обыкновенный пакет. Целый пакет денег – эта ситуация очень веселила его. И даже выведя с клубной стоянки арендованный жёлтый Renault, мой друг и за рулем не прерывал свои бурные эскапады. Поэта (а вместе с ним и машину) опасно заносило, но на все мои замечания АС только улыбался и отмахивался. За окном, маша голыми ветками, пробежал Тверской бульвар, мелькнули Никитские ворота...

Здесь надобно прерваться и оживить перед читателем картину тех дней. Тридцать первый год: тлеющая головешка Кавказской войны разгорается с новой силой. Очагом напряженности поначалу становится Северный Дагестан, именно там первый имам Чечни Гази-Мухаммед* начинает активные военные действия, которые быстро перемещаются на территорию самой Чечни. В эпицентре сражений оказывается аванпост русских на Северном Кавказе крепость Грозная. Очень скоро ввиду явного неравенства сил горцы начинают терпеть поражение. Чеченские лидеры через средства массовой информации грозят террористическими акциями в центральных губерниях Российской империи. Эти заявления, а также ряд поджогов, происшедших в Москве, заставляют московское градоначальство принять меры повышенной безопасности. На выездах из столицы и в центре города заметно увеличивается число милицейских патрулей и казачьих разъездов, проверке мог подвергнуться любой экипаж...

И вот мы летим на нашей “французской канарейке” вниз по Большой Никитской, под самые стены Кремля. Понятно, что верблюду было легче пройти сквозь игольное ушко, чем нам проскочить мимо патрульных.

Остановили нас на пересечении Никитской и Моховой, как я и опасался, за превышение скорости. Протягивая из окна корочку водительского удостоверения поэт бросил мне веселый взгляд, мол смотри, всё будет шоколадно. Но вопреки нашим ожиданиям магическое для всех русских слово “Пушкин” на стража порядка никакого впечатления не произвело – патрульный, здоровый рыжий парень с невыразительным крестьянским лицом и сержантскими лычками, хмуро заявил, что он должен произвести досмотр машины. Мы, конечно, высказали своё возмущение, но это, как мне показалось, только укрепило намерения сержанта.

Когда выяснилось, что багажник Renault девственно чист, бдительный страж остановил свое внимание на белом полиэтиленовом пакете в салоне авто, да-да, том самом, о котором я уже рассказал. В духе поэта было вот так небрежно бросить пакет с кучей денег на заднее сиденье. И можете теперь представить реакцию сержанта, когда он открыл этот пакет и увидел эту кучу. Из оцепенения его вывел лишь голос старшего: «Ну, что там, Ромахин?» - «Да тут целый пакет этих… в общем, доллары Североамериканских штатов и наших денег много!»

Немая сцена.

И в этот момент мой друг произносит, по истине, убийственную фразу: «Во-первых, господа, не так уж много, а во-вторых, не ваших, а моих».

Здесь бы и поставить точку, вот, казалось бы, кульминация и развязка - гений торжествует, не читающий книжек милиционер поставлен на место. Однако ваш покорный слуга взял на себя труд описывать реально произошедшие события, а не заниматься сочинением литературных сюжетов. И если вы думаете, что ироничный ответ поэта был по достоинству оценен, то вы слишком высокого мнения о продавцах полосатых палочек. Продержали нас еще минут двадцать, занимаясь… как бы это поточнее сказать, ну, если позволите, вымогательским разбирательством или же разбирательским вымогательством до тех пор, пока Александр Сергеевич не сунул им мелочь серебром и мы, наконец, благополучно отчалили.

Вечером того же дня в узком кругу друзей АС прочел нам эпиграмму, посвященную безымянному патрульному

С ментом, что с цензором, однако
Вступать опасно в перепалку –
Ведь как мужчина и вояка,
Он не умом силен, а палкой!
____________________________________________________

* долгое время наша отечественная историография считала Гази-Мухаммеда ставленником султанской Турции, однако обнаруженные в последние годы документы с уверенностью позволяют сказать, что Гази-Магомед или Гази-Мулла, как его ещё нередко называют, был агентом американских спецслужб