Письма матроса

1.

Катя, Катька, моя Катюша!
уговаривают: не жди!
Слышишь там, никого не слушай,
я прошу тебя: погоди.

Режет волны наш серый крейсер,
отражается в бездне вод.
И когда я вернусь из рейса -
даже дьявол не разберет.

Весть была мне - дня эдак два уж,
не уляжется в голове,
что сестра моя вышла замуж
и живет теперь с ним в Москве.

Я сижу здесь, как будто в клети,
глупой мыслью извел себя:
хорошо он сестренку встретил,
ну а если бы вдруг тебя?!

Катя, Катька, не плачь, девчонка,
как поется, пройдут дожди.
Я тебя расцелую звонко,
только ты, я прошу, дождись.

Отчего же невест однако
оставлять мне отец не велел?
Помни, Катя, ты - цепкий якорь,
мною брошенный на земле.

А подругам ты не завидуй,
на ребят чужих не смотри.
Я скрываю свою обиду:
всех - на два, а меня - на три.

Наш корабль похож на айсберг,
только серый он, как зола...
Ты дождись меня, постарайся,
ты же год уже прождала.

А за то, что так часто пишешь,
благодарен тебе весьма.
Только этого вот, ты слышишь,
не пошлю я тебе письма.

Потому что слезой запачкал,
слишком жалобно я пишу.
Да к тому же такая качка -
строчки вешаю, как лапшу!

Лучше я напишу про солнце
и какие здесь облака,
как видали разок японца,
правда, мельком, издалека.

Напишу я тебе про свадьбу,
напишу, что ты лучше всех.
А тогда письмецо послать бы
полагаю совсем не грех.

Не забыл я чуть было! Ах ты!
Ведь тебе скоро двадцать лет.
Я поздравлю. Пока ж - на вахту.
До свидания. Всем привет.

2.

Здравствуй, Катя! Привет тебе, милой!
Слава богу, я жив пока.
Только с новою свежей силой
одолела меня тоска.

Пролетели два года быстро,
незаметно, но нелегко.
Сколько раз на меня Каллисто
проливала свое молоко!

И сияние звезды вниз льют,
и легко здесь затосковать,
но давно я обвыкся с мыслью,
что три года мне тут пахать.

Помнишь проводы?! Сколько народу
уходило служить со мной!
Вот промчался их срок - два года,
и вернулись они домой.

Шлют мне письма пакет за пакетом
земляки, коим нет числа.
А их адрес - уже не в/ч там,
а названье родного села.

Пишет Генка: «Здорово, Саня!
Я вернулся, как надо, в срок.
Третьи сутки лежу на диване
и смотрю, как дурак, в потолок».

Или Юрка, ну тот, что на святках
приударить хотел за тобой:
«Как пойду я на танцплощадку,
лишь к утру возвращусь домой».

Наконец-то вот это от Вовки,
как водой ледяною обдал:
«В воскресение на остановке
я Катюшу твою повстречал...»

Получил я такое и чем бы
я не занялся с этих пор,
в голове у меня лишь дембиль,
дни считаю, как деньги вор.

И пропала моя беспечность,
словно канула в бездну вод.
Стал казаться мне с целую вечность
этот третий оставшийся год.

Оттого-то в душе все остыло
к видам моря, закатов и скал.
Оттого-то со свежею силой
одолела меня тоска...

Только что ж я?! Взгрустнулось и баста!
Что мне добрые вести от них?!
Ну, а многие ль могут похвастать,
что подруги дождались их?

Эх, сердечные, сладкие муки!
А ты знаешь, я счастлив, Кать,
тем, что после двухлетней разлуки
мне есть смысл тебе писать.

Прочь печали! Тоской не согреться.
За плечами второй уж год,
и от третьего некуда деться,
значит, он от меня не уйдет.

А теперь пару строк о деле.
Под конец тебе сладкую весть:
отличился на той я неделе...
В общем, отпуск в кармане есть!

И легло тяжким грузом на плечи,
так что мочи моей больше нет,
ожидание скорой встречи.
Ждите пятого. Всем привет!

     * * *