Креветки

Мысль показалась десять минут назад,
а материализовываться будет сейчас.

У меня вжелудке вдруг стало очень одиноко. Время на мониторе говорило, что печенье нужно оставить на завтра, сыр тоже. Я вспомнила, что в морозилке, где так холодно, что и открывать не хотелось, есть немного креветок. Слезла со стула, где так удобно были сплетены ноги, дабы не мешаться рукам и голове, и подошла к холодильнику. Открыла дверцу морозилки… Вууу…Х-х-холодно так! Креветки лежат на маленьком подносике из непонятного материала, закрыты клеенкой.
Они частично со снегом. Бледно красные панцыри скукожились от холода… или просто их так положили. Вот так, с тобой после смерти не будут считаться ни капли, могут ложить как захотят, придавливать кем захотят. Может быть вот эта креветка, что с правого края, у которой хвостик скрючен и заморожен в неестественной позиции, может она никогда, никому бы не позволила так нахально положить свое брюхо прямо ей на голову. (Кстати, вы можете отделить у креветки голову, шею и… хвост?) В любом случае, может быть она не хотела бы чувствовать брюхо этой толстой креветки на той части тела, что до хвоста. Может быть эта толстая креветка была главой семьи, что постоянно угнетала нашу креветку. А может быть и вовсе хуже. Поэтому я отомщу за нашу креветку и скушаю эту жирную первой. Хотя какая им двоим разница уже? Или они видят меня летая, а возможно и плавая, в креветковом раю?
Одиночество из желудка начало стучаться в голову, спугнув мысли о креветочном рае. Я разорвала клеенку и стала выковыривать пальцем креветки. Нашу креветку я отложила на краешек тарелки, а жирную выложила прямо в центр. Они напоминали мне беспомощные трупики собачек. Не стоит спрашивать о причинах таких моих ассоциаций. Я никогда не видела, вернее, не вглядывалась в трупы собак. Почему-то удовольствия мне этот процесс с детства не приносил. А вот сейчас спокойно смотрю на безжизненные тельца креветок. Интересно, если бы их заморозили при большей температуре... то есть, при меньшей, но большей… при температуре, что была бы еще меньше нуля, ниже… вот при этом условии, смогли бы они при разморозке плавать? Я бы набрала раковину воды, насыпала бы туда соли, бросила бы укропа… и было бы это все напоминанием их далекого дома.
Я высыпала всех креветок в дуршлаг и пустила на них воду. Кран, что я открутила на полную мощность, был с красной точечкой. Однако вода текла холодная. Вот этот  обман заставил меня задуматься и вспомнить теорию относительности Эйнштейна. Я в физике - полный «зироу», поэтому из теории я помнила только название, что впрочем уже давало какое-то представление о самой теории. Наверняка вода у берегов Антарктиды холоднее, чем та, что потекла из крана у меня на кухне. Если поместить руки в воду из Антарктиды, то потом будет очень приятно погреть их, и сменить синий цвет рук на красный в воде из под крана у меня на кухне.
Вода в ходе моих рассуждений о теории Эйнштейна успела нагреться. Да еще так, что от нее шел пар. Наверное, креветки кайфовали. А возможно они разрывались от боли. Хм, могут ли мертвые чувствовать боль? Мы все думаем, что не могут. А может быть они просто не могут сказать об этом. Может быть они заново умирают от боли, но нам это не видно, потому что все тело оцепенело у них.
Я засунула указательный и большой пальцы правой руки под кипяточную струю и пощупала креветок. Они были мягкие, как будто они ожили! Я даже обрадовалась и начала вспоминать о различных предметах, которые могли бы служить затычкой в раковине. Но потом решила, что я не Лазарь и воскрешать не могу. Мне просто захотелось развеселить «ожившие» трупики. Я начала трясти дуршлак, креветки начали прыгать. Хах, это было забавно! Я напевала себе под нос какую-то незамысловатую мелодию из кинофильма про смертные грехи и переход в Низший мир, дабы очиститься во Вселенской прачечной от этих грехов. Потом у меня возникла мысль, что креветкам это может не понравится. Знаете, когда едешь в автобусе и сидишь лицом в том направлении, куда и двигаешся, то при каких-то неисправностях в моторе автобуса, он начинает дергаться. Движение это происходит двусторонне – вперед-назад. Мне в таких случаях становится как-то неудобно, странное движение, не находите? Те, кто сидят сбоку, качаются вправо-влево. Да…, причем тут креветки? А при том, что я их кидала так, что они переменивались друг с другом телами. Более того, у них не было постоянной креветки, с которой они могли бы перешлепываться. Каждый раз, как я встряхивала, креветки попадали на новые места и на новые тела креветок.  Они прыгали как сумасшедшие, выпучив и без того выпученные глаза. Усики от креветок отпадали и просачивались сквозь отверстия дуршлака. Такие красные черточки на серо-стальной раковине. И потом их смывало в дырку. Креветки теряли и кусочки панцырей, которые тоже смывало в дырку.
Насладившись омовением креветок, я вывалила их в глубокую тарелку. Она была ярко-желтая. Это была тарелка из моего набора. У моей сестры набор зеленого цвета. Так вот «ожившие» трупики креветок очень радостно смотрелись на желтом керамическом фоте тарелки. Единственное, что меня огорчало было то, что я не могла найти нашу креветку. Я поискала и выбрала трех наиболее похожих на ту креветок. Остальных, что побольше, и значит пожирнее, отложила на другой край тарелки. Начала я процесс удовлетворение моего одинокого желания с кучки тех креветок, что потолще. Одни лежали, выпучив глаза и моля о пощаде, другие отвернули свои выразительные очи в сторону, дабы исчезнуть как сущность не ведая об этом. Я взяла самую огромную креветку. Мне показалось, что это была та самая нахальная, что приставала к нашей креветке. Взяв ее двумя руками, я оторвала ей голову левой рукой. Сказать вернее, я оторвала половину креветки. Ну что ж поделать, такие они «головастые».
Из шеи.. шеи?… оттуда вытекла странная зеленоватая, похожая на гной или сопли, масса. Это меня не спугнуло нисколечки, так как я выдавила всё это непристойство и принялась отковыривать тельце. Скарлупа была нежная. Из под нее вытекал сок. Он был соленый. Я чувствовала это руками, потому что малейшие ранки на пальцах начали щипать, затем чесаться, не прекращая одновременно щипать. Тельце отковыривалось нелегко. Из под бледно-красно-желтоватого панцыря начало появляться красно-белое мясо. «Ммм» – подумала я, облизнув губы языком. Одиночество в желудке начало стучать в голову все смелее и ощутимее. Мне пришлось облизнуть соленый палец, чтобы успокоить таким грубым обманом свой желудок. «Ух как солено!» Панцыри снимались частями, иногда пластинками, в другой раз кружками. Часто приходилось браться за открытое мясо и выдергивать его из панцыря на хвастике. Только делать это нужно было очень осторожно, если не сказать профессионально. Я поняла, что лучше я потеряю лишнюю секунду, чем потом, если оно все оторвется, буду отковыривать скарлупу с хвостика или высасывать оттуда оставшееся мясо. А высасывать, надо сказать, очень опасно! Ведь можно так и саму скарлупу всосать. А если эта скарлупа попадет в горло, то возможны очень тяжкие последствия. Мне не хотелось тяжких последствий, мне хотелось креветок.
Так незаметно я начистила столько же панцырей по объему, сколько у меня было креветок. В перемешку со скорлупой там были головы креветок. Глаза все так же выпучины. Но что я могла уже сделать? Не прилепить же остатки панцыря к головам! Да и мясо я уже скушала, оно ушло безвозвратно. Оно будет трансформировано (вспомните закон сохранения массы вещества), но никто не сможет назвать будущий продукт мясом креветки.
Я покрутила пальцем в тарелке, пытаясь найти спрятовшуюсь креветку, но увы, я скушала всех. Я помыла руки и губы, которые вкусно щипали и чесались, взяла тарелку с остатками «оживших» когда-то трупиков, выгребла все содержимое в ведро, и помыла тарелку...

Всё.