Le suicide

В угаре конфликта
на почве ревности,
беспочвенных обвинений
за дверь выставила.
Это, как если бы
в путь последний
меня проводила.

Удалюсь в келейку,
задёрну на образах занавесочку,
голову в петельку
               вдену,
уроню на пол деревянную табуреточку…
Плачь, моя милая, плачь,
я не воскресну.

Или же курочек железный взведу,
дуло к височку приставлю.
Нажать не успею, грешный, преставлюсь.
С настежь открытыми в вечность глазами
впереди смерти
до того света дойду
под дулом своего пистолета.

Ещё средство знаю,
как выход, окно –
просвет в стене для света и воздуха.
Далёко ходить не надо,
шагнул и… Живу над землёю так высоко,
разбиться многоэтажности за глаза хватит.
С подоконника:
карниз за карнизиком,
балкон за балкончиком,
уступ за уступчиком,
уступка за уступочкой -
по лестнице в преисподнюю,
шагу ступить не могу без мысли
о совершаемом ради тебя, любимая, подвиге.

А чтобы во внутрь
      себя заглянуть –
любовью очароваться,
встану на правильный донельзя путь
священного ветра – российского камикадзе.
Кто-то себе ковыряет в носу,
кто-то в зубах зубочисткой,
а я со смертью ноздря в ноздрю
зачистить себя от любви хочу
при помощи острого скальпеля.
С меня станется.

Зимою, конечно, вся стать – в полынью.
С тяжёлым сердцем в груди я
без камня на шее пойду ко дну.
А нет полыньи, и ванна сгодится.
Уже наливаю. Стакан за стаканчиком,
ковшик за ковшичком
выпью и ванну.
Закушу слезой солёненькой.
Клянусь –
до сердца твоего достучусь!
Если не достукаюсь до преисподней.