Ольге Родионовой

Ольга, Верочка, Анабель Ли,
имя белое, платье с крахмальцем.
Слово за слово, строчка в пыли,
но потрешь намусоленным пальцем
и блестит и буравится вглубь
толстолобого грубого сердца
детский образ, иконка в углу,
легкий шаг… Не успел оглядеться –
словно занавесь пала с окна,
вместо хмари и вьюги февральской:
ветка яблони, солнце, сосна
точит слезы в траву, и Савраской
поспешает по грудь в синеве
рыжевато-горячее детство.
Я не знал, не гадал, я не ве…,
что доселе живет по соседству
эта блажь: теплота, тишина;
эти запахи: мох, медуница.
И глазеет, страшна и смешна,
колченогая черная птица
на цветы, на поляну и сад.
Не хрипит "nevermore", не пророчит.
Клюв разинула – вот чудеса:
не пугает (не может, не хочет?).
Птица вещая, ворон глухой,
ты же знаешь, душа моя, знаешь
что с тобою, корягой сухой,
только дров по весне наломаешь!
Но блаженно прищурила глаз –
жизнь вернулась, нахлынула снова.
Словно даром, сегодня, сейчас
все дано… и не надо иного.