Мы дети улицы и нам на все плевать

Мы дети улицы и нам на все плевать,
Не от хорошей жизни стал я воровать.
  Папаша сел, а мамка померла,
  И в восемь лет один остался  я.
Кто не сидел - меня тот не поймет,
Детдом даст зоне сто очков вперед
  На воле жизнь для нас тоже не мед,
  Но пацанам она хотя бы шанс дает.
С двух детдомов я убегал в пургу,
И час придет - и с этого сбегу.
  Ну а пока приходится терпеть,
  Удары по зубам, ремень и даже плеть.
Меня к себе уже директор вызывал,
Сказал, еще никто отсюда не сбегал.
  А чтоб запомнил я с ним этот разговор,
  В чулан запер на двое суток и ушел.
В чулане этом можно было лишь стоять,
Да еще крысы суки не давали спать.
   Гноиться раны стали на ноге,
   И жрать охота, просто спасу нет.
Тут  пацанам еще туда, сюда,
А вот девчонкам полная труба.
   Директор трахать вызывал их в кабинет,
   И в десять лет они все делали миньет.
И только Варька  не дала одна ему,
И он в дурдом ее отправил как в тюрьму.
  Когда ж мне стукнуло шестнадцать лет,
  Пришлось начальнику за все держать ответ.
Когда пришел я - начал он рыдать,
Просить прощенья, лез мне руки целовать.
  А я вдруг вспомнил как снимали из петли
  Серегу Быкова, врачи не помогли.
Ему двенадцать было лет всего,
И он еще не сделал ничего.
   А Варьку, помнишь ли ты, пидораст,
   Она сейчас пошла бы в восьмой класс.
За них, за всех замученных детей,
Ему вспорол я пузо без затей,
   И еле дотащил такого   кабана
   В чулан, где крысы его хавали  два дня.
Подружку Варьку я уж больше не встречал,
А за директора червонец схлопотал.
  Скажи по совести - ну разве я не прав?
  Руки бродяги его кровью замарав.
Ведь сколько душ он юных загубил,
Трое покончили с собой, а он все жил.
  Ну а у бога видно много дел,
  За этой сукой как-то не досмотрел.