Отрицание непорочного покоя

И крик известен тем, что тянется к ребенку,
А он его, как зверь, вздымает в высоту.
Там в высоте летит, раскидывая звезды,
Закончив свой полет на маминой груди.
Он прерывает сон, настолько осторожный,
Насколько прошептать захочется: «Люблю!»,
Но тон его в сто раз становится сильнее,
Сильнее дивных снов, сильнее дивных лун.
Невнятные углы, подобно черной кошке,
Сотрутся в темноту – потом ищи-свищи,
А чьи-нибудь шаги, нащупывая плинтус,
Уткнутся носом ввысь – в раскрытую звезду.
Но крик неудержим и тянется к ребенку,
К его немой душе, мимической пока,
И позолотой ночь развесит погремушки,
Чтоб притаился крик и превратился в смех.
И словно Млечный путь, засветятся игрушки,
Воспринимая крик, как зов к ночной игре:
Железный паровоз взойдет на монорельсы,
Пластмассовый витраж убранство породит,
Откроются глаза у куклы так внезапно,
Что, прочертив дугу, в дрожь вовлекут шары,
И поцелует Пьер тряпичную Мальвину,
И кубики в кольцо замкнут притихший плач.