Двенадцать обращений

Январь

Поля – купавным покрывалом, –
Обахромив себя тропой,
Деревней, речкой и вокзалом,
Обогатились – не впервой.

Поодаль прошлогодний выруб
В сугроб зарылся. А мужик
Еще с утра – ха! – для блезиру
Напялил праздничный башлык.

Лепилось утро снежной бабой.
Разголосились бубенцы;
В такт им с ухватистой отвагой
Неслись на чунках сорванцы.

Намедни, вытравив метели,
Щетинистым фестоном крыш
Деревня в матовом похмелье,
Взъерошившись, вживалась в тишь.

С беззубых стрех свисало вымя.
Вдали был слышен скрип сорок.
И красота – неоспорима
Меандром вьющихся дорог.


Февраль

Затеплилось. Птицы из вырая
Летят в обретенье. Кругом
Земля еще голая, стылая
Расхлюпалась под сапогом.

Коснящие палом проталины
Оглазили сотни лощин.
Весь мир предо мной, как ошпаренный,
Висит в серебре паутин.

Так вжата строка подвесенняя
В тоску мной накопленных зим.
Я счастлив – ведь доля везения
Мне выпала быть часовым!


Март

Проталиною вскрыт обгнивший старый выруб.
Вокруг сирень стыдом, что летом вместо штор.
Со всех сторон грачи – да так, как будто сыгран
Клокочущий сюжет зиме наперекор.
И слышен говор баб – кариатид хозяйства:
«Герасим преуспел! Да будет нам весна!»
Срывается капель с вымь зимнего утайства –
Часть знака в прах. Уйти, не достигая дна,
Уйти туда, где пар туманной поволокой
Согрет. Разбужен шлях базарностью телег.
А где-то за холмом без времени, без срока
Чернеет голубец в дыму весенних нег.
Струится горицвет – беру в ладони детство,
Иду змею ласкать, журчащую в кустах, –
И в этот самый миг, в миг взрослого кокетства,
С ума бы не сойти от благовеста птах.


Апрель

Бред весны в набухшей почке
Вызревал и целовал
Чернь грачей на хвойной строчке,
Бель повойника у скал,
Зель, поддернутую зыбью,
Охру слякотных дорог
И, колеблемые выпью,
Студни сабельных осок.

Расцветало. Билась в ставни
Паветвь девичьих берез.
Терпко пахло пивом травным,
Одурманяще – навоз.
Расставлялись ульи. Птицы
Кувыркались у ручья.
И твои, твои ресницы
Целовал, как бредил, я.


Май

Подкрученный фитиль заката,
Держась на вздохе первых гроз,
Багрел медовым перекатом,
Перебираясь на утес.

Шагнул на каменистый клирос.
Объял раздутые глазки
И раскрошился, словно милость,
На хуторские ночники.

А утром, утром на Николу
Заря обрушилась дождем
И встала радугою голой
На жирный майский чернозем.


Июнь

Пахло плесенью в почтовой конторе,
Сургучом, с ночи сыростью, и,
Чуть взбродивший на утреннем споре
Подзатыльник сонливость бодрил.

И взошедшее солнце слепило.
Старичок, закружив нафырок,
Расчихал всю скудельную силу
На столетний, как сам он, пенек.

День вставал в унавоженность звуков.
Густо стлалась медяная рожь.
И по сельско зажаренной скуке
Плыл июнь под гусиный галдеж.


Июль

Тебя любить. Тропой идти,
Змеящей между злаков,
Где солнца прячущий фитиль –
Без символов и знаков.

Лес окунуть длиною миль
В закат чернильных далей,
И плыть, взбивая топом пыль,
К немой горизонтали.

А ночью в повороте звезд,
Объняв, смолчать, а утром
Втянуться в солнце во весь рост
И возвратиться в хутор.

Узреть Илью издалека.
Нырнуть в омет с увала.
И гнать галопом рысака
До самого причала.

Тебя лепить весь день. Отдать
В мякину биться сердце.
Повечеру тропой опять
В отвестье стога вдеться –

И целовать, и целовать
Твои в пыли ресницы.
Как я люблю – не передать!
И как рассвет творится!


Август

Мак собирают, заламывают соты,
Купают скот, скребут овины –
Так с понедельника и до субботы
Встречают Спас и осенины.

А вдоль дороги мелькает куколь
Лиловым цветом. И всем на зависть
За краснолесьем пышет купол,
Как налитая соком завязь.

Озимье сеют. Ярь колосится.
Листва с лозин скользит – как плачет.
До обморока пахнет медуница
И именинный стог в придачу.

А ближе к саду – запах розы,
Антоновки и липового цвета –
Не пересытиться бы этой дозой,
Твоею лаской и бабьим летом


Сентябрь

Листва сбивается на злато.
Сварливо тешится на птиц
Брадатый дождь, и нагловато
Дивится отрок на девиц.

Он этой осенью взыграет –
Уже тенетник на усах:
Он этим летом дверь сарая
Лопатой подпирал впотьмах.

А мы сегодня поцелуем
Зажжем рассвет в Апосов день.
Мы эту ночь еще смакуем
В духмяном стоге набекрень.

Пустынно. Лишь стрекало свечки
Солгунный вечер изумив,
Опляшет детские засечки,
Икнет, исчезнув словно миф.

И на заглохшей путь-дороге
Пугливый иней кисеей
Блеснет рассыпчато и строго
Под серебристою скобой.

А утром обрывается затея
Пусть медленнее, медленнее пусть,
И, гогоча, от тишины шалея,
За нами важно наблюдает гусь.


Октябрь

Низится солнце.
Закат с поволокой
................................стуж.
Клок орленного неба висит –
Взгляда к нему не найдешь.
Одиноко.
Мерзко от тучных лиловых ланит.

Дождь.
Еще терпко сбивается в патоку
Горка последних лощенных плодов.
Вечер уже так медлительно краток –
Гром! –
Так истяжно блажен и тягуче медов.

Но омрачнев от косых долготочий,
Ночь постучится к неспавшей тебе
Грудью рябиновых бус, что есть мочи,
Чтобы на утро сыграть на трубе;

Чтобы на утро выплясывать свадьбы.
Утро.
Роса – вмиг творима зарей, –
Льдинкой цепляясь – эх, льдинкой не стать бы –
Падает в ковш уж замужней слезой.


Ноябрь

Окутал поле осенний вечер.
Уперлись в землю поклоны ивы.
И леденящей ладонью встретил
Мороз осенний сухие жнивы.

Омалоснежил густую волоть
Зазимок ранний. Раздетый впояс
Торчал, желтея, шершавый желудь,
Кружком снег выев. Снегирья полость

Багрела, с белым смешав веселье,
А в хмурость неба курили трубы,
В разлом разнежив младо безделье;
И дым сплетался в косички грубо.

Изба-непряха зевнула дверью,
Запрятав в угол картонный образ,
И тихо скрылся осенней трелью
Ручья последний змеиный голос.

Со Флора – каплет, с Сергея – мерзнет.
И это ж надо – какие боги!
И загоняет, как чичер ерзлый,
Деревню вечер на диалоги.


Декабрь

Паутиной
Обневолились риги;
Бель взъерошилась,
Застыв до апреля:
Тронешь – нарушишь столько религий,
Дунешь – обхватишь пышностью хмеля.

Дверь раззявишь: а и;з лесу инок
Полыхнет пеленой серебрёной,
И под коник – потом под обмылок
Подовьется пушинкой влюбленной.

Это ж надо – какие чертоги!
Охраняют душистые сосны.
И похрустывают,
И дымятся дороги,
И вдыхается
Вечер морозный.