Дом

Великое время сносило размахом,
Люди бежали и пить не просили,
Люди дрожали и в спешке забыли
Кого и зачем в свои двери впустили.

Танки да палки вершили историю,
Строили заново новые трения,
Вили в ночи новизну, вакханалию,
Шили зерцало для новой анархии.

Дождь растопил вам остывшее сердце,
Уголь горит, вырывается пламя,
В небе метается в бешенстве знамя,
Сдачу на жизнь отдавали плакатами.

Партии - в памяти, в культуре - движения,
Жили истлевшими в книгах ошибками;
Веру питали, надежду бросали,
Мешали по жизни любовь и поминки.

В глазах - торжество немыслимой силы,
Власть и жестокость проникла до дна;
В сене свободы подложены вилы,
Падали дружно… Такая судьба.
 
Строили вместе свободное общество,
Мирное с виду, немое внутри;
Дело вели и считали за правое,
Слепо метались на светлом пути.

Голод и скука сожгли наши соки,
Дети безмолвных и гордых рабов,
Кто никогда не видел оков
И не желал воплощения снов.

Рушили общее до частных и мелких,
Сжалившись, кое-что вниз накидали,
Грезы всех медленно в такт покидали
В такт пробуждению, в такт новизне.

Руки тянулись, стонали и выли,
Жаждали дел, выбирать не умели;
В этом движении вместе слились,
Русским потоком, стремящимся ввысь.

Метафоры древнего бренного строя
Заполнят меха готовые к бою;
За что - представляли все смутно да гневно;
На шпиле Кремля возвышалась потребность.

Плюющие рты орали про правду,
Тупым идиотам почти недоступную,
Состроили крепость уму неприступную,
Закон возвестили и славно молились.

А кто-то лежал и плевал в потолок,
А кто-то тянуться за планкой не мог,
А кто-то забыл дочерей утешать,
А кто-то устал сыновей провожать…

А кто-то, решив позабыть про мирское,
Вдруг вспомнил, что бережно в снах хоронил,
И кто-то ушел и закрылся навеки
И там свою жизнь до добра остудил.

Таких было мало, их слушали часто,
Надеялись ангельский свет рассмотреть;
Да что! Суд людской не отдаст свою волость:
«Ты раньше нужон был…» - таков наш ответ.

А кто-то все верил в исход предприятия,
И ясность их глаз самых быстрых пугала,
И смерть поутру дорогих возвещала,
Да люди тряслись в приступах гнева.

Квадраты домов превратились в бойницы
Усталых, но верных терпенью бойцов,
Что как-то забыли про опыт отцов
Отстаивать землю и ждать урожая.

Мать провожала дитя на войну,
Из вагонов умерших творили составы,
Корили за зло судьбу да страну,
Кляли и корили веков целину.

И худший, карманный, обрюзгший хранитель
Пытался лечить эти страшные раны.
Тянулись безбрежные реки по храмам,
Вопрос задавали да Богом живились.

По улицам тащится пыльное марево
Новых открывшихся нам ожиданий;
Ценных до голости, голых до ценности,
Сладких и тошных в душе созерцаний.

Кто-то уходит до боли знакомый
В ночь, где давно не летят херувимы;
Скорая мчит между темных подъездов,
Улиц, домов и темных проездов.

Каждый оскалился в душащем гневе,
Рвется наружу, снаружи немея;
Ножечком режем чужие тела,
Смертью венчаем чужие дела.

Любовь опрокинулась нелепо на скатерть,
Грязную, пыльную, от выпивки липкую,
Ноги поджала и глупо катается,
Стала похожа на злую и дикую.

Правда меняет с сезоном свой цвет,
Красный, коричневый, белый, трехцветный;
Пишет по сто раз неясный завет,
Блеет о подписях, ищет поддержки.

Время одно лишь не смеет вмешаться,
Ровно и тихо летит над главами,
Слезы не сушит, да любит глазами,
Вечно живет в наших днях и минутах.

Водка становится медленной кровью,
Бегущей по венам, истерзанным в драке;
Кто и за что - выяснять уже поздно,
«Сам за себя» - лозунг мертвой собаки.

Поезд несется от станции к станции,
Возит людей, ищущих дома,
Крики в ночи, беззвучные стоны,
Ставим другим и себе мы заслоны.

Дверцу сломили в стенах мавзолея,
Вынесли все, что там тихо лежало:
Жить и дышать это тело мешало,
Теперь все путем, теперь хорошо.

Старик на скамейке зимой... и так холодно...
Оставили жить, подарили свободу;
Кормилицу вечно озябшей долины,
Иллюзии, с вами ему как-то голодно.

Хождение муками по мертвым каскадам
Абортов и жалких людских начинаний;
Где хлеб в магазине, где воздух на воле,
Сдавило, толкнуло под поезд Оно...

Одетый прилично, решающий смертью
Покончить остывшее пламя в метро,
Слеза на щеке и никто не поможет,
Всем все равно, осталось одно...

Не выехал к станции душащий поезд ,
Трудяги завыли и дружно взревели,
Останки в то время с путей собирали,
Помыть все тут надо... А вы что хотели?

Девчонок лишают последней надежды
Спокойно и светло на мир посмотреть;
И мать не узнает иль позже увидит
Как дочь без семьи не смогла расцвести.

А скорая мчится по новым местам,
И нет ей покоя ни днем и ни ночью,
И чем на сегодня смогу ей помочь я...
Ничем... Я один из вас, я - в темноте...

Люди, жившие в этом столетии,
Строили вам, сопляки, колыбели,
Стали как строй в переходах и просят,
Мы им в глаза заглянуть не хотели...

Стыдно и страшно, и больно, и жутко,
Клянчить у тех, перед кем не в долгу;
Что за страна, где свободно живу,
Так же свободно как жил и помру...

Кладбище вечнозеленых известий,
Сказки с началом, но без конца;
Пошлые шутки, попсовые песни,
Рай для незрячих и глупых котят.

В комнату прошлого дверца открыта,
Будущий свет чуть землею присыпан;
Уроки учителю школой грозят,
Отрядом немалым отпетых ребят.

Бандиты в фаворе народных сказаний,
Молодчики, братцы, холеные, сильные;
Любимцы тусовок отпетых певцов,
Пророков семейных, простых подлецов.

А право и лево уже как-то вместе:
Бесправная тварь и левое дело,
Живут обвивая гражданское тело,
То что в росе, обгоревшее, тлело.

Семейный совет возглавляет Отчизну,
Глава - патриот, аполитичен;
Играет на нервах, герой - "пофигист",
Стал демократ, был коммунист.

Друзья поменялись иль не было вовсе,
Осталось вас мало, зависть сожгла,
А помню как раньше... Да что теперь память...
Фотка и запись - отрада одна.

В прошлое стерты - ничто не забыто,
Никто не забыт и никем не забыто;
Веревками памятник к помоям тащили...
Подвыпили после... как освятили...

Теле- да радио-тактика боя
Ракетных ударов по нашим мозгам;
Воронки из вкусов и нравов зияют,
Стекает дерьмо по завявшим ушам...

Любимый артист поклоняется Родине,
Прекрасный поэт спит с двумя иль тремя;
Спортсмены как все, простые как люди,
Играют в Майами, Россию любя...

Прозревшее око шоу-пророков,
Любивших тусовки и пьяненьких дам,
Скопление разных прекрасных пороков,
Страданье внутри по уставшим глазам.

Критиков крест на холме, где был храм;
Обрюзгший на даче гос. херувим,
Штамп проставляющий по служащим лицам,
Видит, питает, но сам невредим...

Пир и чума, холостые друзья,
Женятся ночью на новых карманах;
Вам не достать беглеца никогда -
Кто-то в Москве, а кто на Канарах.

Пышащий цветом московский бомонд,
Жаждущих мести полуденных тварей,
Рядом, поодаль живут сторожа,
Мы, просто люди, худые стада...

Скорая едет на окраины города,
Утро уж скоро, последние звезды;
Успеет ли выдержать темп быстроты,
Сумеет ли выкрасть у времени жизни?

А Родины нет здесь... Она не такая...
Она молода, так чиста и прекрасна;
Она любит русских так сильно и страстно,
Такими как были зимой рождены.

И храмов столица стоит по окраинам,
Ждет сыновей, зовет дочерей,
Стелит ковер до светлицы дверей,
Счастье не спит, здесь дышать веселей!

Смешно как бежим и совсем забываем,
Смотреть не под ноги, а в ясное небо,
В кулак страх сжимаем, за горло хватаем,
А крест златой рядом и где-то поют...

Жили дословно по правилам брани,
Сами себя только помыслом раним;
Кинем и клянчим - авось кто подаст
Бездонной катомке - вечный балласт.   

А где-то вдали... на речных островах
Звенит и гудит вечерняя песня,
Деревня затихла и набожно спит,
Зарницу хоронит и сон сторожит.