Скрипка и скрипач

Скрипку взял в руки, глаза возвёл к Богу.
Скрипка его обняла за шею.
Шельма,
она к нему прильнула
за оргией испытывать оргию.
Стерва прикольная,
она для него икона чудотворная.

Уткнул обескровленное лицо
                в её бедро,
смычком возбуждённое
(ухо – раструб),
припав к ней, слушает
                аллилуйю
сжигающей страсти.

А из оркестровой помойной ямы
бомжик-оркестрик
снова и снова
вклинивает между ними ноту,
подобранную в партитурном хламе.
И строгий, как пост перед праздником Пасхи,
дирижёр с хвостом, маленькой палочкой
что-то там указующий пастве,
хочет проткнуть и обрушить
невидимое препятствие.
Хочет взлететь нотой в стае нот
и, хлопая крыльями, сесть с ними на сердце…
Я вижу, мольбам внимая, Господь
его осеняет крестным знамением.

А скрипка поёт – голодная самка,
взахлёб обещая хрустальные замки
и райские кущи
за нею идущим,
желая отдаться,
                сгинуть,
                исчезнуть
в омуте страсти.
На почве ревности –
тщетно! –
старый скрипач пережимает шею
тонкую деки.

Скрипка поёт: смеётся, рыдает
сквозь пальцы на горле.
Изнемогая от сопричастности,
зал предпочёл бы с летальным исходом
                кончить…

Не скрою,
не скоро
теперь их увижу –
за все свои прегрешения
в небо без лестниц
карабкаются души
за скрипкой идущих
вымолить у Бога прощение.