Всё сразу

Погода в Литве.



Утро, пасмурной прохладой,
Освежает наши лица.
Туч, защитная преграда,
Пеленой дождя искрится.

Ветерок в ветвях гуляет,
Шелестит листвой  послушной,
На озёрах набирает силу,
Штиль нарушив скучный.

И срывает покрывало,
Скрывшее от солнца лес.
Как бриллианты засверкали
Слёзы, павшие с небес.


Вслед за утром день проснулся,
Синь, небесных глаз, открыв,
И в озёра окунулся,
Серость светом озарив.

Мрак бежал в глубины леса.
Схоронясь в тени ветвей.
Плотная стволов завеса
Прячет тайны от людей.

Щебетанья птиц неслышно.
Лишь дыханье исполина
Зеленью качает пышной.
В шуме звуки все едины.


Затишье.

Ветер стих, замер лес как в картине.
Непривычно прямы стебли трав.
Ель стройна в своей тихой кручине,
От поклонов невольных устав.

Воздух так неподвижен, прозрачен,
В нём всяк звук беспрепятственно льётся.
Этот зов, может, мне предназначен,
Тот, который из леса несётся.







             О творчестве.

Скитался мой корабль вольный
Вдали от бухт покой несущих.
Гнал его ветер, били волны,
Не знал он благ недостающих.

Под ним неведомы глубины,
Над мачтой небо бесконечно,
И курс, загадочный и длинный,
Вблизи с путём проложен млечным.

Взлетал мой чёлн на волнах к звёздам,
И падал  камнем в пасть морскую
Я возводил незримый грёз храм,
Меж берегов чужих кочуя.

Над неспокойными валами,
Шипящими бурлящей пеной,
Финальной вехой, в славной драме,
Скала стояла – твердь вселенной.

И что ей, - маленькая лодка,
Несущаяся на погибель.
Во тьме черты видны не чётко,
(Где правда есть, а где есть – небыль).

И неизведанны дороги,
         С которых нет возврата нам,
         Кривы и путаны, как строки,
         Что я в стихи слагаю сам.



  Обязанность.


Я должен услышать томящийся в сфере,
Веками копившийся – праведный слог.
Я не жил так долго, чтоб в истинной мере,
Ссылаясь на опыт, стихи писать мог.

Но верю я в силу простых своих слов.
И я донести, всё что слышу, обязан.
Мне времени мало, я вряд ли готов
К тому, что в бессмертие путь мне заказан.

Надежда на ангела, он лишь хранит,
Мою мысль от сумрака, в мире безумном.
И правда времён вознесётся в зенит,
Свет солнца не спутаешь с тлением лунным.

Живу ли я в этом миру, иль в другом –
Пока мне неведомо, жизнь как во сне.
Как призрак скитаюсь я в море чужом…
А может, оно лишь и Родина мне.

Слово и дело.

Да, чтоб забыть такой язык,
Немало надо потрудиться.
К ругательству наш люд привык,
Сумев душой переродиться.

А слово, русскому народу,
Важнее многих было дел.
Сменило ухарство свободу,
В речах полнейший… беспредел.

Брань режет слух уже не многим.
И чтоб убогого понять,
Иной не видим мы дороги,
Как лишь, самим убогим стать.

И оппоненту, из нутра
Плеснуть, как из помойной ямы,
Ушат на голову… «добра»,
Чтобы не бычился упрямо.


   
             Видение.

Я закрываю глаза,
И вижу… будто стою
Там, где бушует гроза,
На вознесённом краю.

О, бесконечная даль, -
Внизу, за крайней чертой.
И не понять, как не жаль,
Где я, и кто я такой.

Я отрешён от людей.
Мой дом в лесной глубине.
Суть хитроумных идей
Не докучает, здесь, мне.

И ни каких перемен
В моей не лёгкой судьбе.
Я не желаю, взамен,
  Сгореть в народной толпе.

Пусть мир суровый вокруг,
Но ты не лезь в этот мир.
Не враг ты мне, и не друг.
Чумою дышит ваш пир.

Я позабыл речь людей,
Моих часов ход умолк.
И, по прошествию дней,
Во мне ожил дикий волк.

Бессмертным поэтам.


За правду лезут на ножи
Поэты, презирая смерть.
Им, без борьбы, так трудно жить,
Что бьются лбом в стенную твердь.

Глуха стена из равнодушья.
И серой массою своей
Сжимает горло до удушья
И кроет тенью свет идей.

Негоже в мысленный полёт
Стремиться, высясь над толпой.
Неосторожный шаг вперёд
Сулит расстаться с головой.

Не скромно знанием гордиться
И мыслить не в пример другим.
Непонимания граница
Пол мира сделает чужим.

Вторая половина мира –
Могла б понять, но не досуг
Ей поэтическая лира.
И так полно всего вокруг.

Хватает роскоши и блеска,
Забот хватает и проблем.
А тут – читает кто-то дерзко
И тычет своей правдой всем.

И утверждает будто он
Не верит в свою смерть – глупец!
И часто видит сладкий сон,
Где лавровый над ним венец.


















 
          Книги.


Читал бы книги я затем,
Чтобы спасти от мрака душу.
Открыт мой разум сути тем,
Фантазией реальность рушу.

На краткий миг я отрешён
От опостылевшего быта,
И рубежами поражён
Страны, страницею открытой.

Писал бы книгу для того,
Чтоб вышла в свет она однажды.
И груз, сокрытый глубоко,
Сниму. Он душу мучил жаждой.

Та книга – исповедь моя.
Пусть будет вам она доступна.
Среди людей жить, мысль тая,
Нелепо, а порой преступно.

Ведь если, вдруг, умрёт росток
    Идей разумных, в тени зла, -
Мне будет жаль, что так не впрок,
Не став легендой, жизнь прошла!


    Весна.


Мне с каждым годом всё трудней
Приход весны дождаться.
А годы кажутся длинней
Чем прежде, - в восемнадцать.

И холод сковывает тело,
И не зовёт в леса мороз,
На лыжах с гор кататься смело.
Я жду весенних, тёплых гроз.

Зимы растает крепкий лёд,
И вместе с талою водой
Поток весенних сил прильёт,
И сбросит лес покров седой.

Но нашей жизненной весне
Не сбыться больше никогда.
И белит волосы не снег,
А беспокойные года.





   Дорога.


Короче дорога, тёмной ночью,
И время замедляет ход.
Насколько длиннен путь, воочию,
Во тьме ни кто не разберёт.

В кромешной мгле не ясно мне, -
Иду ль ногами по земле,
Или плыву по небесам,
Как будто невесом я сам.

И свет вдали, как свет звезды,
Той что вполне недостижима,
Разрушит хрупкие мечты,
Вернув на землю пилигрима.

В огне звезды сгоришь до тла,
В сиянии нимба, искрой жалкой.
И только серая зола
  Останется от жизни жаркой.

И потому беги от звёзд,
Не будь наивным мотыльком.
Твой, несомненный, в жизни рост,
В твоих руках лишь, целиком.
 



Оптимистические.

Года калечат нас нещадно.
Но мы себя грубей терзаем,
Тем, что за ранее всё знаем,
И пьём из чаши жизни жадно.

Нам ведомо, - пробьёт тот час,
Когда нас сгорбит злая старость,
И время, то что нам  осталось,
Не утишает в скорби нас.

Не в нашей власти ход событий,
И бег часов не удержать.
Но глупо пред судьбой дрожать
Как кукла, что в плену у нитей. 

 







Предостережение.


Не верьте девушки поэтам словоблудам.
У них в мозгу всегда одно лишь… - рифмоплётство.
И всё, что шепчут в тишине, они вам, ночью, -
Не обещает, ровным счётом, ничего!

А вы любите суперменов бизнесменов!
И защитят вас, и оденут вас они.
Ну а поэты?…Принесут одни напасти,
Раздеть пытаясь, бормоча свои стихи.

Но как, должно быть, вам приятно, речь их слушать,
Когда, вдруг, опьянев от слов ночных поэтов,
Пусть даже зная, что поют они вам басни,
Всё ж позволяете, с собою, что-то сделать.

Ну а быть может и поэты -  то же люди!
И не беда что у них пусто в кошельке.
Но если кто - то вам, из них, стихи напишет, -
То вы уже не зря живёте на земле!
 
     Облом.

Такие нежные и милые,
Созданья хрупкие снаружи,
Наделены нечистой силою,
Их губ тепло, согреет душу.

И эти нежные создания,
В моменты шалостей невинных,
Не к стати ранят, вдруг, сознание
Своею выходкой …противной!

Не то что бы  - чёрною обидою…
Но что - то, вдруг, да оттолкнёт.
  И не поможешь, даже силою,
Пуститься с ней в любви полёт.

И образ тот, что нарисован был,
Воображением мужским,
Растает словно в небе облако,
Оставив серый мрачный дым.












    Свора.

Юнцы лихие – злобные волчата,
Собравшись стаей, остры – зубы скалят.
Сожрут того, кто выбился из стада.
Один не воин в поле, сворой свалят.

Друг перед другом хвалятся сноровкой,
Хватая за бока больного зверя.
К дальнейшим битвам служит подготовкой –
Забой слабейших, чтоб в свой статус верить.

А то бывает, бьют по морде серых.
Не даром волчий хвост поджат с опаской.
В момент тяжёлый мало одной веры.
Сегодня ж – пир горой, с хмельной развязкой.

И кровь рассудок волчий заливает,
И кто активней, в этой славной бойне,
Кусок получше, с жертвы, обгрызает.
Он - Первый волк, других щенков достойней.

Он станет вожаком всей стаи, позже.
Подвластен ему будет дикий люд.
Уздой заткнёт он рты, поддёрнув вожжи.
И реки боли города зальют.




Размышления отца.

Что с вами станется
Милые доченьки?
Будет ли пьяница
Портить вам ноченьки?
Станете ль злостными
Вы феминистками?
Речами крамольными
Тешась и визгами.

Вот, за грехи мои -
Мне наказание.
Мысли, как пчёл рои,
Жалят сознание.
Как уберечь вас мне
Девочки глупые,
Чтоб не сожгли в огне
Крылышки, хрупкие.






                Признание.

Родная, я шепчу любви слова.
Они огонь страстей в тебе зажгут
Пусть краски сгущены, но лишь едва,
В словах моих, которые не лгут.

Я может быть, бываю груб, порой.
Я сын достойный сумасшедших лет.
Но в час ночной, наедине с тобой,
Я каюсь, и за всё держу ответ.

Твоё прощенье – тяжкий приговор.
Как можно снисхожденьем пристыдить.
И чтобы этот пережить позор, -
Не устаю слова любви твердить.



****


Я сам себе противоречу,
Пытаясь не попасть под власть
Особ, способных вызвать страсть,
Уже при первой, краткой встрече.

И чтобы побороть желанье,
Вновь изучать их стройный стан, -
Искал я в женщинах изъян,
Губя в себе очарование.

И преуспел в том деле я.
И словно не было вокруг 
  Желанных тел и нежных рук,
Уставших от безделья.

Каким бы не был я слепцом,
Но взбунтовавшийся мой взор,
Порою шёл наперекор
Рассудку, с каменным лицом.

Ведь даже крошечный изъян
Быть может редким украшеньем.
И на красавиц , с восхищеньем
Смотрю! К чему самообман.












****

Я так давно не видел вас.
Что боли в сердце не осталось.
И откровенность юных глаз
Затмила строгая усталость.

В моём лице, вам, не прочесть
Желаемого обожанья.
Устал, в душе, я веру несть,
Что вам забава, мне – страданье.

И не пытайте меня взглядом…
Вы, как и прежде, хороши.
Но далеки, а мне не надо
Красот лишь внешних, без души.

Пусть правда, то, что без ума я
Люблю вас, времени назло.
Но лгу себе, вас отвергая,
Губя душевное тепло.