Жизнеутверждение из последних месяцев

Так в последнее время кажется:
Жизнь бывает разбита надвое:
Сверху – бьется, течет, сутяжится;
В глубине же сокрыто Главное.

По верхам – всё дела, метания, –
Всё в заботах и повседневности,
В глубине – тишина, звучание
Милых песен добра и нежности.

Наяву – всё в бегах, в учебище,
В беспристрастной лаборатории.
Сон же дарит душе сокровища,
Отвлеченные от истории.

Как во сне иногда привидится … –
Так пробудишься фиолетовым,
И опять – эти банки, кризисы,
Наши дни и преданья дедовы.

Только что-то порой чихается
На раченье в делах, экзамены,
И опять где-то «жизнь» болтается –
В несгораемый шкаф задраена.

Жизнь другая, что настоящая,
Покоряет иным стремлениям –
Тем, что душу мою пропащую
Наполняет своим значением:

И я вижу глаза Светланочки,
Чую запах седой Московии,
И, посасывая из баночки,
Обливаюсь младою кровию;

Я пишу пару строк на English’е
По Данилкиным мелким клеточкам, –
А как lesson подходит к финишу,
Шнур компьютерный – чпок в розеточку –

Полчаса ледовой баталии
Мы разыгрываем с племянником,
Ощущаешь себя раскованным,
Хоть, быть может, дурным и маленьким.

Переборчиком струн бесхитростным
Раззадоришь воспоминания;
Ляжешь на бок, откроешь книжечку –
И уснешь в старины преданиях.

И погрузишься в мир гармонии,
А в головушке рифма сложится.
Что ж другой полюс антиномии?..
Да чего уж там? Он приложится!

                14 февраля 1999 г.



ФЕЯ

Душным прокуренным вечером
Ты прилетела ко мне.
Ты опустилась на плечи мне,
Вспомнив о прожитом дне.

Видя мое положенье,
Сжалилась ты надо мной;
Пья твоих врак угощенье,
Был я твой друг и герой.

Душечка, милая дама,
Хитрая сволочь, но все ж
Средь суеты и бедлама
Ты мне шептала: «Хорош!»

Щуря прелестные глазки,
Ты обольщала меня,
Ты в рот пихала мне сказки,
С ложечки ими кормя.

Знал я, что все твои чары –
Ересь, обман и фигня,
Но без тебя был я старым, –
Ты ж молодила меня.

Странно, но утром пришедшим
Ты улетела, но я
Был полным сил и воскресшим:
Ты обновила меня.

Дай мне немного
Потугов к чистой любви.
К черту от Бога носит:
Скорее лови!

Кружится вьюга:
Тот же, а вроде – другой.
Дай мне, подруга,
Остаться самим собой.

8 июня 1999 г.


*     *     *
Не боюсь я старенья, износа:
Все мы – тлен, и жизнь наша – не вечность,
Но представлю: две дырочки носа
Не сопят – и вот здесь-то – конечность:

Я не чувствую трав ароматов,
Терпких спрэев, чей запах так стоек …
Если ноздри напиханы ватой,
Не учуешь и вони помоек!

Не боюсь я завянуть, засохнуть,
Слиться с сенью мечтаний хрустальных:
Я боюсь лишь однажды оглохнуть
И не слышать напевов печальных;

Не впервой разбиваться и крепнуть:
Пережил я немало блужданий –
Я боюсь лишь однажды ослепнуть,
Не узрев мировой тонкой ткани;

Пусть пройдут серым прахом старанья:
Я привык к безответной работе, –
Я боюсь потерять осязанье,
Жить умом лишь … Я не Аристотель.

Что мой ум? Не велик он, чтоб сразу
Подчинить мировое искусство:
Не один в человеке есть разум, –
В нем еще умещаются чувства.

Коль завянешь, зачахнешь, засохнешь –
Не беда: это просто старенье,
Но ослепнешь когда иль оглохнешь,
Потеряешь само вдохновенье …

29 мая 1999 г.




*      *     *

Ветер дергает макушки тощих сосен,
Листья падают с березок и дубов.
Я, проснувшись, понял: наступила осень,
Нарядила землю в золотой покров.

Ведь вчера еще под солнцем мы скакали,
А теперь дожди колотят по зонтам.
Может, просто этой золотой вуали
Не заметно и не видно было нам?

И зачахла вновь очередная книжка,
А к другой не тянет – обуяла грусть.
Всё пустеет скрытая в столе кубышка …
Ускакать, пропасть, хоть сгинуть – ну и пусть.

Проскакала рысью под окном собака –
Лишь животным невдомек, что скоро – снег.
Осень ведь для них – очередная врака,
Что придумал ипохондрик человек.

Сон спустился, дождь окутал – ну и ладно:
Ворошу ногами прелую листву.
Лишь гитара плачет тихо, мерно, складно,
Бередя былую грешную молву.

Эх, унылое, однако ж, настроенье:
Эти сумерки поют мне о весне,
И слезливое, чудное песнопенье
Ноет длинно … Эх, ребята, скучно мне!

25 сентября 1999 г.



Москве.

Я сижу за окном,
Я скучаю по ней,
Я не вижу в этой хмари
Силуэтов времен.

Моросит мелкий дождь,
Дует нудный борей,
Чует сердце: позвали,
И я рвусь в этот сон:

В эту странную грусть,
В этот серый мираж,
В перекаты развалин
И шум мостовых.

Заблужусь – ну и пусть:
Здесь – мой вечный шалаш,
Здесь когда-то оставил
Я прозу и стих.

Вереницы домов,
Покосившихся вдоль
Облупившихся улиц,
Слепых фонарей.

Пара сотен шагов –
Это вечный пароль
Вдохновенной тревоги –
И я буду с ней.

Моросит мелкий дождь,
Я наружу гляжу,
Я ищу исцеленья
В чудесном краю.

Я промок – ну и что ж,
Всё равно я кружу,
Воспевая в твореньях
Невесту свою.

Только здесь я доволен
И здесь я живу,
Под своей белой крышей
Сидеть я устал.

Здесь не чую неволи
И радость зову,
Здесь я музыку слышу
И праздную бал.

7 сентября 2000 г.


*     *     *
Сижу опять, зарывшись в книги,
А мысли – где-то вдалеке:
В домашней мгле, футбольной лиге,
О том, когда я налегке

Покину стены си, галопом
Отправлюсь в книжный магазин,
Схвачу пяток томов и скопом
Их проштудирую один

Когда-нибудь. Бывает чтенье
Не то, что старый Бернард Пэйрс.
Ценю его я врать уменье
О войнах, Думе, Russian race,

Но мне все это надоело:
Есть много книг совсем других,
Полезных для души и тела –
И Гиляровский – среди них.

А, впрочем, что я всё о книгах?
Идет к концу двадцатый век;
К примеру, вот, сегодня выпал
Его последний первый снег.

9 ноября 2000 г.





Кончается ХХ век

Улетают замерзлые листья,
В небе кружатся снег и печаль,
И зима свои белые кисти
Окунает в морозную даль.

Высоко в небе грает ворона,
Льдом подернулась в лужах вода.
Как зима примеряет корону,
Так навеки уходят года.

Она, словно нежданная гостья,
Подкралась, опустилась в дома;
Человек, свои бренные кости
Утепляя, бормочет: «Зима …»

Снова ноги увязнут в сугробах,
Озябая в трескучий мороз,
Понесутся простуды, ознобы
И опять промокать станет нос.

Снегу выпадут целые горы,
Запорошат нахохленных птиц.
Кружевные седые узоры
За окном скроют контуры лиц.

Каждый станет отшельник, затворник,
В своей келье стяжая покой.
Лишь согбенный тулупчатый дворник
На заре зашурует метлой.

Отомкнутся затворы квартиры,
Согревая продрогших друзей,
Переполнятся снова трактиры,
Сумасбродствуя, как Колизей …

А потом новогодние елки
В каждый дом привезут на санях.
Будут семга, шампанское, толки
Об ушедших и будущих днях.

10 ноября 2000 г.