Под сенью файлов девушек в цвету 3 часть

КАДИШ ПО УТРАЧЕННОЙ ЛЮБВИ КО МНЕ ОДНОЙ ЛЮБИМОЙ.
Д. Ф.

я не знаю , буду ли любить тебя, когда тебе будет 34,
но я люблю тебя сейчас, когда ты живешь на 34 авеню.
когда идешь по нью- йорку
мимо высоких домов , где клерки думают о сексе и ланче,
и старые пьяные негры мимоходом смотрят тебе в глаза,
мимо магазинов ван арпельса и де бирса,
где лежат брильянты,
и один из них живет на твоей руке,
мимо синагог нового света,
где дети безликого бога
под пение кантора
становятся семьей.
мимо тех мест, где я никогда не был,
где никогда не буду?!
и в желтом кэбе, застрявшем в пробке
на лексингтон-авеню , не коснусь твоего колена,
доверчивого ко мне,
как твоя рука, набравшая когда -то на клавиатуре:"да!"
наш прикол не взорвется петардой смеха посреди ухоженной уолл-стрит.
на вечернем пароме , плывущем по ист- ривер,
мы не выкурим наш сладкий джойнт, сбрасывая пепел кайфа
в черный холод вод.
я не пройду по таймс -сквер,
где твои идише губы
не окликнут меня в темноте манхеттенской ночи.
где ты смотиришь в стекло витрин
и видишь себя,
и быть может , кого- то рядом.
и капоты шикарных машин отражают тебя, проходящую мимо
и небо , плывущее над твоей головой.
ты заходишь в вагоны сабвеев,
читая граффити стен.
ты не пишешь на них мое имя.
что в нем проку,
ведь оно далеко.
и эмиграционая служба твоего сердца
не пустит меня в себя.
я избежал бар-мицвы,
я ем трефное,
но кадиш мой горек,
как вкус изгнанья.
и пути твои -хайвей моего сердца.
а сейчас я, как идише сирано, посыпаю пеплом слов страницы
странно надеясь тебя вернуть,
я сажаю их как растения
во влажную память твоих губ,
изгибающихся в легком принятии,
прошептав про себя сейчас
то, что я написал.

12.
спустя год.

Обернувшись попробуй найти меня среди лиц.
Нью-Йорк- приговор
воспоминания негры играющие блюз в темных подворотнях ночей.
обернись-ты не сможешь коснуться меня
другие арендовали мое сердце
сумев собрать урожай.
я ищу свое имя в незнакомых местах.
может ты можешь вспомнить его?
неужели я Джулиан Шу?
Шу сказало прощай.
и стало сомнабулой бродящей
по крышам Нью Йорских домов.
неужели, скажи неужели
твое имя прозносит кто то так же как я?
и касается губ не встречая преград?
неужели кого то ты сумела впустить в свою ночь
без пароля с кодовым словом :Шу?
Кто то другой возьмет твои годы
как жертву за верность тому,
что не требует клятв?
Шу бродит по улицам Вашего города мисисс
а когда то мисс.
Как оловянный солдатик он мечтает упасть
но негры играют так стильно,
конечно падение тоже танец
если можно упасть у подножия чьейто улыбки.
обернись. меня нет.
Я лишь имя выдуманное мной для тебя.
Тот другой, которого ты не узнала
укравший твой возглас.
Блистает.
Нежный зверь скользящий как тать,
крадущий признанья у таких же как ты.
Для времени когда волшебство соберет Вас всех вместе
в разрушенной синагоге на крае земли.
Тогда каждая потребует платы за возглас-разделенного времени жизни.
Зверю придется с каждой прожить судьбу.
Что ему стоит.
Ведь имя-это судьба.
У него так много имен.
Одна возьмет себе Юлика.
Другая Жюльена.
Третья Давида
и назовут его-Нареченным.
ведь как пели Легионеры Гая тезки-зверя
Он муж всех жен.
Джулиан Шу остался тебе
по праву родства с зимой
куда ты как будущность вошла
тишину шагами меря.
в чем то впрямь из тех материй из которых файлы шьют.

ЭПИЛОГ.

"Дочь егеря-И вы всех их любили?
Казанова-Всех
дочь егеря-и всех разлюбили?
Казанова-Всех.... "
Марина Цветаева"Три возраста Казановы"

Слово если произнести его в нужный момент и с нужной интонацией обладает свойством заклинать. Освобождение-вот что стоит любых усилий. Свобода не ради независимости, а ради цельности избавляющей нас от нелепости. Ведь всякая привязанность заставляет нас терять самих себя обнаруживая свою неполноценность без присутствия другого. В порыве экскгбиционизма мы даем себе шанс взглянуть на себя со стороны испытав целительное опустошение. Обнажаясь мы совершаем магический акт прощания с тем что нас мучило и терзало. Без ненависти и горечи. Лишь с пустотой готовой принять новую привязанность и новую боль. Лишь с горсткой бесценного опыта о других. О том что мало иметь сердце и ум. Лишенные отваги они пеняют сами на себя.



Азот

Ревизия в ночь после Дня всех Святых.

Я держал в своих руках:воду, листья, крону,
сигарету, горящюю спичку, зажигалку,
трубку телефона, рукопись своих стихов,
переплеты бесчисленных книг,
семь тысяч долларов,
рычаг спускавший воду в унитазе,
шриц, вату, пистолет, ружье
руль автомобиля, сигару,
рюмку с водкой,
обои, кисти, полотенца,
краны, ручки душей,
камни, гальку и песок
кактусы и иглы,
дистанционный пульт,
компьютерную мышку,
котенка и щенка,
волосы склонявшихся ко мне голов,
прекрасных ног изгиб дрожащих стоп и пяток,
свой пенис, газету, ложку, вилку, нож,
дверные ручки запертых дверей,
ключи к дверям где ждала меня нежность,
марки, доллары и фунты,
рубли, карбованцы и гривны,
золото цепей, колец, сережек и браслетов,
часы, запястья и трусы,
духи, дезодоранты, сумки,
бутылки молока, шампанского и пива,
одеяло, что бы накрыть другую спящюю со мной,
гантели, бадминтонные ракетки,
шампур для шашлыка, баранью и цыплячью ножку,
лук, перец, яблоко и хлеб,
подушки и зонты,
любовные записки,
конверты писем без ответа,
конверты с письмами признаний,
марки для альбомов,
ручку пылесоса,
Библию и Тору,
Коран, Гомера,
Рильке и Шекспира,
шариковую ручку, которой я пишу сейчас тебе.
Все вещи отвечают мне взаимностью
делая мне честь:ложась в мои ладони,
деля со мною время жизни.
Касаясь тысячи имен обретших вещность,
касаясь тел других.
Я не могу тебя причислить к прикосновений этих Одиссеи
я не касался твоего лица,
не брал на руки твою радость завернутую в сари.
И наши пальцы
не танцевали танго
сплетаясь в темноте.
31 октября 1998 года.

Ругай меня за то что я не сплю,
за то что я один
и ночь как зверь с смеющимся лицом
мне к сердцу приставляет дуло.
Ругай меня за мой мучительный уют
где мысли о тебе как феи забытых островов
мне предлагают распятие мотивы...
Ругай меня за этот грустний час
когда мосты что связывают нас подняты
ругай за то что я беспечен
Ругай за то что быть хочу с тобой.
Ругай за то, что я
трусливо верю в горе-браконьера
стояшего с двустволкоы за углом
мгновения где вероятность встречь равна всему
и потому убийственна как время
Ругай меня за то что я так скуп
на подвиг пилигримства и
не могу отправиться так вдруг
на поиск твоего гостеприимства.
Ругай меня за знание что все преграды - ерунда
предательство и жертвы находят в каждом веке
себе приют у тех кто жаждет куриц по еврейски
и жизни, прожитой как в танце,
на острие библейского ножа.
Ругай меня за смелость недоучки
что выставляет на показ всю изумительность попытки
искать себя на благо вам и нам.
Ругай меня за трудолюбье муравья
без устали ложащего понтонные мосты
между Европой и Америкой
ругай меня за то что я ревнив
к сияюшему блеску щеекендов
в которых взгляды и слова
как мотыльки из детской сказки
кладут тебе на плечи вечер
себе завидую я сам.

Нет, не ругай - ты похвали
мои усилия быть волхвом
кружа, как кондор, над твоими днями
идушими ко мне тропой длиною в срок
беременности и рожденья радостного крика.
Ровно полночь, пятница, 13-го.

Апельсин - это прозвище жизни.
Кисло сладкий, как ранний рассвет.
Ундервуд у окна как тапер нам играет Шопена....
мы танцуем наступая друг другу на ноги, забыв обо всем.
Апелсин - это прозвище жизни, где, как в танце, кружатся года.
Наши нежные сны, королевские дети, повзрослев, улыбаясь, восходят на трон.

ПОПЫТКА КОМНАТЫ

Там где меня еще нет
Там где ты пока еще не бывала.
В комнате с окнами в город
там где я буду повержен
небывалостью дня
на пороге разлуки с смятеньем
мы же закроем глаза?
что бы наощупь найти там себя среди пустоты
не обставленных стен
среди полдня , под белизной потолка
лишенного люстры
мы же сумеем справитья с новизной
наша ошеломительность будет иметь свой исток
из признания факта
что жизнь торжество
над изысканной смертью
неизбежность которой мы сумеем забыть
как мы смогли заслужить это право быть
беспечными 10 миллионов минут?
в геометрии танца
на плоскости пола
что как вельможа сможет принять:
наши шаги, шкаф и матрац,
письменный стол и стопы еще
не прочитанных книг, телефон
и ночник,
капли дождя с принесенной на волосах непогодой,
овалы подносов горячих от чашек с утренним кофе и тостом,
наши босые ступни
их пилигриммство навстречу друг другу
с мандатом желанья выданным комендантом
по имени:Ночь.
Двери готовые выслушать наше стремленье
оказаться за ними, внутри
обретая за миг терреторию государства
где господство улыбки-закон.
Окна готовые каждое утро
выпускать день приходящий на цыпочках чтоб не спугнуть
чьи то странные сны передающие смену
подступающей яви...

Ты скажешь все это мечты?!
Нетерпение сердца
готового биться на перекрестке факта
на грани дуэли с самим собой
стоя у барьерной черты
выжженой как клеймо
над невиданной частью воли
рвущейся напропалы к стойким соблазнам шанса.
Где же ты где же ты?
черная шаль тревоги
вымершие бастионы
у изголовья боли.
Веский абзац стиха
пусть обернется Богом
выслушавшим слова
написавшего их под диктовку Джула.
Пусть будет тост и стол
накрытый нами
к праздникам без изьянов
пусть будет вечер
приходящий вдруг
другом не держащим ножа в кармане.
Я тебе поклянусь жизнь это изнанка раны
комната -это часть судьбы
хитростью выхваченная у испуга.



Фая.

Теплое тело на чистой постели
Тяжесть руки на нежном бедре
Вкус языка проникающей змейкой
В смеющийся рот милого чувака
Роскошь открытья всех сладких отверстий
О сколько мест что бы их целовать
О сколько впадинок родинок косточек
Которые можно забыв обо всем облизать
Сколько движений как приключений
Вестерн всех поз чтоб отдаться всему
Что бы забраться и сдаться
В это сплетенье и наготу.
Сколько мотивов для криков
Сколько мотивов для слов
Можно ведь искупаться
В этом и утонуть
Теплые груди для спелых ладоней
Лифчик из плоти
Одеть возлагая на них весь свой талант пианиста
И попросить у тебя
Импоровизации без оглядки
На наших ждущих друг друга телах.
Будь донором влаги
Разлейся рекой
Я выпью весь сок
И останусь без жажды
Во веки веков.
Я не маэстро.
Я лишь маленький мальчик
Что как в детстве мечтает узнать
Как вкусны эти створки
У курчавого всплеска волос
Как дрожащие ноги
Ложатся на плечи
И слюна тяжелеет во рту
Как кричит но совсем не от боли
Та что под нами так горяча
Так снисходительна к дерзким соблазнам
И отдает мне всю свою радость сполна.

Слова из которых не рождается жест
Он лишь длиться мечтая родиться
Мы даем имена нашим жестам без жестов.
Ты здесь а я там
Наши жесты и наши поступки где то еще
И мы смотрим
Ты отсюда я оттуда
Как они превращаются в секс



Фармацевтичка

Сейчас в это время
это вечер и почти уже ночь.
Сейчас когда я почти благодарен за то что так одинок
и это спасает меня от знанья
что роди я крик.
он утонет во мне как всплеск.
Сейчас когда нет никого
кто знал бы слова
а тем более произнес.
Сейчас позади навсегда.
Те ушедшие лица живы
но никак не достичь им стыда
и поэтому надо прощаться.
как бы не были где то чисты
губ тех мне не достигнуть.
Атлантиды оставленных лиц
не понять не постичь не отдаться.
пусть чужое пребудет чужим
ничего своего кроме взляда
сквозь застенчивый вырез руки
проступает забытая детскость.
сквозь соннливость
мигающих глаз
неусыпность плененого сана.
сон роднит меня с племенем тех
кто не знал как уходит день
оставляя пустой глагол
там где надо вписать:прожит.
Взмах ресниц и касанье волос
атрибуты чужого быта
теплых кухонь чужой уют
надаж так было спалиться
и мерцает курсор
предлагая словам
еще не успевшим родиться
явиться.
когда вечер стал ночью.
под баснословностью одеял
уставшая и уснувшая
в переулке ангелов
видишь сны.
и я неспящий как Шерлок Холмс
обнаруживаю твои следы
Как Робинзон
на золотом песке
внутри себя где места нет обозначеньям.



Алена

Дни прошли под знаком разделенности
Год прошел под знаком разобщености.
Мы с тобою были с кем то но одни.
Мы с тобой не пытались претендентами случится друг для друга
Мы с тобою отдавались радости мгновенного испуга
клали руки на чужи плечи
нас ласкали чьи то речи
тишина стреляла в небо как салют
темнота сообщником прятала наш грех:
быть со всеми но чужими
изменя им -горечью своей.
Год прошел, а мы все те же
на салазках времени скользим
сердце возвращает к странной теме
одиночества в постели вмсте с нею или с ним
Мы лукавя и печалясь
приоткрыв глаза
мчимся верные забавам
по пустым словам равнин.
Грусть уйдет
придет эпоха
мудрых перемен
и лишенные запала будем мы умнее всех.
А сейчас- ночь придет -зажжется ася
обнаруживая нас
и зима станцует танец на своих костях.
Я бы мог найти слова
схожие с обьятьем
но тебе ведь трынь трава изумительность желанья.
Верный стойкости своей
я иду тебя искать
вдебрях нежности своей
как найду так разбужу
уберу весь страх из твоих чудесных глаз.
расскажу все сказки
с сладкой прелестью развязки
накормлю молчаньем
поделюсь всем знаньем.
Дам тебе отвагу гибельного шага
Ты пойдешь по улицам не боясь людей.
Вспомная мой никнейм.



Девушка ххх

Отдаваясь другим под сводами неба. под белизной потолка. предлагая нам с нежностью и жестокостью закрыв глаза брать тебя с радостью узнавая твоя крик прикасаясь к желанию. Этот способ бессмертия загорется в других запасть видением своих ног распахнутых к солнцу сосков отдающих себя чужим губам. в тысячах-легион-эта грусть видеть не прикасаясь. в сотнях не удержавшихся и отдавших семя перед экраном не имен не узнать тебе ни лиц освященных стремлением. армия безымянных исчезающяя на секунду в оргазме мечты. не разделившая радости данной тобой но и грусти. где еще как не на видеороликах ты пребудешь всегда юной живой отдающейся берущей чужую похоть как дань?ибо время столкнувшись с камерой узнает о своем бессилии. и оргазмы как памятники тому что Ты есть...с другими под сводами неба на траве приютившей твой секс.



МоЛю

1.
Мы не знаем где будем завтра.
будущее как Гюльчитай прячется под паранджой.
В сердце как в портомоне сувениры увядших обьятий.
Нас любили, любили мы.
Нежность впереди
нежность позади.
Никуда не укрыться.
Мир- засада.
Пусть твоя ночь
будет светла.
А сны как арахис.
Я продам всю молву о счастье
что бы ты могла однажды
купить билет на самолет
улетающий в Рай.
Хрупкие каблучки твоих туфель
нет краше танца.
Там лунный дансинг
и смятение твоих волос
постой постой
я весь ушел я весь вернулся
твоих прекрасных ног...
я умираю....
жизнь одна....
я возвращаюсь
дайте мне еще одну
как стихотворение ее я посвящу Тебе

2.
Каждый знает,
что каждый один.
Каждый знает, что сердце - орган
который умеет мечтат,
Каждый знает, что дождь -
это вода неба.
Каждый знает, что он камень умеющий тосковать.
каждый знает, что ночь это гавань
без маяков.
каждый знает что улыбка это будущий плач
каждый знает что он палач
каждый знает что он жертва
каждый знает что можно произнести имена
но не каждый знает что они не откликнуться
каждый знает что зима приносит снег на ладонях
и нужно суметь вальсировать на синем льду
во имя танца.
Каждый знает что все дороги сойдутся
у вечерних мостов
на перекрестках схватки
каждый знает
что смерть придет
но потом.
Каждый знает что нужно любить
но не каждый знает кого.
Каждый знает что время это порция боли
каждый знает что нужно ждать
и знаемена как пшеница восходят для тех
кто их поливал.
Каждый знает что ковбои грубы,
но прекрасны исчезая на золотых лошадях
в вечерней бездне умирающего горизонта.
Каждый знает что вино горькое
как выстрел на соседней стрит
в чужака любившего хороший табак.
Каждый знает что сумеет вернуться
если его позовут.
Каждый знает что музыку нужно слушать вдвоем
на белой арене постели
Каждый знает что любовь-фиеста
с перерывом на смерть.
Каждый знает но не каждый поймет.
Ранее утро как видеоклип
к музыке из плохого магнитофона
к моей сигарете
и к письму к Тебе
Время бретер...
Сны как барашки пасутся
обретая золотое руно.
Каждый знает что сможет вернуться
если его позовут.



Анархистка.

Скучаю-
в этом слове шесть букв.
Путь между Лондоном и Ватерлоо
Неспешность ночных часов
падающих как капли бессоных слов
с привкусом ностальгии
девушка с манящей улыбкой
на краю большого каньена в Неваде
в стране где достигнуть
благоденствия очень просто
хоть это и не обещает сердцу
что оно будет знать мед.
в этом слове я-
где то
за тридевять земель
в стране признающей закон обиды
на то что было, есть и будет
даже если всех нестанет
я здесь когда то был
не ходящий весенеми вечерами
на провинициальные дискотеки
курящий часто однако со смаком
в субботний вечер берущий слово
как кошку с янтарным глазом
что бы погладить
а не отпрянуть
скучаю.
в этом слове нет скуки
в этом слове есть время
небезмятежное как всякое бремя
но знающее свой шанс.
Шанс что разлука знает меру
и не перейдет границы трех дней.
Там где мы были нас уж не будет
там где о нас помнят
там мы всегда есть.
Итак -скучаю
субботний вечер
не сулит ни встреч ни обманов
он как всегда ленив
Солнце уже заходит
за невлекущий к себе горизонт.
Всякое слово знает боль в нем или радость.
Всякое слово будет сеять
и не узнает всходов
ведь за скучаю должно придти :Здравствуй
ну наконец это ты.



Ева

Босая на холодном полу.
В Кимоно.
Волосы цвета меда.
Губы как призыв -жить нисмотря ни на что.
Глаза как царства в которых чертоги
ныне и присно и пусть будет так.
Язык не может
вымолвить красоту.
Он как шпион посылает сводки
чтобы сообщить что Она есть
в городе с Готикой в каждом взгляде
где в соборах органы
пытаются рассказать
то о чем он косноязычно плачет.
Будто бы ранен этим взмахом прекрасных рук.
Нет и не будет пощады нам смотрящим
на юность ее влюбленую в жизнь.
Я не узнаю радость отдавать этой красоте боль.
Я буду только хныкать как маленький мальчик
заблудившийся в темном лесу...
где же мой маленький мячик...
Вот я сражен и плачу
и не сажусь на коня
что бы найти поле брани
и заслужить поцелуй.
Вот этот день а потом будет вечер.
Она зайдет в него ища лекарство от скуки
и будет пить с ЖанЖаком вино.
Я же терзая клавиатуру
буду взывать к чему...
я разорву гортань словом
я не узнаю касанья
я буду плакать и петь...



Лия

это джаз посреди темноты
это танго на пике расплаты
это верность жеманству тоски
это радость отречься от прошлого пепла
это свойство родиться из крика двоих
замешав свое братство на вкусе слюны
замешав свою близость на сиротстве вдвоем
посреди темноты так поет саксофон
ты в ночь бессоную глядишь как в озеро где плавают тобою брошенные сны
раствори тишину своим возгласом отбирающим право у пространства вокруг отнимать наш восторг
когда бы знать где сон становиться явью
быть паломником в сторону вещих снов
все испытать. весна как испытанье.
все пережить. вдвоем уйдя в разведку к жизни в авангард.
нести друг другу шифры сводки
как небо тяжело перед грозой
как пахнет ночь пред полнолуньем
как вера маскируется улыбкой
весна японской девочкой
состовляет икебану
из наших слов и снов
воскресенье. три часа после полудня. она вошла без стука.
день за окном похожий на дворнягу в поисках хозяки тихонечко скулил.
он был один сидя в полоборота. пленительна печаль. как в виски кубики соблазнов кружась растали в глазах. молчанье
без оков и без просьб
не ища оправданья соблазнам
тонкой нити сквозной узелок
нас с тобою как гангстеров свяжет?
где же очная ставка сердец
и беспамятства гибельный привкус
протяни же ладонь
пусть свет устремиться сюда
пусть завтра и позже
пусть вызов мне бросит весна
дуэлянт я неважный
но стать у черты-торжество
жизнь-пигмей
ищет меда
ты сладкая как неизведанное время
где губы разрешают себя познать
другим губам
где дни медлительны и томны
и вечера как в храмах службы
справляют тризны смеха и обьятий
и ночь как пристав без ружья
закрыв глаза
тихонько сторожит щекочущее счастье
вчера, сегодня, завтра
бремя
завтра, сегодня и вчера
утраченное волшебство
камеей в вазе вянет
и спелый день
как маленький арбуз
хрустя взрывается в ударе

никуда не укрыться нам от себе
время как лезвие шпаги режет тонкие стремена
на раставленых креслах сидит тишина
и к гортани прилип сладкий мотив
легендарного танца на который он не успел пригласить
ту что ждала у подножья улыбки



Фея

сквозь ненужную мудрость грядущих годов
через тернии сладкой обиды на ночь
поступаясь собой, предавая покой
не достигнув печали узнавать твой соблазн
отдаваясь зрачкам как уроку правописанья
не напишешь словами твой смеющийся рот
и не впишешь глаголом свой смущенный язык
нежным татем ворующим вздох
пусть паденье ресниц лишь жест
чудных глаз запрещающих видеть изгнанье
мне уже не поклясться вовек
что я мог бы кого то убить
чтоб проснуться героем твоего наважденья
мой кураж не похож на обряд
заставлящий жертвам случаться
На Нью Джерси спускатся ночь
вот и все что останется мне
как остаток былого величья -молчанье
три цветных фотографии на белой стене
где ты смотришь не зная о том на меня
но не видишь. Ведь я в будущем жду
этот взгляд сидя в кресле на коленях у ночи.

(Yuliy Davidov, http://koldunu.narod.ru)