Мы стали меньше

Мы стали меньше думать друг о друге с любовью.
Мы стали меньше думать друг о друге.
Мы стали меньше думать.
Мы стали меньше.

Мы стали ниже, жиже, тоньше, меньше
воды, огня, луны, ночного неба,
деревьев, стен, полов и потолков.
Мы стали так малы, что влазим в двери,
вползаем в пиджаки, и лишь ботинки
жестоко жмут, напоминая нам
о наших, бывших ранее, размерах.
И вот еще, как рудимент хвоста,
оставили желание надуться,
сильней других пуская пузыри.

Нас стало больше, но - мы стали меньше.

Теперь за нами можно наблюдать,
хотя и в неудобной низкой позе
и с помощью оптических систем.
Нас можно изучать, как насекомых,
считать, писать про нас смешные книжки,
про то, как мы, толкаясь и пыхтя,
но с умным до уморы внешним видом
плюем на друга дружку с каждой кочки,
повсюду суетимся, портим воздух,
едим, плодимся, ходим по нужде
и выполняем в среднем все законы,
которые присущи человечкам
такого роста, веса и ума..


 
А можно - взять кого-нибудь из нас,
хотя бы вон того, или другого,
Перенести на тот конец стола,
закрыть в пустую, темную коробку,
и рядом, притворившись тихим ветром,
в молчании, угрюмо,
ожидать...

Как в полной тишине и темноте,
не зная, что к чему, не различая
ни звука той знакомой дребедени,
не видя никого из сотен тысяч
таких же слабых, маленьких, и даже
не видя тех, кто не любил тебя,
забытый, жалкий, бедный, одинокий,
ты прислонишься к самой дальней стенке,
в нее вопьешься пальцами и взвоешь
так, что замрет в сосудах
кровь твоя.

Ты будешь выть протяжно, тяжко, долго,
одной и той же рваной тонкой нотой
от пустоты, от страха, от того,
что все вокруг тебя раз в двести больше,
а там, снаружи, нету ни души,
которая, забыв про все на свете,
примчалась бы сюда, сломала стены,
прогрызла, процарапала ногтями,
и даже, если сил ее не хватит
тебя живого вытащить отсюда,
хотя бы села рядом и согрела
как птицу, как котенка, как дитя,
и так осталась...

 
Твой утробный вой,
дрожа, кружась, от стенок отражаясь,
заполнит все доступное пространство,
Вскипит, остынет, полу-затвердеет
и повернет назад,  в тебя обратно.
Втяни его, как в ниппель - каждой порой,
закрой, заткни, не выпускай наружу,
но дай ему наполнить все
внутри.

И этот крик, не знающий преграды,
невидимый, неслышный, но нисколько
не ставший слабже, разопрет тебя,
с тобою вместе будет больше, больше,
нажмет на стены, выдавит их к черту...
И хлынет звук, и свет со всех сторон.

Издалека заметив наши толпы,
ты бросишься, хромая, спотыкаясь,
крича и улыбаясь от восторга,
навстречу с целью каждого обнять.
А мы, подняв глаза и вдруг увидев
громадного, раздутого, кривого,
с изодранной ногтями в клочья кожей,
конечно, тут же брызнем врассыпную,
визжа и суетливо вызывая
ноль-два, ноль-три, и прячась по углам,
в то время как оставшиеся с тылу
бросают вслед каменья, комья грязи,
плевки, пинки, угрозы, оскорбленья...

И ты пойдешь, огромный, страшный, черный,
в буграх и шрамах, с диким напряженьем
распертый изнутри своей любовью,
не нужной в этом мире
никому.

"Не зря ли это все ?" - подумал ветер…

1990-2000