2 Смерти

2 Смерти.

I
Его взгляд упал на, казалось  насквозь проржавевший столб уже давно покосившегося и осевшего забора. Тот плакал, согнувшись в три погибели, как будто, старый отец, над могилой своего сына. «Вот-вот упадет, и ведь даже рук нет, чтобы лицо прикрыть… Господи, какой бред в голову лезет» Он затянулся и дым, не доставляя ни малейшего удовольствия, вторгся в легкие. Сигарета курилась в Его пальцах, и плоская серая полоска текла и волновалась, поднимаясь вверх, изо всех сил стремясь к небу, но все было тщетно. Внутренние противоречия разрывали беспрерывную призрачную колонну, и она, распадаясь на все более и более мелкие отряды, рассеивалась, не пройдя и сотой доли пути.
Раннее утро было именно тем временем, когда Он находил успокоение. Приятный полумрак, воздух холодный, но какой-то густой, даже не как молоко, а скорее как кефир, а самое главное тишина, тишина практически абсолютная, когда любой звук разносится на километры, но и его нет. А сегодня еще выпала роса, и когда из-за поля неожиданно появился сощуренный глаз солнца, все вокруг заискрилось. И среди всей этой псевдо-рождественской горящей и звенящей прозрачными колокольчиками радости лишь старик-столб скорбел и обливался слезами. «Господи, какой я идиот, как неправильно я все сделал. Не так нужно было, не так!» Хотелось зарыдать, но что-то сдерживало. «Почему именно я, что же я такого сделал. Бред. Сам виноват, что мне мешало сделать совсем по другому? Что? ЧТО?»
Солнце поднялось выше, и уже не напоминало глаз лица, искривленного в отвратительной ухмылке. Соседские домики, отражая его своими окнами, как будто ожили, их глазки заблестели, но не похотливо, маслянисто, а весело и бессмысленно по-наркомански. Мерзко заскрежетала зажигалка, и новый ручеек дыма потек в неимоверно далекое небо. «ЧТО? ЧТО? ЧТО? ЗА ЧТО? СУКИ, ЗА ЧТО? ПОЧЕМУ ИМЕННО Я?» Он думал, что это мысли, но ошибался. Хриплый крик эхом отразился над досыпающим поселком. Тихое «йА-йА» еще слышалось вдалеке, а он уже замолчал. Только легкий сип выдавливался пару секунд изо рта такого бледного и удивленного лица.

II
Серость, отвратительная, мерзкая серость и ничего больше. Жидкий хлюпающий творог под человеческими ногами. Кругом озлобленные рожи, как будто у всех депрессия и каждый хочет перещеголять другого, состроив морду пострашнее. Плюнуть на все и домой, домой. Так хочется верить, что там тепло, спокойно, а главное, по-домашнему солнечно, уютно. Пожрать и полежать отдохнуть. Скорее, скорее…
Он вышел из огромного серого здания и, не спеша, в обществе приятелей поплелся в сторону метро. Разговор лился потоком, водопадом. Бабы, водка. Один перебивал другого. Он отнюдь не держался особняком, возможно, был одним из инициаторов. «На х… она тебе… - Забей!»
Изнутри к горлу лезет червяк, хотя пожалуй не червяк, а осьминог, протягивая свои щупальца к глазам, судорожно опутывая мозг. Ненависть. Тупая злость и ненависть. Кровь в кончики пальцев. Так мерзко, аж ладони иголками колет. Хоть бы один ублюдок догадывался как я их всех ненавижу. Суки, примитивные, как устрицы, тупые, счастливые, как кролики подопытные. Бухнуть и потрахаться. ВСЕ! Хотя нет, еще на ДИСКУ сходить. Когда все это кончится! Скорее…
Подъезд жил своей жизнью. Отмороженные (в прямом смысле) подростки попивали водку, деловые строители кавказцы сновали туда-сюда, разговаривая исключительно по-русски и нарочито громко, надписи на стенах заявляли во всеуслышанье о том, что рэп - это кал. Шаги вверх. Не быстро, но и не медленно. Ненависть нарастает, и нарастает ощущение всевластности, которое она непринужденно дарит. Последние ступени, вот она, улиткина ракушка. Все, отгородился щитом. Стук двери за спиной. Но ненависть здесь же, просочилась через скважину. Ее пульс - его пульс, хочется сделать невероятно, максимально ублюдочную вещь. Неясно, что, но КАК ХОЧЕТСЯ! Неожиданно ненависть сменяется отходняком. Вот и подкралась апатия. Полная апатия. Он лег на диван. «Блин, как же хочется спать…» И сон пришел. Пустые и беззлобные глаза уставились в потолок, бессмысленно отражая каждую его неровность.