Москва-Малоярославец, Киевский вокзал

-А мы, этта, ехали вчера из Малого пьяные…
-Ну?
-А Козел и говорит, дескать, деколон бабе купил…
-Ну?
-Ну сели. Мы его, значит, туда…А пожрать еще позавчера съели. Ну он и оттеда…
-Во дураки!
( из разговора слева)

-Ты же сама знаешь этот гадюшник. У них контракт в третьем квартале кончается. А Сороса
было всего два - у Очкарикова и у шефа. И, как змея, точно рассчитала: я в Питер на день, а она к шефу на ночь…
( из разговора справа)

Ну это надо же суметь: с моим то слухом -
такое целый час терпеть над каждым ухом.
Я до нуля едва не сник, когда под Нарой
в вагон вошел один мужик вдвоём с гитарой…

"Мой дядя самых честных правил,
когда всему подвел итог,
признал, что женщинам оставил
он много менее, чем мог..."

Кто ты, о, брат мой, бледнокожий,
Иван, Василий или Глеб?
Трудом нелегким ты, похоже,
насущный добываешь хлеб.
Нет убедительней резона
на смех разменивать слезу.
Так не смотри ты в верх вагона,
смотри на публику внизу!

"Гарун бежал быстрее лани,
быстрее дедушки Оглы.
Гарун был Мане вместо Вани,
ей заблевавшем все углы..."

Простим заблудшему частушки.
Душой - больной, умом - дитя.
Певца с собою две толстушки
прибрали, раньше чуть сойдя.
(Опасно, брат, мой! Прошлым летом
и я, подобранный мадам,
неделю к ней ходил с приветом,
теперь с большим приветом сам).

В последний раз, вздохнув устало
от облегчения нутра,
ушел состав, чтоб где-то в Малом
остаться в стойле до утра.
Ну, здравствуй, брат мой! Эти шутки
оставим. Я от встречи пьян.
Как хорошо, что сутки в сутки
открыты двери "У славян".
Я не могу с судьбой бодаться,
коль указует жизнь сама
в какую сторону податься
для просветления ума.