Stenglaft

     !...И дни уплывают весьма непредвзято...
     Маячат рассветы, струячат закаты -
     Но нет нам возврата!! Могила  разврата
     Все дальше и дальше уводит куда-то...
     Я снова один на нескошенном  поле.
     Как жалкий кретин, я пишу о приколе,
     Который намедни был мной совершенный
     В ладонь боковую - я не был взбешенный,
     Кололся от скуки... Бродячие штуки
     Бродили вокруг, и унылые звуки
     Разитых бокалов в пыли бездорожья
     Метались по полю сквозь сизые рожи...
     Так вот. Вспоминая цепочку событий,
     Я руки об шторы слюнявые вытер
     И сел - как банан на нескошенном поле,
     Я жалок и пьян... Я не чувствую боли.
     Я чувствую только остывшие грабли,
     И вижу - над озером кружатся цапли...
     Равнина покрыта шершавым туманом.
     Я не был, признаться, еще меломаном,
     И не был деканом, а также стаканом -
     Я по полю бегал, махая капканом.
     Капканы - ужасно полезные штуки:
     Лишь только хватаю капканец я в руки,
     Так чувствую сразу - я в мире не ангел!
     Еще обожаю стрелять из берданки
     (Стреляю, признатьься, довольно хреново),
     Но это не ново. Вдруг вижу - корова!
     Пасется на стенке песчаного рова.
     (А времени уж, между тем, пол-второго...)
     ...Конечно, вы ждете кошмарных деяний,
     Но я прекращаю поток излияний -
     На время. Недолгое. Ноне моментом
     Отдам предпочтенье другим элементам.
     Давайте подумаем вместе о брюкве -
     Люблю я природу! Инжир ли, урюк ли -
     Все радует душу, и мысли, и тело!
     Лишь только увижу - хватаюсъ за дело:
     Урюк помещаю в чесночный отварец
     И все загружаю в брезентовый ларец,
     Как старец (я - горец!). А клюкву и перец
     Люблю в коридорец катить из-под дверец...
     Так вот. Непредвзято струячат закаты,
     И снова часы уплывают куда-то...
     Я бегаю в поле. Капканом махаю.
     Работа, конечно, довольно плохая -
     Капкан неподъемный, бельгийский, конечно;
     Засыпанный доверху шведской черешней,
     И лаком покрытый, а также резиной.
     Я, помню, его покупал у грузина -
     Купил за червонец. Без скидки, опять же.
     Грузин убежал, повторяя "Ах, мать же!",
     И прочие фразы. Пусть, подлый, канает.
     Он душу мою никогда не познает,
     Он жалок! Я горд. Переполненный грусти,
     Сминаю в охапку малиновый кустик,
     И дальше иду. Лишь трава под ногами,
     А я упираюсь в нее сапогами ...
     ...Пришел. Лишь туман и морковные грядки.
     Но это обман - здесь опять все в порядке.
     Фигня. Не впервой. Вот цемент - это хуже.
     Вот, помню, лежал в неподветренной луже...
     ...А дальше не помню. Но это не важно.
     Итак, я капканом махаю отважно
     По грядке моркови направо и влево
     (Нимфеточка Света была королева!)
     Ах, годы былые! Прошло уж немало
     Я вновь вспоминаю СТЕНГЛЯВТ из металла,
     И холм нембутала, и диск "Jethro Tull"а
     И венского перца четыре кристалла...
     Прошло уж немало. Но что-то осталось -
     Надежда, печаль, беспросветная жалость,
     И прочие чувства... Мне гадко и пусто.
     Поймал я намедни живого вуглускра -
     В капкан посадил и полил скипидаром.
     Полил скипидаром его я недаром:
     Ужасным ударом и мрачным кошмаром
     Душа покрывается этим макаром!
     Так вот. Он в мешке пребывал, багровея.
     Мешок я тотчас же отправил в Гвинею,
     И дальше пошел. Я один в этом мире,
     И времени ветер утоплен в кефире...
     Вот лес засинел вдалеке, как напильник.
     Стоит на опушке горчицекосильник -
     Он может горчицу косить непредвзято,
     Пока над полями струячат закаты...
     В него я залез и за тумблер хватаюсь.
     Тот тумблер включить - вот идея простая
     (Включаю, признаться, довольно погано)
     Еще я люблю пострелять из нагана,
     Точней, из берданки...  Но,  в общем, включаю.
     Потом наливаю гренландского чаю
     В подшипник, который торчит из-под пульта,
     И думаю: "Дурень! Хватайся за руль-то!!"
     Но - поздно. Поехал горчицекосильник.
     Поехал он, в общем, довольно несильно,
     И медленно, только зачем-то направо -
     Туда, где вдали зеленела дубрава -
     Он едет, и косит горчицу густую.
     Сижу - и вистую, вистую, вистую...
     Но что-то не в кайф. И трясет постоянно -
     Как будто вокруг не поля, а саванна,
     А может, Гавана; точнее, Гвиана...
     Сижу я, как будто среди океана,
     На поле, в траве, потушив сигарету,
     Опять вспоминаю нимфеточку Свету...
             "Подожди, мне осталось немного,
              И недолго продлится затишье -
              Лишь становится ярче дорога,
              Лишь усталость становится лишней...
              Ты не видишь того, кто у края
              В одинаковом месиве взглядов
              Безразлчие с мира стирает,
              Лишь твой голос окажется рядом...
              Он увидит лишь то, что случилось,
              Наблюдая безмолвно, безлико,
              У тебя не останется силы
              Видеть смех в исступлении диком,
              Сквозь толпу, сквозь свое вдохновенье
              Разглядей чей-то гаснущий лучик;
              У тебя не хватает терпенья -
              Ну и что ж, ты становишься лучше...
              Оставайся в волшебном потоке,
              Где уверенность правит надеждой:
              Возвращения часто жестоки -
              Ты пока на пути, где-то между...
              Я один, я в толпе, ты не видишь,
              Не похож на свое отраженье;
              Ты сегодня кого-то обидишь,
              Развлеченье - не только сраженье.
              Для него - и игра, как мученье,
              Только ты отразишь его взмахом,
              И забудешь, как чье-то творенье
              Для торца рассыпается прахом...
              Он уйдет, не оставив минуты
              На печаль в голове королевы.
              В лютом холоде, мрачном и лютом
              Ржавым лезвием всходят посевы -
              Пронесется клубящимся валом -
              Не останется даже минуты
              Задыхаюсь... однако... как мало...
              Что свинцовое небо раздуто...
              Те же мысли... и те же сомненья
              Нет начала... как нет воскресенья
          И в этом аду я опять засыпаю -
          Покоя и жалости я не ищу,
          Лишь только усталую липу качаю,
          Встречая средь лиц голубую свечу...
          И стрелки часов разбежались по стенам,
          Вдали разогнал тишину самосвал;
          Дон Педро напильником резал гангрену;
          Я думал о кактусах сквозь пьедестал,
          Но - нет искупленья восточному ветру,
          Не будет прощенья тебе, чудаку!
          Ты бирку повесил на личный напильник,
          Ты краски размазал по стенке обильно,
          Ты сделать пытался тамбовское ретро,
          Но снова бежишь по песку...
          Я вниз рассыпаюсь картонным рефлексом
          И шею тяну сквозь бумажную чащу,
          В пути натыкаюсь на кучу я секса,
          Бездонные окна на звезды тараща...
          Бетонные стоны в асфальтовом гребне -
          В замочную скважину ты не пролезешь,
          Воздай благодарность в молебне хвалебном,
          Оскалясь жестоко на гаснущем срезе...
          Мне снится нередко, что я умираю.
          Кошмарные рожи мне душу тревожат,
          Но плоти восстанье мне не угрожает -
          Усталость на коже... Кошмарные рожи...
          На красной равнине я видел картинку:
          Пятном черно-белым, по мутной равнине,
          На вязнущем месиве, нити тропинка -
          И лица... Как будто... равнина остынет,
          И станет везде, эти лица - начало,
          В крови черно-белый зародыш, случайный,
          Он гас - я пытался, я помнил, но мало...
          Он гас, и за ним зажигалось отчаянье...
          Равнина, на вязнущей пене кровавой
          Я плыл , и мой мир заливали виденья -
          Лишь все покрывалось качающей лавой,
          И мне не понять - где мираж, совпаденье,
          А где - откровенье, мое и чужое...
          Я память заштопывал грязной иглою,
          По небу я тучей летел грозовою
          И в дождь превратился б, однако сомненье -
          Ни много ни мало - меня успокоило  и укачало,
          Немного - не мало, но это смятенье, везенье и (темью)
          Я окна открою...
          ...Фернандо Диего покрылся корою.
     Над месивом каменным утро устало
     Размежит печалью сокрытые веки;
     Прохлада остывшего за ночь металла,
     И - кинутся в бой дребезжащие реки...
     Рыгая бензином, плюя скипидаром
     По комнате узкой метался напильник,
     И ребра его отливали кошмаром,
     Как будто слюнявого вепря обрили,
     Разгрызли, обрезали, челюсти вскинув -
     Тут рыбы соснули ячменного пива
     И плавали к вепрю, но может, и мимо...
     Лениво-игриво, в пыли чернослива
     Перловым закатом взорвалась картинка.
     На поле люминевом рожь колосилась,
     Пора ее жать, но случилась заминка -
     Бригада дизайнеров к ночи напилась.
     ...Моя эстакада покрылась кефалью,
     По ней проезжал незаряженный примус,
     За что награжден я дубовой медалью,
     Но - ладно! Не стоит распиливать синус
     На вантус и койтус шершавой пилою,
     Я лучше уйду к переменчивым свиньям -
     Намажу им уши янтарной смолою,
     Вбивая в процессоры ржавые клинья
     Однажды под утро... Я тек нафталином
     По руслу реки остывающей нефти,
     И чистил бенгальский сапог гуталином,
     Лимоня в сердцах наподветренный дрефтель...
     И вечер возник полысевшим трамваем,
     Лишь стая лососев гремела усами -
     И свора собак ей ответила лаем,
     Пока подпоручик слонялся лесами...
     Вчера я нашел полированный штепсель;
     Он прыгал в розетке и брызгал слюною.
     Когда я поведал немного о сексе,
     Он стих и сказал: "Расскажи остальное!"
     А по полу бегали ржавые вафли,
     Они улыбались друг другу счастливо;
     От этих улыбок все мухи зачахли,
     Потухли, подохли и свесили гривы
     С диванов на коврики, бритые криво...
     Могли вы?!.....
               Однажды в Тамбове вечерней порою
               Я встретил урюка из дальнего леса.
               Он был молчалив и облеплен корою;
               Я с ним разговаривал без интереса.
               Я только спросил: "Что за снег без тумана?"
               Он долго молчал, колыхая бровями,
               Достал апельсин из пустого кармана
               И с ним ковырялся полчасика в яме,
               Но вылез наружу - и сразу ответил:
               Сказал он: "Конечно!" - и кепку поправил.
               Как будто далекое что-то приметил,
               И, взглядом скользя по дубовой дубраве,
               Вздохнул утомленно, такой одинокий,
               Чихнув раз пятнадцать, и, глазом моргая,
               Добавил: "Однако..." Без всякой мороки
               Я сразу кивнул, разговор продолжая,
               Спросил: "Что лососи - унылые рыбы?"
               Урюк попинал сапогом деревяшку -
               Так греки пинают гранитные глыбы -
               И молвил: "Отнюдь!" - поправляя подтяжку.
               Потом почесал кулаки и затылок,
               Платочек достал, и, сморкаясь надрывно,
               Издал новый звук - столь невнятен и пылок,
               Что я удивлялся тогда непрерывно,
               Пока он не кончил такое занятье,
               Платочек убрал и промямлил невнятно:
               "Угу... м-да" - как будто тяжелой печатью
               Он путь закрывает всей речи обратно...
               Я снова спросил: "А вы любите гвозди?"
               Он снова молчал, весь в задумчивой грусти,
               И, слов расправляя усталые грозди,
               Вдохнул - будто фразу на волю отпустит,
               Но - выдохнул вяло, пошлевал губами,
               Умолк... Только ветер над нами остался.
               Он громко икнул, отдавая грибами,
               И тут же немедля на месте скончался.
               ...Я шел по Тамбову и думал о крысах,
               А также о свиньях и кроликах диких.
               Вокруг не росли ни черта кипарисы,
               И гасли в закате последние блики...
        О, бочка непальской паркетной мастики!!
        О, тульские плюшки, особенно пышки!
        Ах, эти тамбовские вафли - коврижки!
        А также крыжовник, культурный и дикий...
        На выставке хлебной толпятся народы.
        Вокруг - кренделя, шпинделя и ватрушки.
        Пришла на экскурсию Первая Рота,
        Чтоб с толком понюхать лакричные сушки...
        Лежит на витрине творожник свекольный -
        И топчутся люди, хватают проспекты;
        Рязанский горчичник укропоукольный
        Уколот укропом, как будто дефектный -
        Но это лишь замысел автора блюда...
        Экстазен отсосно цимбаловый пудинг -
        Он будто возник никогда в неоткуда,
        Как старый испанец Фернандо Де Мудинг -
        Он шаркал по выставке, тыча руками
        Во все экспонаты и стекла пустые,
        Кричал: "За червонец! Продайте! Кусками!
        А можно и целый! Продайте!!" Простые
        Испанца не слушал никто излиянья -
        А он все метался, роняя купюры,
        Впадая в беспамятное состоянье...
        Слонялся по выставке служащий хмурый
        В шершавой фуражке и мятых кальсонах,
        Бурчал недовольно чего-то и как-то...
        Но вскоре нашел в клубине патисоны,
        Заполз и заснул в них. Отдельные факты
        Уж, кажется, душу поэту тревожат,
        Однако - тамбовские вафли целебны!
        Коль вафлю такую размажешь по коже -
        То снова как будто на выставке хлебной
        Ты бродишь в экстазе, вращая глазами,
        И вафли тебя наполняют востором;
        Залейся, читатель, густыми слезами
        И в баню пойди между цирком и моргом!
   ...Сижу на опушке горчичного поля.
   Горчицекосильник, росою покрытый
   Не чувствует скорби и пролитой боли.
   В горчицу уставясь лицом неумытым,
   Сижу и встречаю начало рассвета,
   И в памяти кружатся яркие краски.
   Сижу на опушке, курю сигарету,
   И ветер срывает увядшие маски...
   Я снова один. Улетел геликоптер,
   И нет больше сил покупать вертолеты -
   Уэльс. Побережье Сан-Пауло Гоптер...
   Я часто в том крае придумывал что-то,
   И снова метался по шару земному,
   Как гаснущий луч золотого осколка
   Упавшего с неба, беззвучно-больному,
   Как мне, или полю, не спавшему долго...
   И катятся годы, и горы седеют,
   И мир уплывает на стеблях заката -
   Лишь ветки редеют и голос свой сеют
   На бледно-усталых осенних раскатах...
                ...А мы раздуваем пожар мировой,
                Тамбов и Бердищев засеем травой,
                И от тайги до британских морей
                Красная Армия всех сильней!
                ...Так громче музыку
                Играй "VERMONA",
                Враг наступает -
                И мы бежим, бежим, бежим!
                Так за СТЕНГЛЯВТ, за стерео и моно
                Мы врубим все перкуссии режим! (режим... режим...)
                По аллеям старинного парка
                Дон Диего гулял поутру
                По дорожкам галошами шаркал
                Поправляя плечом кобуру (...Урра!)
                Не плачь,
                Не горюй,
                Напрасно слез не лей
                Пещеры замуруй,
                Когда вернусь из лагерей!
                (Этот день отъезда
                Творогом пропах,
                Это радость в пуловере и в носках
                Это праздник, и вобще не просто так!)
                Ах!
                (Трррах,..)
                В иных мирах
                Растает мой усталый прах...
          А Ты забудешь обо мне,
          Когда растает этот снег,
          И только эхо в тишине
          Сольется в шум далеких рек.
          Я - просто отзвук в облаках,
          Тобой оставленный навек,
          И этот мир в твоих руках,
          А для меня... остался снег.
          Ты будешь светом в глубине,
          Когда уйдешь сквозь листопад.
          Но ты останешься во мне,
          И больше нет пути назад...
          Мы были вместе только миг
          Мы стали тенью на песке
          А для меня остался крик,
          Который гаснет вдалеке,
          И ты со мной, а я - твой сон,
          И ты проснешься через час:
          Я буду здесь, со всех сторон
          И дверь откроется для нас...
          ...Но - гаснут крылья у мечты;
          Я помню голос в тишине -
          Я лишь сорвался с высоты,
          И больше нет пощады мне...
          Ты снова память разорвешь,
          И снег польется, как вода...
          Я подарю тебе свой дождь,
          И Ты со мною - навсегда...
   Вместе с гневным рассветом уйду,
   Я оставлю свою нору,
   По дороге пройду в бреду
   Без еды, без воды в жару
   Но над пылью разрезанных скал
   Выплыл солнца щербатый диск -
   Яркий шарик внезапен и мал,
   А из глотки не вытолкнуть писк
   В жарком шепоте погнутых воль
   Проявлялся кошмарный конь
   Раздувая хвостом огонь
   Причинял нестерпимую боль
   Вертолет был молод и мал
   Вертолетчик хмур был и тих
   Но его не заметил шквал
   А поэтому он затих...
   Застонал перевернутый танк
   Переломанной ножкой суча
   Тут дон Педро ограбил банк
   И накрылась водой бахча!
   Ну а в общем-то я шучу -
   Меня не было там, среди скал.
   Я в бреду, я сижу и ворчу,
   В меру жалок, убог и мал...
   Я устал только час назад,
   Только час этот годом прошел,
   Словно дом мой утратил фасад
   И для всх это - хорошо...
   Лишь один среди всех молчал,
   Не был даже он маской сокрыт,
   Чаще хмур был, а реже - ворчал,
   Накрывая молчаньем стыд...
   Он не видел, как я упал.
   Он не знал, что я не был убит -
   Он меня погрузил в самосвал
   И отправил в поток обид,
   Неудач и ушедших лет,
   Где бельгийский напильник летал;
   Там в ремонте стоял конь блед,
   В лютой боли кроша металл...
   Я прошел через весь кошмар,
   Вышел в поле - трясется рожь,
   Тишь - ни звука, ноет комар
   И на ветках лиловая дрожь...
   Я лишь помнил - придет гроза
   В щитогрудой игре теней,
   Лишь источник укажет лоза,
   И закат растворится в ней...
   Черным омутом звезды спят,
   Месяц сомом разинул рот,
   И с похмелья цикад галдят
   Хороводом засохших шпрот,
   И отшельник вонзил кинжал
   В двухшереножный баночный строй,
   На кинжал он при этом нажал,
   Доставая кинжал второй -
   Пузыри сквозь томатный сок
   Поднимаясь, беседу вели
   Про лососей, что шли между строк,
   И считали с тоской рубли...
   Он из хижины вышел в ночь,
   Но тамбовский забыл аспирин;
   За лекарством послал свою дочь
   Через месиво злых ветрин,
   И она потеряла след -
   Она шла в окруженье зеркал,
   В целом ворохе табу и вед,
   Где туман с облаков стекал...
   "Здравствуй, девочка. Ты откуда?
   Что несет тебы в грустные дали?
   Что с собою несешь подспудно?"
   "Подожди. Ведь тебя не ждали...
   Я же знаю - ты ждешь меня,
   Пусть ты верить давно разучился
   Верил ты в приближенье дня..."
   "Стоп. Не надо. Твой день случился..."
   "С кем?" "Когда?" - неизбежны вопросы,
   Только краб шевелился в комбайне,
   Имитируя зимние грозы;
   Полз по дну винтокрылый лайнер...
   Я из печки спокойно вылез,
   Но ко мне привязался вуглускр.
   Не узнав, я спросил его: "Вы ли?"
   Но, уставший от автоспуска,
   Он молчал, скрежетая зубом.
   Смолк и я, а потом испарился,
   Пал в осадок раскидистым дубом,
   Где диспетчер шершавый брился...
   Я спросил: "Вы не спите в марте?"
   Он ответил: "Питаюсь кефалью"
   Место лова представил по карте
   И ушел, накрываясь шалью.
   Я тотчас снарядил фрегатец,
   Натянул паруса из болоньи
   А вуглускр сказал мне "Э-э... братец!"
   Но - смолчал. А Дон Педро Роньи
   Тоже молвил: "Осел ты, впрочем!"
   Да - отметим мы пленум кефалей,
   По тревоге прошедший средь ночи -
   Все кефали по морю сновали,
   Я же скреб по заливу тралом;
   Сзади греб опьяневший дизайнер.
   Источая девятые валы,
   Полз по дну винтокрылый лайнер...
   Ураган тишину разрезал,
   Небо сморщилось в гневном маразме,
   Солнце хрюкало плюшкой облезлой,
   И пролив закачался в спазме,
   Только я - на корме фрегата.
   Ветер с запахом хлорпикрина...
   "Разрешите ругаться матом?"
   И - искрятся кефалей спины...
   Где-то в трюмах инспектор Вова
   Обнаружил испанское мыло,
   К каковому вуглускр был прикован.
   Подползал дядя Вова с тылу,
   Но рвануло волной - и рухнул,
   Пропорол головою обшивку...
   Остальное забыто и глухо.
   Я задвинул в архив подшивку,
   Утомленно откинувшись в кресле
   Вспоминал финикийские вафли,
   Продавщицу тамбовскую Лесли,
   И бразильца Радриго Гонзаффли...
   Вдруг - заснул. Просыпаюсь - едет!
   Встал, умылся; тут он и приехал.
   Как вошел, сразу чувствую - бредит...
   Ну, я встретил его со смехом!
   Развернулся - ударил в темя;
   Он загнулся, захрюкал счастливо:
   "Еще можно?" - "Всему свое время!"
   За окном зеленела слива...
   Он сказал: "Умираю на фиг";
   Рухнул вниз, сокрушая стаканы,
   А стаканы испортили график
   (Обозначены в нем капканы);
   На поминках я вдрызг напился,
   А наутро замучила жажда.
   В это время вуглускр застрелился
   (Я в апреле стрелялся дважды!)
   Зря. Патроны беречь не вредно.
   За окном задохнулся вечер,
   И рассвет рождется бледный...
   Умирал за окном диспетчер.
          ...Равнина покрыта шершавым туманом.
          Кусты и тропинки отливами смыты.
          На площади строилась рота душманов,
          Кроша сапогами бетонные плиты.
          Кровавый закат разорвал миноносец,
          На пасмурном небе волну разлохматив -
          И ветер обрывками пену приносит
          Свиваясь в тайфуны на красном закате...
          А скалы оскалили плавленный глянец
          Тяжелых камней на белесые гребни,
          Где молнии вихрем сплетаются в танец,
          И море становится все непотребней...
          Я помню корону подводного взрыва
          И тонкие пальцы стекающих нитей -
          Мой катер в волну погружается криво,
          И нечего ждать от грядущих событий...
          Мой голос растаял, мой парус оторван
          От мачты течения сладостной жизни,
          И громкий финал раскрывается штормом
          По небу, смятенному в злой укоризне...
   В таком состояньи сижу на опушке,
   Ладонями чувствуя холод штурвала...
   Зачем же приходят другие игрушки,
   Когда до заката осталось так мало?
   Однако, приходят... Толпятся в прихожей,
   Друг друга давя в непотребную массу...
   На злую русалку была ты похожей,
   Стрелял я в тебя сквозь стеклянную кассу -
   Звук выстрела резкий, стеклянна крошка,
   Плечо излохмачено, брызки на стеклах...
   Мне жалко тебя так ничтожно, немножко -
   На пол оседаешь безжизненно-блекло...
   "Кольт- кобра, навылет, калибр 45-й" -
   Промямлит инспектор, ворочая носом.
   Брезгливо он сплюнет на пол непредвзято...
   В "Коралле", за стойкой с Модестом Отсосом
   С креветками пьем водянистое пиво.
   Молчим.  Ясно все и не надо расспросов.
   Тот выстрел был выписан красным курсивом
   На фоне убожества, вьюг и торосов -
   Быть может, когда-то еще пожалею
   О пальце, нажавшем револьверный триггер...
   Отсос, отхлебнув, предложил: "В бакалею
   Пойдем! Мне расскажешь об этой интриге" -
   "Что там говорить, слишком ждал тебя долго -
   Логичный финал. Заходи на досуге..."
   Я сел у пивной в свою серую "Волгу" -
   Опять вспоминаю о мертвой подруге.
   Холодные окна, холодные стены,
   Песок у порога, слой пыли на кухне...
   Опять застрелиться? А может быть, вены
   Мне бритвой разрезать?.. Не стоит. Распухнет
   Рука, обнажая шершавые шрамы...
   Сижу. Одиноко. Курю сигарету.
   Мотивы кровавой безжалостной драмы
   Пытаюсь забыть. ...У дон Пэдро циветту
   Куплю, а пока закурю папиросу,
   Сниму с телефона в отчаяньи трубку:
   "Привет, позови-ка Модеста Отсоса...
   Здорово, Петрович! Турецкую губку
   Купи мне, пожалуй, тебе оплачу я
   Немедля твои на ту губку расходы..." -
   "А хочешь сушеной травы почучуя?" -
   "Не надо, мои уж не детские годы!" -
   "Ну ладно, пока, посещу непременно" -
   Коротко пищит телефонный наушник...
   Кто скажет зачем эта мне перемена?
   Достав из-за шкафа хохляндовский рушник,
   Его я терзаю, скривившись от боли...
   Все к лучшему. Знаю, но мне одиноко -
   Прохлада ночи, заскирдовано поле...
   Зачем теперь нет и зачем было много?
   "...Оставь полотенце, пожалуй, в покое -
   Вот губка, вот пиво, давай дербулызнем!"-
   Был это Модест - "Состоянье такое
   Мы мигом поправим!" - Не видел я в жизни
   Волшебника с более чистой душою!
   ...Мы пиво хлестали, играли в рулетку.
   Модест от рожденья считался левшою,
   А я, заполняя жетонам сетку,
   Плевал в банкомет, увеличивал ставки,
   Купюры швыряя по пыльной квартире...
   На мне два пальто и любимые плавки;
   Модест сквозь глазок в незакрытом сортире
   Купюры ловил, и они исчезали
   Там! В водовороте бурлящем клозета!
   А в этот момент на Казанском вокзале
   Лаура игриво шнурок от корсета
   Рукой расслабляла с улыбкой невинной...
   Гордон экспонировал пленку уныло...
   Стояло немало в очереде длинной
   Народу, а Пэдро - исполненный пыла -
   Двуручным мечом рассекая пространство,
   Рубил, охраняя жены непорочность -
   Вокзала жестокую строгость убранства
   Оно дополняло. Учитывал срочность
   Поступка дон Пэдро конклав милицейский...
   Играл в тот момент я с Отсосом в рулетку,
   И выйграл прицел я оптический цейский,
   Тойсь Цейсовский. Я надеваю жилетку,
   В карманы монеток кладу 2 охапки,
   В Аптеку спешу, потрясая рецептом -
   Пришел. На рецепте прописаны тапки.
   Оплату провел безналичным акцептом.
   Хожу по Столице в Жилетке и тапках -
   (А также, конечно, в пальто и беретке!) -
   Прохожие в шубах, ботинках и шапках;
   Иду напролом сквозь горчичные ветки -
   Прохожих все меньше, горчицы все больше,
   Горчицекосильник быть должнен здесь где-то...
   Горчицы немало в Гвиане и Польше,
   Но Сейм воздвигает сплошные запреты
   На всякий процесс производства горчицы,
   Поскольку рентабелен экспорт навряд ли.
   Ползу меж горчицы, солярка сочится,
   Горчицекосильник - не помню - был смят ли,
   А может потерян... Сочится солярка.
   Горчицы навалом на поле суровом.
   По полю брела молодая доярка,
   Ведя на ошейнике злую корову...
   Корова рычит сквозь намордник тигровый.
   Доярка, понурив головку свою,
   В сердцах вспоминала инспектора Вову.
   Берданку, в горчице лежа, достаю -
   В руках повертел и запрятал обратно.
   Лежу на спине и письма ожидаю
   (Хотя ожидаю довольно отвратно) -
   Короче, лежу на спине и рыдаю,
   Слезами весьма орошаю горчицу:
   Мне хочется бриться, лечиться и спиться -
   Сломаю ключицу, залягу в больницу
   И буду учиться, учиться, учиться...
                На белесые гребни скал
                Вертоле из-под гор упал
                Неподвижность обвал оборвал
                Как беззвучный каменный шквал
                Пронесется лавина с гор
                Подойдя к островку в упор
                Захлебнется в волне мотор
                И вольется в лавинный хор
                Ты застыл, ожидая взрыв
                Провожая поток в обрыв
                И погаснет последний миф
                В хороводе плакучих ив
                Через риф упадет волна
                Над лагуной взлетит луна
                Бесконечность от скал до дна
                И тебя унесет глубина...
                Чей-то призрак, грозой влеком
                Покидает свой черный дом
                Ураган прилетит тайком
                Только горы станут песком...
                Я не помню последний час
                Океан в облаках погас
                И лавина в последний раз
                Пролилила грозовой экстаз
                Было много убитых лет
                Бесполезных, как шторм побед
                И давно превратился след
                В генетический полубред
                И опять я сквозь сон иду
                В пустоте, в суете, в бреду
                То, что помнил - уже не найду
                То, что будет - потонет в аду
                Неподвижен песок, как боль
                На ресницах морская соль
                Я играю чужую роль
                И опять превращаюсь в ноль...
                Бесконечен бесцельный бег
                Я опять погружаюсь в снег
                Снова я в глубине у всех -
                Не предмет, и не человек
                И случится потом, в раю -
                Я сквозь память взойду твою
                Я в тебе, в глубине, стою
                И ты чувствуешь тень мою...
                Ты - лишь странник в века, за мной
                Ты уйдешь в облака, как зной
                И погасишь свой мозг больной
                За моей вековой стеной
                Будут годы, и будет ложь
                Голоса превратятся в дождь
                Безысходность рождает дрожь
                Только ты навсегда уйдешь...
                Белый омут над сеткой скал
                Я тогда первый раз устал
                Мой мираж на песок упал
                И в пустыне исчез причал -
                Только ветер затих в тот миг
                Только голос оставил блик
                Я не слышал последний крик
                Все исчезло... И я - старик...
                Облака. И над ними - ты
                Там, где волосы сквозь цветы
                Смыло радугой все мечты
                И уже не упасть с высоты
                Это - море... Последний шторм
                Ветер сладкий, как хлороформ
                Просто падай, в порядке норм -
                Для мутантов. Подножный корм...
                И когда вертолет затих
                Я оставил весь мир для них
                Это просто последний штрих
                Это - звезды, ночной триптих...
                Я недолго полета ждал
                Подойти им поближе дал
                И безжалостный мой металл
                Их разбрызгал по кромкам скал...
                Больше нет никого со мной
                Я устал, и такой больной
                Больше нет голосов за стеной
                И закат наполняет зной...
                Но не горе, что я один
                У меня еще есть бензин
                И хотя не осталось сил
                Я не все еще совершил
                Мне бы только взлететь опять
                Мне недолго осталось ждать
                Я упел до конца понять
                Что безветрия мне не создать -
                Накалился усталый винт
                Вены рвут эластичный бинт
                Я лечу через сноп витрин
                И за каждою - лабиринт
                Только нервы влекут вперед
                Только первый увидит взлет
                Эта смерть - головой об лед
                В пекле плавится вертолет...
                Это - гибели злой экстаз
                Это - праздник в последний раз
                Я спросил: "Ты оставишь нас?"
                Он ответил: "Пожалуй ... пас"
           Я видел этот город только час назад
           И снова нет пути обратно
           Секунды волшебства за мной еще летят
           Мой город тает безвозвратно -
           И только свет лиловых стен
           И в памяти моей в тени былого дня
           Светился океан когда-то
           Но бесконечный мир потерян для меня
           За стенами того заката
           И в нем не будет перемен
           Здесь только свет лиловых стен
           Я думал что могу отаться и понять
           Все истины зимы и лета
           На этом берегу нет места для меня
           Я просто не запомнил это
           И только свет лиловых стен
           За ними тот волшебный плен
           Есть только свет лиловых стен
           И в нем не будет перемен
           И нет пути назад...
           Мой фотоаппарат
           Был сделан из горчицы
           А я хочу лечиться...
   ...Лососи - что? Рыбы, унылые только!
   Кефали - что? Твари, но только без лапок...
   Жую непредвзято лимонную дольку,
   На пальце вертя лакированный тапок.
   Один, среди поля, в шершавой накидке,
   Кричу, разрезая тумана покровы:
   "Горчицекосильник! Купите! Без скидки!
   А можно за восемь! Поскольку не новый..."
   Но нет мне ответа (как нет и возврата),
   Лишь воют шакалы, коты и койоты.
   Струячат багровые тени заката.
   Кричу, надрываясь - охрип до икоты:
   "Купите! За восемь! О, жалкие черви!
   Он может горчицу косить непредвзято!
   Меняю его целиком на консервы!
   О, баста! О, Морью! Гаргафле - Стенглято!.."
   Пустынно. Уныло. Закат и горчица.
   Вокруг - ни души, только осы и лисы.
   Мне хочется спать, тосковать и мочиться
   А также лечиться, пока я не лысый...
   Что - жизнь?.. Это - поле, но только с морковью.
   Довольно! Пора возвращаться обратно.
   Я с детства люблю заниматься любовью
   (Хотя занимаюсь довольно отвратно) -
   Шагаю по полю. Горчицы все меньше.
   Все больше домов, и "Коралл" где-то рядом.
   Доярка с коровой. Еще пара женщин,
   Мой дом на проспекте - попал в него взглядом,
   Лениво на лифте поднялся. Скучища...
   В окно поплевал, поиграл на органе.
   Пальнул из берданки. В сортире полтыщи
   Спустил - зажурчали они под ногами...
   Невесело. Грустно. Покушал орехов.
   Иду к телефону и трубку снимкю:
   "Здорово, Петрович! Не можешь ли снега
   Мне взять на червонец?" - "Эх, глобус ломаю
   Сейчас я. И занят. Не хочешь цемента?.."
   "Нет, лучше гангрена!!" - "Ну ладно, согласен.
   Нужна позарез мне раккордная лента..."
   Прекрасно! Отсосно! Вопросец мне ясен.
   Сижу. Начинается жуткий дождище.
   "Петрович! В чем дело?" - "Э видишь-ли, братец ...
   Растаял снежок от такой духотищи.
   Зато он холодный !" - "И фиг с ним! Некстати..."
   Назвав его сукой, заразой и тварью,
   Я трубку повесил и сжег все контакты.
   Воняло от них алкоголем и гарью,
   А я звезденел где-то в чем-то и как-то...
   В окно поглядел. Заливает проспекты.
   Ведь этак утонет горчицекосильник...
   И фиг с ним... Комбайны - сплошные дефекты,
   Вот то ли - хороший бельгийский напильник...
   Однако капкан - я забыл его в поле...
   Немедленно! Срочно! Найти и доставить!
   Я вновь забываю о скорби и боли...
   ...Есть рыба такая - озерная кляведь.
   А может, и нет... Я кричу громогласно:
   "Продайте фрегатец! Скорее! Без скидки!
   О, жалкие твари! За торт ананасный!
   Хотя бы галеру! За платины слитки!
   Продайте! О, сволочи! Крейсер зенитный!
   Отдам саксофон и турецкую губку,
   И компас магнитный, он весь эбонитный;
   Могу вам оставить от крейсера рубку!.."
   ...Но нет мне ответа, лишь дождь сизо-серый
   И прочая гадость и мерзость снаружи.
   Дождем заливает бульвары и скверы,
   И все превращается в мутные лужи.
   По комнате, мрачный, хожу, багровея.
   Достать, что ли, скутер из пыльного шкафа?...
   Я, помню, купил его где-то в Гвинее,
   За старый талон трехрублевого штрафа...
   Налью в бензобак метанола с касторкой...
   И... Да. Достаю. Это где-то за шторой.
   В сравнении с каждой дырявой моторкой
   Тот скутер - так вот - этот скутер, который...
   ...Так-так... Где-то вот он... С мотором тяжелым.
   Немного облупленный, класса "О-Джей".
   Экстаз. В бензобаке болтается желудь.
   Я с детства терпеть не могу виражей!
   Однако терплю. Надеваю жилетку
   И скутер бросаю в волну из окна,
   Сам прыгаю вслед. Исключительно метко!
   Быть может, кошмарная здесь глубина...
   А, ладно. Плевать. Где же скутер, однако?
   Плыву и нащупать пытаюсь его...
   Намок и устал, и продрог как собака,
   Поскольку не видно совсем ничего...
   ...Минут через сорок я выплыл, конечно.
   Мой скутер прибило волной к "Гастроному".
   Залез я в него, матерясь изувечно,
   И начал выруливать к дальнему дому.
   В мотор поплевал, метанолом заправил,
   Подтяжку сквозь пыль намотал, дернул резко -
   Взревел и понесся мой скутер дворами,
   Как будто по комнате злая стамеска...
   Сурово лавирую. Скорость - сто десять.
   Трясет и швыряет, как финики в луже.
   Вот ежели скутер на скорости взвесить...
   А, впрочем, фигня. Вот цемент - это хуже.
   Сгустились над городом синие тучи,
   Не видно совсем ничего абсолютно...
   ...Сто тридцать. Глиссирую. Волны все круче.
   Болтается снизу компостер валютный
   (Он может валюту дырявить сурово)...
   Что - скутер?.. Фанерка, но только с мотором...
   Быть может, прикинуться пьяной коровой?
   А может, диспетчером, иль прокурором?..
   Фигня. Все здесь-тлен и томление духа...
   Мы - жалкие горцы в порыве прибоя...
   (Признаюсь, что мне недостаточно сухо:
   Вонзаются брызги в стекло ветровое,
   И струй дождевых ледяные уколы
   Мочалят лицо и холодные руки...)
   Рыгая касторкой, плюя метанолом
   По городу мчусь и фигею от скуки.
   ...Вот ежели глиссер построить огромный
   Из мраморных плит и с мотором от КРАЗа,
   Покрыть в пять слоев алюминием бромным,
   И в бочке с водой утопить его сразу...
   Что - дождь? Лишь вода, только в каплях, и в рожу.
   А снег? Это дождь, замороженный в дупель.
   Водитель, я, в общем, не очень хороший,
   Однако однажды я выиграл рубль.
   Участвуя в скутерно-глиссерной гонке
   По Черному морю на скутере этом.
   Я помню, что мы стартовали в Гонконге
   Не то в эту зиму, не то прошлым летом...
   Моторец на старте завелся не сразу:
   Его я ругал и пинал сапогами,
   Сказал не тая, что он сволочь, зараза,
   Подумаешь - весь засорен пауками...
   Однако, завелся - лишь дернул покруче.
   Рванул во весь дух, догоняя ледеров.
   Они по заливу струячили тучей,
   Визжа и рыча, как пасущийся боров...
   Конечно, догнал и напору подбавил:
   Обдал их водой и касторочной гарью.
   Потом бензебак через час дозаправил,
   Связался с судьей, обозвал его тварью,
   Полмили прошел - и сгорел левый поршень.
   А сзади на глиссере класса R-9
   (С мотором от танка) Дон Педро де Моршень
   Глиссировал лихо, как тонущий лебедь.
   Сказал я испанцу: "Послушай, дружище.
   Продай за червонец мне поршень моторный!" -
   "Пожалуй, продам, - говорит - За полтыщи" -
   "Хотя бы за стольник! Ведь он же - топорный!"
   "Зато из латуни. Четыреста - точка.
   А может, продать карбюратор отсосный?"
   ...Мы с ним торговались четыре часочка,
   Он взял наконец нафталин купоросный
   (Полбочки) взамен на компостер валютный
   И поршень, конечно. Ввинтил его сразу.
   Не нужен компостер мне был абсолютно,
   Но взял - нафталин тяжелее гораздо...
   Завел и рванул, остальных догоняя;
   Догнал через часик, объехал их с визгом.
   Флотилия перла, рыча и воняя -
   Противно глиссировать было с ней близко.
   ...Что - поршень?.. Медяшка, но с кольцами только -
   Однако нередко немалое значит...
   Достал из кокпита лимонную дольку,
   И думаю: "Первым приду, не иначе.
   По классу OJ мой - единственный скуттер;
   Что толку гонять? Приз-то мой в этом классе!
   Но - если, конечно, испанцы все судьи -
   То... срочно поеду к жене моей Асе"
   (Тогда я женат был на Асе, похоже -
   Не помню деталей. Давно это было!)
   Пассаты тревожат холодную кожу,
   Муссоны текут по усталому рылу,
   Точнее лицу - это будет точнее;
   Короче, продрог я. Поеду обратно!
   Тащусь по заливу и весь звезденею,
   Хотя звезденею, признаться, отвратно...
   ...Приехал. Встречает жена у порога.
   Стройна, молода и чертовски красива.
   "Что гонка?" - "Похерил" - "И то слава богу!"
   На шею бросается Ася игриво,
   Как дикий котенок. "Успел я к обеду?"
   "Конечно!" - "Давай!" - Пообедал салатом,
   Провел с ней полночи. "Пожалуй, поеду.
   Мне к финишу нужно успеть до заката!"
   ...И вот я опять по холодному морю
   На скутере хлипком газую надрывно.
   Светает уже: всех догнать должен вскоре.
   За солнцем в погоню, в экстазе порывном
   Взлетаю на гребнях, паря над волнами,
   И радугой брызги взметают спонсоны...
   Пусть волосы взмахом промоет цунами -
   Мой скутер летит, я совсем невесомый,
   Я чувствую ветер, я снова в полете,
   И солнце восходит пожарищем алым -
   Я вижу, как небо рассветом исходит,
   И весь я вливаюсь в безветрие шквалом...
   ...А вот и флотилия. Мерзостной кучей,
   Воняя, идут скутера и глиссеры.
   Все ближе они. Ароматец все круче,
   И брызги, визжа, поднимают моторы.
   Продравшись сквозь тучи касторочной гари
   И брызги, и грохот, обдал их волною:
   Теперь не догоните, подлые твари!
   ...Вот, кстати, хорошая штука: каноэ.
   (То лодка такая, совсем без мотора) -
   Плывет впереди. А возможно, миражец...
   Нет, точно каноэ! А в нем - дядя Жора.
   "Куплю! За червонец! И чеками даже!
   Продай мне каноэ!" - кричу, надрываясь.
   "А то - застрелю! Из берданки! Немедля!"
   Купил за пятнадцать. Нисколько не маясь,
   На борт погрузил, зацепляя за петли,
   А Жора остался... Плыву заунывно.
   Мотор тянет плохо, и бак на исходе.
   Ревет и вибрирует скутер надрывно
   (К чему бы?.. Небось, к перемене погоды...)
   Во, кончился... Глохнет мотор скутеровый.
   Теперь понимаю: напрасно у Жоры
   Купил эту дрянь я. Каноэ херовый!
   А ну его на фиг, в морские просторы!..
   Швыряю в волну. Полегчало на судне.
   Сижу и задумчиво транец пинаю.
   Медузы - что? Рыбы, но только как студни!
   А здесь тишина... А внизу у трамвая
   Есть тормоз, ей богу... Но это детали.
   А может, на веслах пройти остальное?..
   Вот, кстати, здесь водятся точно кефали.
   А может, лососи. И небо стальное...
   Что - небо? Лишь воздух, точней атмосфера
   Над миром печали, где я - аутсайдер...
   ...Тут вижу - плывет прямо рядом галера.
   Вскочил. "Метанола! Касторки! ПРОДАЙТЕ!!!"
   На шум капитан появился из трюма
   С экспандером старым китайской работы -
   Пытался его растянуть он угрюмо,
   Без видимых сдвигов причем... До зевоты
   Меня утомил сей унылой картыной;
   Потом огляделся и скутер заметил.
   Спросил: "Чего надо?" - и рявкнул: "Скотины!
   Немедля повесить матросика Петю!"
   Пока разговаривал я с капитаном,
   Галерщики вешали Петю на мачте,
   На длинной жерди с этикеткой "MONTANA".
   ...Вчера приказал я рабочим: "Струячте!" -
   Струячили долго. И очень надрывно.
   Но это фигня... Вот цемент - это хуже...
   В лицо капитану смотрю неотрывно,
   Кричу: "Метанол, понимаешь ли нужен.
   А также касторка!" Молчал капитанец,
   Потом предложил мне: "Купи аспирину! -
   А чтобы мотор не оттягивал транец,
   Неапольской водки смешай с маргарином!" -
   "А разве потянет?" - "Потянет, конечно!
   А коль не потянет - гребцов, по дешевке..."
   Затылок я скреб и придумывал спешно,
   Что сделать полезней в такой обстановке....
   Купить? Не купить? Все ж купил на валюту
   Того и другого по центнеру с гаком...
   Исчезла галера из глаз абсолютно,
   Лишь Петя кричит, надрываясь со смаком...
   Тут сзади на скутере с "Johnsonom" старым
   Проплыл кто-то вслед, матерясь заунывно,
   На мили вокруг исходя перегаром,
   И в такт восклицали газуя надрывно...
   Вот встреча-то! Нестер, хирург из России!
   Меня он узнал и сказал, все как было:
   Зашел в ресторан он вчера "Лососия",
   А хересу там до утра не хватило!!!
   ...На том порешили. Отдал ему водку
   Взамен на моторного топлива бочку;
   Тепло попрощался, надвинул пилотку
   И снова рванул, сокращая отсрочку...
   Догнал близ Гвинеи. Они все струячат,
   Визжа и плюя перепончатым дымом.
   Тут я поступил совершенно иначе:
   Зашел им во фланг и прошел прямо мимо.
   Уж сзади они. Воздух чист и кристален,
   Мычит где-то сзади под скутером Вова
   (И как он успел?!? Впрочем, это детали...)
   Достал я из трюма намордник тигровый -
   Последней модели и весь из тигрона
   (Тигрон - это ткань из резины зеленой) -
   Надел на макушку его, как корону,
   Желая прикинуться пьяной вороной...
   Но Вова упорен, Мычит, как собака.
   И думает, действует так маскировка,
   Но я распознал его сразу, однако -
   Хотя у него неплохая сноровка,
   Но здесь - не ковер. Под ковром - это дело:
   Наш Вова-инспектор нередко скрывался,
   Мыча в исступлении громко и смело,
   Коровой прикинувшись; иль раздевался,
   Висел на гондоле внизу стратостата,
   Мыча, как невинная живность с рогами...
   Однако приходит, конечно, расплата:
   Я скутер повел кренделями, кругами,
   Стараясь винтом зарубить супостата...
   Но он извивается... Что за скотина!
   Сверкают под килем глубины разврата.
   Кальмары и крабы - такие кретины...
   ...А вот и Диего. Он прямо с рыбалки
   Всплывает на лодке, крутя перископы;
   На рубке навешаны шпалы, мочалки,
   И прочие вещи (люблю я потопы!)
   Кричу: "Хочешь Вову? Отдам за червонец!"
   А он мне: "За восемь! Поскольку не новый" -
   Субмарина приобретает наклонец
   И сам вылезает Диего суровый.
   На нем сапоги, акваланг из тигрона -
   Он с ходу ныряет под скутер куда-то;
   Там Вова затеял держать оборону
   До самого позднего блика заката...
   ...С тех пор я не видел обоих. Быть может,
   Огромная стая голодных лососей
   Уныло их трупы кровавые гложет...
   Кефали меж тем пребывают в отсосе...
   ...Однако уж близится финиш желанный,
   Таможня испанская хмуро маячит...
   Таможенник скутер осматривал странный.
   "Задержат" - я думал в тоске - "Не иначе"...
   И точно! Не глядя сказали: "Задержим!
   Везешь маргарин - контрабандный товарец.
   Весьма маргарин контрабанде подвержен.
   Сгрузить все немедля в сараец-амбарец!"
   Сгрузил метанолец, моторец и транец.
   Им мало. Сгружаю тигровый намордник.
   "Хотите, исполню сушительный танец?..
   Из проволок петли?.. Банановый тортик?..
   Напильник?.. Подшипник?.. Морковную зразу?!.."
   Фантазия быстро спадает на убыль -
   "Лекало! Манула! Отдам прямо сразу!!"...
   Сыграл с ними в покер и выиграл рубль.
   Однако все держат, пускать не желают.
   Уж близятся все остальные спортсмены -
   Над морем закат непредвзято пылает,
   И брызги летят - как лохматые стены...
   Их тоже немедленно всех задержали.
   Все лодки сгрузили в амбарец - сараец.
   По гулкой пустыне медведи бежали,
   За ними гонялся какой-то малаец...
   Но фиг с ним... Итак, я по городу езжу
   На скутере хлипком в дождливом угаре.
   Стемнело. Уныло. Рассветы не брезжут.
   ...Эх, низкие черви! О, подлые твари!
   Валяюсь в кокпите. Курю сигарету.
   Глиссирует скутер на редкость упорно.
   Накрыться стараюсь тигроновым пледом.
   И веки сомкнуть в размышлении скорбном...
   Заснул. Просыпаюсь. Закат и горчица.
   Мой скутер увязнул в бельгийском капкане.
   Ну это же надо такому случиться! -
   Воды не осталось совсем под ногами:
   Все высохло в дупель, потрескалась почва,
   Буреет надрывно горчицекосильник,
   И рыба такая - озерная клечва -
   Подохла. Совсем. Но подохла несильно:
   Остался скелет, плавники и намордник.
   А может, не рыба была то, а тигр...
   Валяется. Фиг с ним. Решаю кроссвордик.
   (Люблю развлечения в ракурсе игр!..)
   Горчица. Капкан. Скутерок. Одиноко
   Ох, эти кроссворды - такая морока!
   Один, как осока, подохну до срока,
   Испив полстакана морковного сока...
   "Кошмаррр"...-
                Надо мною зайдется сорока
                Искусно поставленным клавишным роком -
                Секет свое дело мне душу глубоко
                Проймет до остатков морковного сока...
                Вот помню служил я на парусном коком
                Служить я туда поступил ненароком
                Ах! Наш капитан был такой беспощадный
                Он плыл в окруженьи конструкций площадных
                Конструкций ажурных этажных был мастер
                А я пребывал по питательной части
                Борщи сомалийские стряпал тоскливо
                Вы делом таким заниматься могли бы?
                Фрегат наш по правде фанерная дранка
                Наш боцман алкаш хлещет ром спозаранку
                Внизу набухают опасные страсти
                Над нами поникли дырявые снасти
                Куда нас несет с такой экипировкой?
                Мы к дьяволу в гости завалимся ловко
                Неслышно и плавно я жарю котлету
                Ей быть гривуазной я верую в это
                Как верую в масло еще два биточка
                С горчицей поджарив... Но черная точка
                Скрутилась по курсу апломбом финальным
                Что кончится видно кошмаром авральным
                "Котлета горит - это признак тайфуна" -
                Лишь только подумал об этом лагуна
                Где мы бултыхались по-детски наивно
                Корму резанула как древнюю гривну
                Мы выродки моря. Туда в одночасье
                Судьба нам вернуться. Со мной по несчастью
                Товарищей тьма их проклятья редеют
                А я эластично плыву и балдею...
                В созвездье похмелья и рваной тельняшки
                Всплыл боцман сиянье надраенной пряжки
                Угрозу являет для лунного света
                (Уж ночь опустилась) Прошу я совета
                Черешню горчицу и медные грабли
                Которые льют синерукие jumbl`и -
                Я грабли возьму в ослабевшие руки
                И бледные реки заплачут от скуки
                И пусть себе воют граблями махаю
                Чем суть обнажаю исландского чая
                Был куплен который мной бесповоротно
                Бесстрашно бестрепетно и беззаботно...
                "Однако... пора бы подумать неспешно
                Заплыл я куда почему делом грешным
                Эффектный и смелый размах мой граблиный
                Хвосты вырывает седеющей тины -
                Увы (или ах?) я трепещу в болоте
                Не быть никогда мне на парусном флоте
                Не плакать над фугой морского прилива
                Органовогрозной... Я очень тоскливо
                Барахтаюсь в тине ломаю осоку
                Карась недопивший морковного сока
         Ветрам земли идет в закланье
         Крамольно-белый хрупкий снег
         И солнца дилетанский бег
         Покровы снега режет в тайне
         Еще Вуглускр хранит молчанье
         Хотя молчать ему не век
         Он тоже очень человек
         В своем зверином пониманье
         Точи свой зуб старик вуглускр!
         И помни что идейно пуст!
         Тот зуб который без сомненья!
         Кусает в натиске крутом!
         И забывает о "потом"!
         В чреватых играх вдохновенья!!!
   Я изысканно-логичен в русле пошлых рассуждений
   Я люблю признаться птичек в свете лучших побуждений
   Только чуть завижу птичку - мой размах топологичен
   Несомненно элегантен а бросок настолько личен
   Нету слов хотя известно уважаю я пернатых
   Объяснений не приемлю отвернувшись демонстрантно
   Я широк в своих забавах и не выношу кроссвордов
   Я над жизни постиженьем надругался очень гордо
   Ненавистны мне консервы их доступное стоянье
   Узаконенное в рамках этикеток Обаянья
   Недостойны повсеместно уважаемые чувства
   Мне гораздо ближе наглость перемешанная густо
   Мимолетным миром вещным восторгаюсь не на шутку
   Чьи причуды провожаю острым взглядом проститутки
                Вот уж дудки!
                Я буду клепать новое мировоспрпиятие,
                Не оглядываясь и со всех ног
                (Знаете?) - квазисонет. В нем 13 строк,
                Что кстати.
                One and only lonely: АНТИВЕНОК!
   Ты знаешь, я хотел сказать
   Кому-то нечто и когда-то,
   Но... я запамятовал дату,
   Да и не стоит вспоминать;
   Ты знаешь, я тебя не стою
   Я расскажу совсем иное,
   Что им совсем не нужно знать -
   Они менялись много раз,
   Ломая тень закрытых штор,
   Роняя свет своих улыбок
   И не поверив до сих пор,
   Что весь огонь уже погас -
   Не совершай таких ошибок.
      Не совершай таких ошибок,
      Свершая стереоэффект;
      Первообразен интеллект,
      Но путь дождя в тумане зыбок.
      Ты недомыслил этот шнур,
      Он сложен - узок твой прищур,
      И не лови в фонтане рыбок...
      Теперь ломается прицел,
      Уже иные формы метки:
      Они не детки - ветки мнутся,
      Лишь вместо тронов - табуретки,
      А я их помню: нету дел,
      Пока их мысли не проснутся
         Пока их мысли не проснутся,
         Я падаю в линейный сон,
         Дома стоят со всех сторон,
         И перепончатые блюдца
         Елозят мятыми осями
         В своей родной отхожей яме,
         Не догадаясь прикоснуться...
         Мой сон - старательный кошмар
         Давно забытых рассуждений,
         И поперек него тоска
         Еще немного: гаснут тени,
         И тупорылый тротуар
         Закроет гулкая доска.
            ...Закроет гулкая доска,
            Шершавокрылая скотина,
            Своим закрытием едина
            С однообразием песка,
            Вломив собой по нежной тверди
            (Бумага - дрянь), хотите - верьте,
            И ураган издалека...
            В цепи расставленных сетей
            Все решено, и только вдруг
            Коловоротом первых скрипок
            Они уходят из-под рук,
            Кому-то подарив детей
            И шорох мнущихся улыбок...
               И шорох мнущихся улыбок...
               Как красота линялых лиц
               Ну, хоть чуть-чуть - падите ниц:
               Рисунок их настолько зыбок,
               Что только им самим дано
               Безумно знать, что все равно,
               Хоть весь обвод уже не гибок,
               И свежесть катится с холма
               Быстрее, чем вчера-сегодня
               Спеши забыть, пока легка,
               Как этот призрак прошлогодний:
               Ну хоть чуть-чуть - сойди с ума!
               Волненья требует река.
                Волненья требует река
                Моторы режут нетерпенье
                И, нагнетая отупенье,
                Точильщик спит у верстака.
                В его руках - начало марта,
                Лилово-белый почерк старта;
                Зачем он здесь?.. Прочь старика!
                Они уже надели маски,
                Они готовы к первой смерти,
                Один позор - потом проснуться...
                Вперед, орлы! Ответ в конверте;
                Неважно, кто - ведь это сказки:
                Еще не время оглянуться!
                Еще не время оглянуться -
                Оглядываться буду я,
                Откуда шла тропа твоя?
                Нет, не тебе по ней вернуться:
                Я буду знать, куда идти.
                Тебе ведь нет туда пути?
                Ну, что ты хочешь - ветки гнутся,
                И ветер катится к обрыву -
                Иди, иди. Я наблюдатель.
                Я каждому безумно рад,
                Ведь ты сейчас ужасно кстати:
                Из-за тебя мы снова живы,
                И тротуар бежит назад.
                И тротуар бежит назад
                Дождливо-мерзкий и шершавый,
                В крови осин осенне-ржавой
                Бессмысленный дегенерат,
                Бегуче-плоский, многоблеклый,
                Разбрасывая лужи-стекла
                В гравийно-битуумный град...
                Плеснув мостом поверх канавы
                Ветвисто-рельсовой окраски
                Он, перемалывая шины,
                Зальет собой в безумной ласке
                Печалью согнтые главы
                Понурой, вянущей резины.
                Понурой, вянущей резины
                В чугунно сотканном холсте?
                Ни капли. Вы уже не те,
                Вы - откровенные дубины,
                О чем вы думали вчера,
                Когда извитая кора
                Была не так еще рутинна?
                Ведь было, знаете ли время -
                Потом уж плюнуть не во вред,
                Вы - полноценные дубины,
                И вас почти в природе нет:
                Мрет отцветающее племя.
                За ними - пасмурные спины.
                За ними - пасмурные спины,
                Они уходят из-под рук.
                Я был кому-то как-то друг,
                Пока не чувствовал, что сгинул -
                Я перестал владеть тропой,
                Остались пепел и покой,
                Бестоножилая картина.
                Они друзьям дарили жизни,
                И думали, что дарят звезды,
                С которых падала роса -
                Мы не одни. Все очень просто.
                Я не беснуюсь в укоризне,
                Я просто помню их глаза.
                Я просто помню их глаза,
                Я просто помню их ресницы
                Она еще мне часто снится,
                И возвращается назад -
                Они тогда стояли рядом,
                Меня оценивая взглядом:
                Что я могу еще сказать?
                Могу ли я заставить верить
                И восторгаться этим сном,
                Святой росою из-под крана
                И снежно-тающим вином?
                Постойте, я открою двери -
                Они подохли слишком рано...
                Они подохли слишком рано,
                Линяя в пресной красоте -
                Их голоса уже не те,
                Их память - липкая нирвана;
                Они не верят в тупики,
                Они летят, как мотыльки
                На обещание обмана...
                Цветасто-сумрачный урод
                Стал продолжением весны,
                Купая жизнь в слезе стакана.
                Они привыкли видеть сны:
                Одолевая море вброд,
                Они забыли, что не пьяны...
                Они забыли, что не пьяны.
                Я отпускаю вас домой -
                Идите, дети: ветер мой,
                А осень так непостоянна...
                Я разрешаю быть собой,
                Я перестал ценить покой
                И обаяние тумана.
                Мне надоело просто видеть -
                Ты знаешь, я хотел кого-то
                Безудержимо осязать,
                Роняя слезы от работы...
                Я не хотел тебя обидеть
                Ты знаешь, я хотел сказать
                Ты знаешь, я хотел сказать
                Они забыли, что не пьяны
                Они подохли слишком рано,
                Я просто помню их глаза.
                За ними - пасмурные спины
                Понурой, вянущей резины,
                И тротуар бежит назад
                Еще не время оглянуться:
                Волненья требует река.
                И шорох мнущихся улыбок
                Закроет гулкая доска
                Пока их мысли не проснутся
                Не совершай таких ошибок.
                Я помню, ты сидел спиной к песку
                Под спящим небом
                Ты оставлял обиду и тоску
                Лишь там, где не был
                И ты был нем, как говорящий бог
                Ты слушал ветер
                Лишь удивленно зашуршал песок
                Но не ответил
                Тебе с волненьем внимала тьма
                И край пустыни
                Молчали сны, как говорящие тома
                Седой латыни
                И только скалы незаметно вдалеке
                Чертили вечер
                Закат уснул на нарисованном песке,
                И не ответил
          Осколки светил в нарисованном небе
          Свисают подобны ночному экстазу.
          Я вновь поднимаюсь на сумрачный гребень
          (Что делать еще поутру скалолазу?) -
          Шершавые стены горячего камня
          Пульсируют лихо могучим вибрато;
          Оленей порода - Карпатская Ламня -
          Немало собой наполняет Карпаты,
          А я - по скале, с альпенштоком латунным
          Большим портсигаром работы  молдавской,
          Органом "ВЕРМОНА" и альтом трехструнным
          Ползу. С расстановкой коленей заправской;
          Умело ползу, без страховки - но в шлеме,
          Жилете спасательном, рваных кроссовках,
          С конспектом статьи по секретной проблеме
          И списком имевшихся всех потасовок
          (Жестоко орудуют в скалах душманы,
          Или Вас задушить - пустяковое дело...)
          Желаю я срочно тягучей нирваны;
          Песок на зубах, вниз плюю оголтело.
          Завис надо мною бандит одноглазый,
          И тычет в меня заржавелой берданкой.
          Бандит этот сильно страдает проказой;
          Внизу зависает под нами гражданка
          (Чего ей здесь надо?); правее - три горца,
          Берданкаи тоже махают, собаки...
          Колючи весьма портсигарные торцы:
          Плюю я на них - так плюют в бензобаки,
          Но сносит слюну по корявым отрогам,
          И капают капли точь в точь на гражданку...
          Она мне грозит убедительно строго,
          В ответ заряжаю двустволку - берданку
          (Чтоб знала!); бандит наблюдает угрюмо...
          Вот капсуль, пыжи, динамит и отвертка...
          Гражданка (Луиза де Пэдро Уюма)
          Слиняла  немедля трусливо и вертко -
          Лишь небо буреет. Испанцы, бандиты,
          Лохматые горцы и лысые перцы..
          - Эй, горцы! Купите латунное сито! -
          Молчат, идиоты. Жлобы. Изуверцы!
          Эх, сотканный солнцем осколок заката,
          Обломок скалы и скопленье народу
          Различного... Люди - лишь дети разврата!
          Разврат оскверняет родную природу!!
          Гнедая скала размохрявилась круто.
          Кидаю наружу мой альт (и с размаху) -
          Вот если бы бросить его завернутым,
          То трое гвинейцев подохли б со страху...
          ...Скалу обниму заскорузлой ладонью
          Слюнявые губы вонзая в уступы -
          Люблю наслаждаться берданочной вонью
          И видеть, как вниз осыпаются трупы...
          ...Торчала скала из горчичного поля,
          Валяется альт меж полянок  и грядок,
          Шоссе вдалеке - из оно Неаполя;
          На торце скалистом галдеж, беспорядок:
          Немало завсло на камне народу.
          Свисает с небес дождевая пороша,
          Собой представляя чистейшую воду...
          Сползаю сурово, надвинув галошу.
          Плохая скала. Дураков - как в трамвае.
          Как часто бывает доверие топчем,
          Нередко еще макинтош одевая,
          А, впрочем, фигня... Утомился я, в общем.
          Мне все надоело. Уныло и гадко!
          Желаю скорее укрыться матрасом,
          Писать мемуары рукою в тетрадку,
          И больше не буду я злым скалолазом!
     Вчера перед полдником или обедом
     Решил я зайти в магазин "Циферблаты".
     Шагах в 20 или более следом
     Шагал, предлагая за низкую плату,
     Дон Пэдро с лотком необычных товаров.
     Вокруг - кутерьма и иная потеха...
     Понравилась мне разводная фанфара,
     Точнее, трамбон. пообклееный мехом...
     Итак, магазин. Циферблатов - навалом.
     В цене эти штучки на внутреннем рынке.
     - Экстазная вещь! Без мотора, но с валом!
     - И впрямь! - продавщицу погладив по спинке,
     Спросил: - Циферблаты - унылые вещи?
     Она почесала затылок в задумье:
     - Унылые... - и продолжала чуть резче:
     - Недавно какой-то испанец Рэфурье,
     Купив циферблатов на восемь червонцев,
     В конец приуныл и скончался на месте...
     И года уж 2 как шальные эстонцы
     Купили 3 штуки за гульденов 200 -
     А так, наш товар не подвержен продаже.
     Заходят к нам в лавку лишь изредка люди..."
     Пустивши слезу от сочувствия даже,
     Я лавку покинул и, скушавши пудинг,
     Бесцельно слоняюсь по улицам смрадным,
     Плюю в водостоки, жую помидоры;
     Бывает нередко порою досадно.
     Как часто не в адрес я слышу укоры,
     А крейсер зенитный меж тем уплывает,
     Медведи влияют, картины буреют!
     Немедля отсюда уплыть бы в Гаваи,
     Иль чтоли повесить бы Борю на рее?..
     Горчицекосильник стоит одиноко,
     Он в причьем помете и пахнет отвратно -
     Недавно помытый гранатовым соком
     И мелом обсыпанный неоднократно,
     Весь грязный... Но белый! И как припаркован!
     Экстаз! Не машина, а просто игрушка.
     На торце прибита гвоздями подкова,
     А спереди очень компактная пушка...
     Сажусь на сиденье трепещущим задом.
     Откинуть сидение - плевое дело.
     Щекочут меня удалые пассаты,
     Я грею на солнце озябшее тело...
     Вот ежели спинку откинуть сильнее,
     Совсем разложить... И улечься на спину...
     Давно посетить собираюсь Гвинею...
     Синею, синею. Плету паутину...
     К примеру, возьмем разведенье дельфинов -
     А, впрочем, не стоит - скучнейшая штука...
     Я пью Пепси-колу из горла графина...
     Жара. Тишина, ни малейшего звука.
     Горчицекосильник - такая машина,
     Кошенья горчицы процесс выполняет;
     Лежит под сиденьем сачок и рейсшина,
     И что-то из них неприятно воняет...
     А мимо с подносом и в мятых колготках,
     Надрывно ругаясь, нетрезвой походкой
     Прошли балерины в стандартных пилотках,
     Воняя на мили неапольской водкой -
     Вот скверные бабы! Прошаркали мимо,
     А я тут сиди и дыши перегаром...
     Немедля догнав их, конечно, вестимо
     Зашел им во фланг... Закуривши сигару,
     Я их обхожу. Затянуться покруче!
     Тяну... 2 галлона табачного дыма
     Плывут им навстречу разъедистой тучей -
     Но ветром тот дым передвинуло. Мимо!
     Затяжка, еще... Ну теперь уже точно
     Им крышка... Не будут вонять где попало!
     Однако, приблизясь к трубе водосточной
     У дыма энергия сильно упала,
     И он конденсируясь в серые струи,
     Стекая по близ пребывавшим предметам,
     Как будто овца под седлом и при сбруе
     В трубу просочился... Сигара "Комета" -
     Серийный товар одного из заводов,
     Где магнитофоны клепают изрядно.
     На пачке реклама: "Куренье - Свобода!"
     А ниже рисунок - мужчина нарядный
     Сидит и дымит, будто дизельный глиссер.
     Приписка: "Херово весьма для здоровья."
     И лейбл "Заводец Cometa. Тбилисси".
     ...Село Задубровье в гнилом Приднепровье
     Довольно коровье. Однако сигара
     Содержит немало лакричного лака;
     Его заменяет экстракт скипидара,
     Но лучше, конечно, без лака, однако...
          Я тварью прилипнул к трубе водосточной
          Шершавясь вокруг обветшалой железы,
          Руками влипая в кронштейн потолочный,
          Я вены бугристые жестью надрезал -
          Поплыл ярко-красным по жилистой тверди,
          Завис - растворенный, раздавленный, жалкий,
          Махорочным пеплом в последнем конверте,
          Взрастая цветком истеричной фиалки...
          Я умер. Погиб. Прослезился фанерой.
          Возник из остывшего пепла империй
          Рассветной, великой, беспошлинной верой,
          Которой бессмысленно просто не верить!
          Я здесь. Я - Гонконг, я - труба вертолета,
          Дымящая жизнями загнанных тварей,
          Когтистыми дланями коловорота -
          Я бескомпромиссен, жесток и коварен...
          Прощайте! Живые... Вы - просто игрушки
          В прихожей прощенья подснежников счастья,
          Озера объемом в полчетверти кружки
          Что мне подарила жена моя... Настя.
     Аминь. И Аллах. Но большая напастья
     Весьма приключилась: Иду и говею!
     Икаю сурово как будто извозчик...
     Вот если купить мне игрушки клевее...
     Игрушки - лишь времени дряхлые мощи...
     Иду. Без игрушек. Икаю и прею,
     Пиная ступней жестяную коробку -
     Хотя я боюсь подцепить гонорею,
     Но все же пинаю коробку не робко...
     Проспект. Тополя. Кипарисы и урны,
     Все это пустяк - суета и рутина!
     Пинаю коробку ботинком пурпурным,
     И думаю вслух:"О, какая скотина!" -
     А дальше не помню, лишь банку пинаю;
     Что банка - лишь жесть, но кривая по-зверски!
     В той банке была не тушенка свиная
     Не пудинг, не перец... Дон Пэдро Касперский
     Навстречу мне шел по тому же проспекту,
     На пальце вращая револьвер "Montana" -
     Од думал о всяких заумных аспектах,
     И пушку крутил на пальце неустанно...
     Его для начала ударил я в рожу,
     Револьвер отнял, матерясь и икая
     Кричал: "Щас револьвер я в лужу заброшу,
     Проваливая прочь, о скотина такая!" -
     Иду и икаю. Мне холодно очень.
     Револьвер вращаю на пальце без грусти.
     Жестянку пинать больше нет уже мочи,
     И хочется есть засоленые грузди...
     Однако темнеет. Свежо и уныло -
     Проспекты. Аспекты. Асфальт из цемента...
     - Эй Пэдро, продай мне, пожалуйста, мыло
     И 3 килограма феноладипента!
     - Пожалуй, - ответил дон Пэдро, вставая
     - Продам, - и добавил еще, отряхнувшись:
     - Но только в обмен на седло от трамвая.
     Я выстрелил. В ярости злой промахнувшись,
     Случайно попал в жестяную жестянку -
     Цемент мостовой отозвался уныло;
     Дорога похожа была на портянку,
     Лишь рядом бурел магазин "Супермыло"...
     Тоскливые стены в дождистом тумане,
     Цемент. Тротуары. Дорожные знаки.
     Дон Пэдро теперь никого не обманет:
     - Скажи, что за звери такие - макаки?
     А ну говори, расстреляю иначе! -
     Молчит. Расстрелял. Дефилирю прямо,
     Но тут тротуар коллапсировать начал...
     ...И кончил. На месте Касперского - яма.
     (Стреляю я в целом сурово на редкость!)
     Пальнул по витрине "Диваны и шкафы"...
     ...У стула параметр есть - табуреткость
     (Его применяют для мерки жирафов),
     Однако скучаю, лишь яма буреет.
     Один, в макинтоше, на улице серой,
     В шарфе, с револьвером и в грязной ливрее -
     И хочется сесть, удавиться портьерой,
     А также - груздей, просоленых отменно...
     ...Вокруг - ни души. Только сырость и стены.
     Стою под дождем. Намокает колено.
     И кровь леденит заскорузлые вены...
     Скучаю. Один. И прохожих ни капли.
     Витрина разбита, диван промокает.
     Свисают дождливые струи, как грабли...
     В унылой тиши непрерывно икает,
     А кто? - Это я и нетленное эхо!
     Икается что-то заливчато очень...
     Я в стекла еще раз бабахнул для смеха,
     Но выстрел весьма оказался не точен.
     Как часто, бывает, стреляем неточно!
     ...Слоняюсь по улице. Целюсь по окнам.
     Ну хоть бы прохожий, иль горец восточный!
     Достал из ливреи облупленный Walkman,
     Подкинул. Стрельнул... Но случилась осечка.
     А ну его на фиг, револьвер поганый!
     Швырнул об гранит. Где-то сыпалась гречка.
     Ползли по проспекту гурьбой тараканы...
     Мне грустно и дико в холодной ливрее,
     Кроссовках, шарфе, макинтоше и плавках -
     Стою и бурею, бурею, бурею...
     Кругом тараканы - ужасная давка -
     Давлю тараканов своим мокассином -
     И дождь ведь! - Откуда их столько? - Вот твари...
     Хрустят. Скучновато. Хожу им по спинам.
     Зайти чтоль к супруге Гордона Варваре?
     Зашел. Никого. Фотовспышки и майки.
     Ну, ладно. Не очень-то их и хотелось...
     Нашел где-то в кухне карман от фуфайки,
     2 груздя и вешалку фирмы "Замшелость" -
     Замшелая штука... Хожу и икаю.
     Мешается в плавках двустворчатый вантус;
     Наружу подался - погода плохая,
     Буклетец - "Поэзия древнего Данте"
     Его прострелил я от скуки немножко,
     Но как же здесь гнусно!!! Не город, а ужас!
     Росла сквозь цемент луговая морошка.
     На улицах - слякоть и страшная стужа...
     Уныло. И пусто. И холодно очень.
     А времени уж между тем пол-второго!!!
     Для мертвых закат безнадежно просрочен,
     И нет молока для посуды литровой....
           Вчера, когда погас Меркурий
           В большой таверне возле склада
           Ходил Гордон - мрачнее бури
           Он был. И пел еще руладу.
           В тот день, таща сундук с горохом,
           Ругая все площадным матом,
           С ним шел в таверну Пэдро Прохор,
           Таща сундук во тьме покато.
           Итак, таверна. Ричард Гордон.
           Дубовый стол пропитан пуншем.
           Ричарда грудь украсил орден
           "За взятье Тулы", но харунжей...
           Так вот. Итак... Весьма. Однако
           О чем я? - А... Ну, в целом Прохор
           Тащил сундук не то в Монако,
           Не то в далекий город Клохо
           (Есть град такой в Уэльсе диком,
           А может, нет.) В таверне смрадной
           Сидел Ричард Гордон без крика
           В пенсне и сапогах парадных;
           Сидит. Слуга к нему вбегает,
           И... убегает. Он недвижен.
           Плясала меж рядов нагая
           Танцовщица, махая лыжей.
           Слуга меж тем заходит снова
           Согнувши тос, оскалив зубы;
           На пряжке из коры сосновой
           Пейзаж страны далекой - Кубы.
           Стоит. И смотрит прямо в рожу
           Гордону, улыбаясь криво.
           Слуга он в целом было хороший...
           Ричард сказал: "Гаргафли, вива!"
           Лакей ушел. С тех пор его я
           Не видел больше в той таверне.
           О, где он? Нет душе покоя.
           Мечтаю вновь о дикой серне,
           Но это мелочь... Бед причина
           Лишь в том - и это я не ведал -
           Что Пэдро скорая кончина
           Была близка. В момент обеда
           В трактире он сидел на лавке,
           Рукой кусок сжимая жирный,
           Сундук поставив на подставки
           (Он был скотиной и транжирой) -
           И умер, подавившись квасом.
           Мечась в агонии по полу,
           Сэр Ричард заливался басом,
           Хлебая резво пепси-колу...
     А в это время над Невою
     Беззвучно плакали мосты
     Не видя тверди под собою
     На них туман от скуки стыл
     Кралась зима бряцая лирой
     В угодья Северной Пальмиры
     А люди запасали впрок
     Варенье и хардистый рок
     В тумане сонно шли столетья
     Над позолоченной иглой
     И мерный их аллюр седой
     Застыл в дворцов великолепье
     В такой опрве не был плох
     Сэр Гарибальди Антиох.
     Не чуждый вовсе интеллекту
     И от искусств он не бежал
     Гулял обычно по проспекту
     И навещал питейный зал
     Знакомых славных числил много
     Из них один дон Пэдро Прохор
     Другой поднялся на амвон
     Известный миру сэр Гордон
     Все так Но северная скука
     Героя гложет и томит
     С утра до вечера звенит
     Занудно Брошена наука
     Искусства Но расцвел порок
     Создать отечественный рок!
     Ура ура мир снова ясен
     Сколотим групку и играть
     Друзья наш рок-союз прекрасен
     Вот только б инструмент достать
     Все это так однако Пэдро Прохор
     Пилежку знает очень плохо
     А сэр Гордон налившись пьян
     Разбить желает барабан
     Друзья прекрасен наш союз
     И пусть я сам вокал скрипучий
     Да с текстом как у нас могучим
     Мы изнасилуем всех Муз!
     Должно у них все получиться
     Учиться надо и учиться
     Лишь только бледными цветами
     Осыпет Фебус небосвод
     И сны цветастыми коврами
     Шехерезада унесет
     Дон Пэдро из ведра хлебнув
     Выходит Пенсию затянув
     Пилежкой увлечен безмерно
     Дрова он пилит точно серна
     Прозрачен чарый лик его
     Сэр Ричард с детства тугодум
     Проснувшись говори "Бум-Бум"...
     Вокал хрипит "Убью его"...
     Поймите сэра Антиоха
     Пока идет из рук вон плохо
     И снова собралися тучи
     Над ограненною Невой
     Сэр Гарибальд ходил измучен
     Поникнув звонкой головой
     Беда другая (не стушуйся!)
     Пришел квартальный Васьма Шуйский
     Шо тут за шум и ..значит ...gam?..
     Он конфискует барабан!
     В такой нелепой обстановке
     Трудится музам не резон
     И сэр Гордон... он заключен
     В медслужбу "Спец." довольно ловко
     Я б ситуацию назвал
     С определенностью - развал!
     А между тем полковник Штирлиц
     Копал в Аравии песок
     Машинку швейную "Zeithirlitz"
     Искал Класс поиска высок!
     И вдруг решил явиться миру
     Он возвращается в Пальмиру
     Чугунный вяжет он носок
     И бескорыстно любит рок
     Его встречают Гимн хвалебный
     Рыдая исполнял Кобзон
     Но Макс надулся фармазон
    " Подайте рок ... Где hard целебный?"
     И все руками развели
     Что тут сказать они могли?
     О лицемерный мой читатель!
     Что тебе горе малых Сих
     Хвала тебе Отец-создатель
     Ты позаботился о них
     А было время сэру Гари
     Являлись мерзостные хари
     От них он бегал Очень плох
     Был Гарибальди Антиох
     Он опыт намотает на ус
     Заботой чуткой окружен
     В "Спецмед" томился Р.Гордон
     И не впустую диск "Антабус"
     Лепил он а дон Прохор Пэдро
     Уже пилил под скорость ветра
     Талант в обще зерну подобен
     В своей природе злачный он
     Ему навоза пласт ка допинг
     В апофеозе - грязи ком...
     Еще нужна ему легка
     Наверх ведущая рука
     ...Довольно слов, довольно пенны
     Был Макс для круппы добрый гений
     И видит Гари то не сон
     В своем отечестве пророк
     Играет он "консервный рок"
     Сим монолитом зал сражен ...
     Притих народ и млад и стар...
     Идет вещица "RENGA STAR"
                Мы - поэты немого штиля,
                Композиторы бурой грязи
                Без просвета в глухой могиле
                И с ухмылкой на каждой фразе
                У гонкуров иные стрелы
                Мы - солдаты своей эпохи
                Издевательству нет предела
                И герои не так уж плохи
                Все слова произносим слитно
                Мы торгуем строфою в розлив
                Это вовсе не смена ритма
                Это просто наутро после
                Все сравнения на пределе
                Все кошмарней слогов шеренга...
                Тишина! Мы почти у цели.
                Миг почтения... Это - ренга.