Один из тьмы

ОДИН ИЗ ТЬМЫ
(исповедь отрешения)

"Погаснул день! - и тьма ночная своды
Небесные, как, саваном покрыла.
Кой-где во тьме вертелись и мелькали
Светящиеся точки,
И между них земля вертелась наша;
На ней, спокойствием объятой тихим,
Уснуло все - и я один лишь не спал.
Один я не спал... страшным полусветом,
Меж радостью и горестью срединой,
Мое теснилось сердце - и желал я
Веселие или печаль умножить
Воспоминанием об убитой жизни..."

М.Ю. Лермонтов
"НОЧЬ 2"



ПРОЛОГ

Как тяжко здесь, на берегу реки,
На прошлое взираю грустно вновь:
Здесь не почувствуешь пожатия руки,
Тут не услышишь злых и добрых слов.
Шумит камыш - мне чудится шептание,
И скрип сосны я признаю за стон,
Сбылось астрологов великих прорицанье:
Весь мир во сне, и вечен этот сон.
Я сам себе слуга, хозяин сам себе,
И песнь моя не слышна никому, -
Отвесы скал в проклятой тишине
Лишь эхом разнесут ее во тьму.
Здесь пыль последнюю, - мой прах, -
Развеет ветер, занесут снега,
Я сгину здесь, а в четырех стенах,
Рай воцарится вновь тогда.
Сожгу в ночи последнюю свечу,
И струны перетрутся от игры,
Последний долг я миру заплачу,
Мне будут сниться замечательные сны.
Бумага тленна, может быть напрасны
Мои ночные бденья, только вы
К эпохе той не безучастны, -
Вам в назидание все мои труды.
 
То было время на исходе века,
Когда порвалась родственная связь
Меж миром красоты и человеком, -
Сильнее ставши, он почуял власть.



ЖИЗНЬ В АДУ


ПЕСНЬ ПЕРВАЯ

Сияла бледная луна, потёмки озаряя,
В то время как Христос и Сатана
За душу спорили мою, рожденья ожидая.
Двенадцать дней уже цвела весна.
Исчез свет солнца лучезарный
Христос вздохнул, вознесся в облачную даль.
Смеялся, ждя добычи, бес коварный,
Спеша набросить саван, - призрачную шаль.
Минуты медленно ползли по краю диска,
Их шестьдесят осталось до двенадцати часов.
В двенадцать черт поставит быстро
Печать на лоб и душу под засов.
Но воет дьявол, слыша детский крик,
Свершилось таинство великое природы.
Он скрылся с глаз, издав зловещий рык,
Меня же  приняли святые воды.
Но Господь был не милостив ко мне,
Я от Него  немало настрадался.
Итак, я ни Христу, ни сатане,
Ни под крыло, ни под копыто не достался.

Шло время, - призрачные дни
Я рос и видел: зло сильней добра.
От мира не познал ни ласки, ни любви.
Позор, плевки, побои с ночи до утра.
Мир, словно враг, он стал ко мне жесток.
Я делал то, что всем наперекор,
Мой возраст был от зрелости далек,
Обиду долго я таил с тех пор.
Мне чужд стал праздный мир, живущий без забот,
Но средь людей проведена давно межа:
Один все время ест, другой до ночи пьет,
А третий годы ходит в поисках гроша.
С утра, иные песни весело поют, и, будто
Мир счастлив, слышен смех повсюду.
Вот вечер, пусто на душе и мутно,
Клянешь Христа, не чествуя Иуду.
Здесь каждый хочет жить спокойно и богато,
Чтоб полон был карман, и счастье без забот,
Чтоб грудь в медалях до лопаты,
И кто богатым жил, богатым и умрет.

Но жизнь средь пепла не прельщала,
Я мог своим огнем вокруг все сжечь.
Я заперт был во тьме подвала,
Меня хотели погасить, другие бросить в печь.
Им смертью мой огонь грозил, моих порывов,
Боялись все и гнали прочь меня.
С огнем мороз не страшен, кровь не стынет в жилах.
Решили так: пусть в холоде, но без огня.
Огни гасили на Земле, и вечный мрак,
Метели, вьюги все смели, заполонили.
Звезда, серп, молот, крепко стиснутый кулак
Вели весь мир, но по сгоревшей пыли.

ПЕСНЬ ВТОРАЯ


Ваш мир мне жалок и смешон подчас,
Я колдуном казался всем, творцом потех,
Я рожи корчил, хохотал порой не раз.
До горьких слез, бывало, доводил мой смех.
Я смеха был царем, я правил всем вокруг,
Улыбкой миловал и хохотом казнил,
И чудеса творил доселе праздный звук,
Что из души моей, как песня, исходил.
Но горестно сейчас мне то, что высмеял тогда,
Что забавляло, то являлось темой мрачных дум.
И так немало лет под маскою шута
Скрывал от всех свой смелый и могучий ум.

Возненавидя  мир,  я стал опорой злу,
Я гордо поднял знамя сатаны и все карал,
Я истреблял живую тварь, я мстил всему,
Бил стекла, жег листву и Небо проклинал.
Я ненавидел все и вся, круша любил, крушил любя.
Пытался вывести заразу власти денег и покоя,
В чем каждый любит сам себя, родней любому длань своя,
Которая к греху ведет, разврату и разбою.
Богач здесь богача продаст за грош,
А бедный не возьмет за друга даже миллион,
Глупец имеет все, любому мил он и хорош,
А умный гибнет или вовсе едет за кордон.
Но, что я  мог один? - один - ничто.
На том пути в тумане, виден стал казенный дом,
Я сделал мало, смысла нет дырявить дале решето,
А жить, как все мне не начертано крестом.
Свой крест, - не тот, "христов", не пентаграмму, -
Я приговорен был нести всю жизнь
На фоне блеска, слякоти, снискав позор и славу,
Познав дыханье черно-красных брызг.
Ни света в этой тьме, ни огонька,
Лишь слышен хохот и могильный визг.
Мой правят путь ритм сердца и рука,
Средь праздников - грядущий катаклизм.
Здесь вечный тартар, семь его кругов.
О! Сколько их мне суждено еще пройти,
В аду немало есть святых и райских уголков,
Но только вот не к ним ведут мои пути.
А первый круг так долог, так жесток.
Я шел во мраке ночи восемь лет,
Суровый Цербер мне наглядный дал урок:
Он задавал вопрос, - я бит был за ответ.
Четвертый год проходит, близок круг к концу,
То круг второй, коварней и страшней.
Свободы больше здесь, бьют реже по лицу,
Но жизнь в нем и сложней, и тяжелей.
Что мне сулят неведомы круги,
Какая странная спираль маячит там вдали?
За поворотом кто: друзья или враги,
Но ясно: вновь дороги разделяются на три.
Ждет по одной меня еще шесть лет мытарства,
А по другой - чистилище, два года или три,
И третий путь проложен дьявольским коварством
В самую бездну, где горят огни.


ПЕСНЬ ТРЕТЬЯ

Настало время, и свой взор я обратил
На розы - символ вечной красоты.
Лишь смелость дай, и я б их всех спалил:
Во мне кипели страстные мечты.
Я видел розы в золоте, но видел и в грязи,
Что чище золота встречается порой.
Одни взывают: "Поскорей сорви", -
Другие молвят: "Ни за что не тронь!"
Не суждено мне  было в тех садах
Избрать себе цветы по красоте,
Остались розы в призрачных мечтах,
И мысли на уме уже не те.
Но лишь однажды, страстно возгорев,
Выращивал я розу с детских лет.
Она прекрасней и милей была из всех,
И каждый день мой ею стал согрет.
Но роза расцвела, свет красотой затмила,
Я не сумел сорвать цветок: жестоко.
Другой сорвал, и лепестки она к нему склонила,
Любовь явилась низменным пороком.
Ее избранник - роз любитель страстный,
Так свежий цвет к своим прибавил,
Но розы он меняет ежечасно
И эту лишь на долгий срок оставил.
Вся жизнь его: смех, праздники да розы,
Святой их аромат мечты боготворяет.
Цветы затмили разум, сердце, грезы,
Их стройные стволы, их лепестки прельщают.
Но сам не бережен бывает в обращении,
И вскоре как другие, мой цветок
Забрызган грязью при столпотворении,
Хотя еще красив он и высок.
И я, утратив божество, слепил себе подобие
Из шелка, красок и воспоминания,
А имя розы той средь прочих многих я,
Все повторял и повторял, как заклинание.
Я снова счастлив был порой,
Я розе отпускал такие ласки,
Как зачарован я своей игрой,
На все смотрел я без опаски.
Я каждый лепесток лелеял, бережно любя,
И целовал их каждый день, всегда,
Не знал, где страшный рок найдет меня,
Не ведал, в чем таилася беда.
Известно, что красиво часто зло -
У розы той уже росли шипы,
Их стало много, их несметное число,
Они свершили приговор судьбы.
Я, розой забавляясь, не заметил,
Как шип на мне оставил след.
Отравлены шипы, они - угроза смерти,
Я розу растоптал, и в мрак спустился свет.
Я оглядел царапины и вижу -
Всего лишь слабо палец уколол,
Не знаю до сих пор как это вышло.
Шесть лет как не проходит тот укол,
Шесть лет покрыто сердце грубою корой,
Шесть лет под маскою лицо.
Вновь счастье даст второй весны огонь,
Опять мне станет на душе тепло.


ПЕСНЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Душою овладело равнодушье ко всему,
И дьявол предложил услуги мне,
Нечистый, он желал привлечь меня ко злу,
Я сделал выбор и доволен им вполне.
Избрал я среднее из зол, из всех других.
То были: дым табачный, кружка, шприц,
Еще приманка сатаны для девушек любых,
Которою ведут в постель - алтарь для многих лиц.
Лишь кружка больше всех огня сулила,
Ее и выбрал я, в ней пенился напиток,
В мгновенье пиво мне мозги затмило, -
Я понял: пламя то одна из адских пыток.
Сначала кружка, а потом стакан да рюмка и опять...
Таков любого пьяницы прогресс,
Когда ты теплый, ничего не хочешь понимать,
Лишь к новой дозе возникает интерес.
Весь мир вдруг кажется огромным кораблем,
Который в шторм ведут веселые шуты,
А в трюмах мы за их здоровье пьем,
Вокруг все призраки, такие же, как ты.
Здесь каждый счастлив, мера счастия в ином:
Кто больше выпил, тот и выглядит свежей
И, даже, если пивом заменил вино,
Доволен также, только счастье тяжелей.
Но после мерзостный удел гулякам всем:
В крови, грязи, спиртном и прочем
Он топит разум, веру, честь и в тлен
Все превращаются мечты, а путь порочен.
Но нет иной судьбы, коль пуст карман,
Душа же хочет многое сказать.
И вновь в руках бутылка и стакан,
И вновь едва находишь ты кровать.
Смеется дьявол, но не знает он,
Что и под действием его бесовской силы,
Я знаю дело, слышу колокольный звон,
Вот только б времени на все хватило.

Я был слепым и вдруг прозрел,
Не мог и слова раньше я сказать,
Но вот теперь заговорил, запел,
И лишь погост заставит замолчать.
Ворвался звук в затихший дом,
Он жесткий был, как все вокруг.
Затрясся железобетон,
Горя от раздиравших мук.
Тут стекла падали, звеня.
Я правил праздником своим,
Уют на пламя променял,
Остался сзади только дым.
Я бил на улицах большие фонари,
Что ярко в ночь горят продажным светом.
Бутылки падали и люди с ночи до зари,
С милицией встречались мы за это.
Мы шли по залам, камерам в ночи,
И я крушил кривые зеркала вокруг,
Они твердят свое, всем говорят: "Молчи!" -
А дикий волк - здесь самый лучший друг.
Рубили стены и вставляли окна в них,
Их сразу первым снегом заносило,
И видишь снова зеркала, уроды в них,
После такого мало в ком святыни живы.
Но в ком свет грез, тот ярок, как всегда,
Пускай в крови у всех сердца и души,
Беда, обычно, к нам приходит не одна,
Но надо действовать, чем ждать ее, - так лучше
Свеча моя горит, но если я паду,
То только в грязь или под тоннами бумаг,
Быть может, я угасну иль сгорю,
Но вновь огонь мой не разжечь никак!
Дано нам всем лишь по одной свече,
И этим я довольствуюсь вполне!


ПЕСНЬ ПЯТАЯ

Я был ступить через порог готов
Предела девятнадцати годов,
Когда мой крест, мою любовь, мою печать
Взялись с неведомою силой повенчать.
На небе светит полная луна -
Тревожный вестник злой судьбины.
Вино мы пили из горла, до дна,
Бил снег и ветер в грудь и в спину.
Валил хмель с ног, но жизненные силы
Друзья направили на помыслы иные:
Кто спать, кто веселиться в хвост и в гриву,
А я туда, где нет людей - в пустыню...
Так было в явь, но минуло два дня,
И сатана утратил власть над миром.
В двенадцать мозг иссяк от искр огня,
Я спал спокойно и в своей квартире.
Отнявший память мне виденье подарил,
Неся меня без крыльев и ветрил.
Там, где нет Бога, мне церква - кабак,
Где стать царем готовиться палач.
Здесь плеск вина и вой собак,
Здесь дым столбом и вьюги плачь.
Предстал мне Белый Ангел, я взошел,
Пал на колени, руки протянул,
Ему я отдал то, с чем жизнь свою прошел.
Дар принял он, но прослезился и вздохнул:
"То кровь твоя от крови, плоть от плоти.
Зачем для Господа такая жертва?
О, люди, вы не знаете, зачем живете.
Какую дань заплатите вы Смерти.
Отдал ты женское начало - чувство,
То дочь твоя - сознанье правды.
Жизнь положивший на алтарь искусства,
Лишь, может, Богу одному понятный.
Запомни, запиши, чего ты потерял".
Я сон прогнал, с кровати встал.
И только лишь зажег огонь,
Хотел запечатлеть неверною рукой...
Мне молвят: "Спи, закрой глаза!"
Я голосу не внял, но небеса забыл
Не мог и строчек двух связать.
И, как лунатик, возле стен ходил,
Мне вновь знамение пришло:
Открыть Шекспира... строк и букв число
Подскажут то, что унеслось без крыл,
Помогут жить не так, как ране жил.
Тогда вновь Ангелы мой взяли дух
И показали всех, кого я знал,
С кем честен был, с кем счастлив, слеп и глух.
Тогда я понял, что я потерял.
Друзья играли песнь веселья,
Что в бой ведет, к отраве пенной,
Какую пьешь ты по утру с похмелья.
Музыка не нужна душе успокоенной.
Орган играл, но песнь была похожа
На звуки капель, вой печной трубы,
Стук каблуков вульгарного вельможи,
Скрипенье досок, поворот страны.
Да, я один, но, стало быть, живой.
Не время возлежать мне на песке,
Идет торговля кровью и слезой людской,
Когда не замечаем ничего в тоске.
Я сна оковы снова разорвал,
Я жив, но что я  потерял?!
Не дал ответа мне Шекспир...
Я жизнь мою не изменю,
Незримым пламенем храним
Опять я песнь свою пою.
 


ДОРОГИ ПРЕИСПОДНЕЙ


ПЕСНЬ ПЕРВАЯ

Повсюду блеск и свет, угрюмы стены свода.
Народа волю совершают тут,
Хотя здесь лишь стражи и судьи, а народ у входа,
Но вскоре приговор читать начнут.
Листают вновь страницы многотомных дел,
И прокурор стакан четвертый выпивает.
"Глупец, безумный, этого ль хотел?"-
Несчастного вдруг судьи вопрошают, -
"Зачем бунтуешь, счастлив ты, подумай,
Живешь, как бог: в своей большой квартире,
И деньги есть, довольствуйся фортуной,
А ты поешь: "Нет света в этом мире".
Ты враг Отечества, коварною рукой
Ты общество на части разделяешь.
Творишь над личностью разбой,
И анархистов только ты благословляешь.
Ратуешь за закрытие заводов и станки
Ты причисляешь к ящерам эпохи,
Желаешь их дробить на позвонки,
Тебя изъела лень, - отсюда твои вздохи.
Смотри вокруг, как молодеет вся страна,
И ты так можешь, будешь сам творцом.
Получим больше стали и зерна,
Когда ты снова обретешь свое лицо.
Ну, а сейчас, ты кто? - впрямь образина,
Уродлив ты, как шут, и голос твой - урод.
И от речей твоих мы все устали длинных,
Таких, как твой язык, что вечно пущен в ход.
Народ наш любит праздники, а не похорона,
Но ты и в Новый год по всем вершишь поминки.
Все чаще стали наши свадьбы без вина,
А ты день будний не проводишь без бутылки.
Ты черный демон, ты воитель сатаны,
Креститель музыки, беснующейся звуком.
Твоя душа давно у князя тьмы,
А ты неизлечимым поражен недугом.
Ты неуч в музыке, а критикуешь смело,
Кумиров Родины ты грязью обливаешь.
Их любят, они знают свое дело,
Лишь ты во лжи их песни обвиняешь.
Ты гений зла, но способ мы найдем
И пасть твою крысиную заткнем".
Раздоры начались, однако же, в суде,
То, что преступник он, никто не отрицает...
"Что делать с ним? Сгноить его в тюрьме!"
"Через любые стены его голос проникает!"
"Убейте!" "Вырвите язык!" "Не те года,
Когда возможно было, даже без суда,
Послать на плаху иль в тайгу любого человека.
Пускай уйдет он навсегда,
Но не дадут ему приют другие города,
Чтоб нам не слышать более ни голоса, ни смеха".
На том и кончен суд, ликует прокурор,
И облегчение на лицах у присяжных.
Ты изгнан был, пой песни средь озер,
А что ты будешь петь, - суду уже не важно.


ПЕСНЬ ВТОРАЯ

Так ты ушел в ночную пустоту,
Зерно сомнения посеяв в головах.
Открыл другим вселенскую мечту,
Разрушил перед трудностями страх.
Отвергнутый живыми к мертвым обратился,
И вот, в лесу, на перепутьи трех дорог,
Когда на землю лунный свет ложился,
На кладбище тебя приводит жалкий рок.
"Вставайте, мертвые, вставайте и скажите:
Что мне милее будет: жизнь иль смерть;
Где я найду свою свободную обитель,
Мне среди вас товарищ сердцем есть?"
В ответ лишь ветер песнь печальную запел,
Сметая под ноги мирскую пыль:
Останки жизни, ране погребенных тел,
Насквозь которые давно растет ковыль.
Ты в гневе, в яростном смятеньи
Ломал кресты, вскрывал гробы и склепы.
Поднялся ураган, карая нетерпенье.
По небу в пляс пустились звезды и планеты.
Раскаты грома воздух сотрясали,
А вихрь рвал одежду вместе с телом.
Вздыбились к тучам черные спирали,
Бил дождь в лицо, могильники скрипели.
И тотчас молнии удар последний...
Вокруг тебя кружили тени мертвых.
Кто руки жадные тянул, зуб обнажив передний,
Кто прочь бежал, как поп от прокаженных.
Но здесь никто ни слова не промолвил.
Хоть мертвые, а те же, видно, люди.
Их жизнь на смерть похожа, безусловно.
Останься, и отныне духом будешь!..
Ты рвешься, сотни рук и глаз в погоню.
И призраки спешат карать за оскверненье.
Визг глоток, лязг костей, и ты в загоне,
Но счастье, вот он выход: в подземелье!
И мертвецы ослабли, сбились со следа.
Довольно странною твоя казалась яма.
Как видно, рано праздновал свою победу, -
Раздался голос из глубин нежданно:
"Еще, последний шаг, давай смелей!" -
То дьявол хохотал в подземной мгле:
"Здесь преисподняя, входи сюда скорей.
Продай мне душу, властелину, сатане".
"Нет, среди злых щелей я выбираю ту,
Которую еще возможно изменить,
И мир - холодную слепую пустоту,
Хочу из пепелища возродить".
"Несчастный, покорись, ты видишь,
Что все в моих руках, и ад, и небо.
Ты проклят всеми, что ты в жизни ищешь?
Иди за мной и отрекись от бреда.
Построить на костях и страхе рай земной?
Слезу и кровь людей смешать с золой?
Болота превратить в цветущие сады?
Ведь не известен миру путь иной,
И не найдет поддержки разум твой.
Одной свечой не растопить все льды".
В ответ ты все скорей предал
Христову крестному знаменью,
Раскрылся дьявольский подвал,
Исчезло мрачное виденье.
Лишь дым клубился по земле,
И тлели в тишине кресты.
Без чувств лежал ты на траве,
Глотая воздух темноты.
Ты вспоминал отцовский край
И пыль проселочных дорог.
Ты знал - тебя не примет рай.
А на земле был одинок.


ПЕСНЬ ТРЕТЬЯ

Бесшумно тени скрылись в тьме ночной,
Свет солнечный блеснул средь туч.
Уже заря вставала над землёй,
Привратник доставал от храма ключ.
На паперть вышел старец православный,
Служитель церкви с юных лет.
Добро и веру сеять в душах неустанно
Он дал Христу единственный обет.
Молитвой первой за день к Богу он воззвал.
Собрался, было, поп к заутрене звонить,
Внезапно странника средь склепов увидал
И повелел его немедля разбудить.
"Скажи мне кто ты, душу мне открой
И почему от мира ты бежишь".
"В изгнании я, под Солнцем и Луной
Мне пища - плеск волны, постель - лесная тишь".
"За что ты терпишь муки, что случилось,
Чем прогневил ты род людской?
Быть может, кровь чужая с рук ручьями лилась,
Ты вор, злодей, извергнут адом, сатаной?
Таким не место здесь, в святом краю,
Убийцам нет прощенья никогда.
Не примет храм к себе змею,
Пусть с содроганьем ждет он божьего суда".
"Суд божий впереди, а суд земной
Признал меня виновным в том грехе,
Что, мол, хотел сломить порядок мировой,
И я ушел без мира, налегке.
Я песни пел везде, я был горяч,
Я правду нес средь лести и вранья.
Все испытал: огонь побед и горечь неудач,
Взамен же получил рубаху из тряпья".
"Утешься, незнакомец, здесь твой брат,
Отец тебя давно уж ожидал.
Останься и навеки будешь свят,
Коль суету на Бога променял.
Пиши стихи во славу Господа Христа,
О вере, доброте и пламенной любви.
И правда разнесется на устах,
Дождешься ты полуночной зари.
Смирись. Великий наш Творец
Все видит, - Он спасет людей,
Он верует лишь в стук сердец,
Ему страданья наши вдвое тяжелей".
"Сидеть и ждать? - но это не по мне,
Жизнь провести в твоей святой дыре.
Хоть славен Бог, но человек сильней,
Он сам избавиться способен от цепей.
Ты добр, но в бездействии добро
Лишь потакает только злу..."
Они расстались, каждый знал свое,
Дорогу каждый выбрал всяк свою.
Ты, странник, храм покинул, а монах
Читал молитвы страждущим сердцам.
Ты шел по льду и камню, на ветрах,
Святой отец уже желал тебе конца.
Он свет зажег над алтарем,
Видел восход над бескрайней землёй
Зло же давно обитало кругом,
Лишь утаив до поры облик свой.


ПЕСНЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Когда остались сзади горы и леса,
Кругом предстало море трав с рекой цветов.
Сияло солнце, голубые небеса
Венчали тот, один из многих городов.
Везде ты запах чувствовал весны,
Здесь песнь звучала каждый день.
Ты вспомнил детства золотые сны,
Скорее, тут найдешь счастливых ты людей.
Повсюду слышен был девичий смех,
Влюбленные друг друга обнимали,
Тонуло все в пылу любви утех,
А смысл жизни люди в этом понимали.
На лик твой девушки смотрели,
И, раскалившись вскоре добела,
Оказывался ты в чужой постели,
Там ласки продолжались до утра.
Все счастливы вокруг, как счастлив ты,
Снимая бережно с телес покров,
Вдыхая благовонье женской красоты,
Здесь объясняться можно и без слов.
И сотня жгучих, томных поцелуев, -
Все предрешает дев желанный взор.
Среди цветов вращаешься, ликуя,
В ушах поет многоголосый хор.
О, как легки прикосновенья рук,
А пламя жжет, но мил огонь.
Он вспыхивает медленно, не вдруг,
Но вот, цветок расцвел, срывай - он твой!
То рай земной, ты жил в раю.
Здесь ангелы любви все заменяли,
И каждый веровал в кровать свою,
Хотя, на ней грехов немало совершали.
Ты чувствовал тепло горячих тел,
Но души, все же, вечно холодны.
Хоть плоть вела отчет любовных дел,
Сердца были безжизненны, пусты.
Ночные бабочки, порхая до утра,
На каждый свет летя в ночи,
Сжигали тело у любовного костра,
А сердце было вечно взаперти.
Не верь ты бабочке: она сегодня здесь,
Но завтра вновь  в ночи, и не догнать,
И отзовется лишь на звон монет и лесть,
Ей после будет все равно с кем спать.
Здесь  ночь дарует людям все,
И эти существа уже не ждут рассвета
Скажи, в чем зло, а в чем добро,
На лица кто направит лучик света?
Мираж здесь наполняет всё вокруг,
Нектар цветов мешает тут дышать,
И в каждом доме ты, - любимый друг,
С тобой любая делит вечером кровать.
Но сладостный туман любви
В сон погружает души и тела.
Не спи, красавица, не спи!
Уснула и очнуться не смогла...
Так ты покинул Город Ласк.
Осадок томный в голове остался.
После души любовных передряг
Ты - плоть, как призрак, средь ночи скитался.
Все в прошлом у тебя: и счастье, и любовь,
А впереди лишь скорбная дорога.
Вино здесь часто лили, чаще - кровь,
И, поклоняясь дьяволу, плевали в Бога.


ПЕСНЬ ПЯТАЯ

Минуло лет немало, исходил
Пути свои от края и до края.
Твой приговор все ж справедливым был,
Ты до сих пор судьбы своей не знаешь...
Где люди чуждые, где чужд закон
К тебе, несущему свой свет другим,
Где вечны: траур, праздник, сон,
И без огня иных согреет дым.
Пустыня лишь тебя спасла,
Здесь ты один, ты царь, ты раб,
Здесь нет добра и нету зла,
Силен тут человек и  слаб.
Нашедший золото средь этих скал,
Оно твое, ты им владей.
Но ни к чему - продажный то металл,
Глаз ослепляет все сильней.
Но люди далеко, в пустыне никого,
Лишь тень твоя, ей свет необходим,
А больше ей не нужно ничего.
Душой живем, пока душой горим!
Твой дух и плоть остались здесь:
Кругом пространство занимают горы,
Внизу поляны, полная цветами степь, -
Все привлекает поэтические взоры.
А в вышине, среди снегов и льда
Стрелой небесною поднялся шпиль.
Чего таит сия великая скала,
Над нею облака кружат кадриль.
Ты выбрал место между небом и землей,
Между лесами, синевой небес,
Избрал обитель меж Христом и сатаной
И на Голгофу свой поставил крест.
На мир людей взирая свысока,
Нашел свою граничную черту.
Вела сюда дорога лишь одна,
Ты сам путь проложил сквозь темноту.
В пещере мрачной и глубокой
Ты проводил остаток своих дней,
Оставив, было, мир жестокий.
Свободен от цветов и от цепей.
Безделье порождает к смерти тягу,
И хоть бессмысленный твой труд,
Ты взял перо, чернила и бумагу,
И в строчках новый мир построил тут.
Где каждый будет счастлив и свободен,
На службу миру обращен весь труд.
Любовь и честь навек остались в моде,
И без сокровищ люди радостно живут.
А величайший из сверкающих камней -
Духовное наследие умов, сердец.
Его не отберешь, не купишь у людей,
А без него народу недалек конец.
Душа в борьбе, неравной с телом,
Победу одержала через сотни лет,
И красота души привлечь к себе сумела,
На все вопросы дав ответ!..
Ты, изгнанный, не балован судьбой,
Любил людей, хоть видел их насквозь.
Всех движет алчность, мелочность и злость -
Не суждено создать им мир блаженный твой.
Однажды, выйдя из своей норы,
Услышал гром ты, бурю из долин.
Считал, что это шум лесной грозы,
Им оказался смерч из атомных турбин...
 ПРЕЛЮДИЯ КОНЦА


ПЕСНЬ ПЕРВАЯ

В болоте, слякоти и смрадном газе,
Из камня белого и на людской крови
Вознесся град антихриста на грязи,
Построен от отеческой любви.
Вода тут превращалась в твердь,
Лес становился барским садом,
Закон тайги здесь заменила плеть,
Но неподсудны были казнокрады.
Похоронив великого творца,
Все стены голыми оставили,
Все вывезли из дома и с крыльца,
Да за моря и реки переправили...
Тот град трепали люди и ветра,
Вода текла навстречу человеку,
А человек снимал святые образа,
Бросал в костер и стал душой калека.
Три раза кровь лилась на мостовые,
Три раза поднимался алый флаг.
И. в бой вели нас новые "святые",
Душу и личность заменил кулак.
Все долго верили в идеи Октября,
И песни гордые повсюду разносились...
Нас через двадцать лет судили сыновья,
Которыми когда-то мы гордились.
А остальные стройными рядами,
С улыбкой на лице, но с телом в синяках,
Несли вновь окровавленное знамя.
Лик нашего вождя внушал покой и страх...
Ценою страшною за все сполна
Наш град платил освободителю народов.
В счету были блокада и война,
Полк мертвецов тридцать седьмого года.
Через десятки лет проносят мимо
Богов в венках и в красочных гробах.
Шагают воины по площади лениво,
Несут портреты  в пиджаках, при орденах.
Одни спасли страну - остались без могилы.
Другим же вновь возводят мавзолей,
Они оставили после себя руины.
Так различаются патриций и плебей...
Здесь сотней труб взметнулись ввысь заводы,
Через залив мы проложили гать,
И сквозь гранит текли отравленные воды,
Труднее стало жить и умирать.
Пускай одни в грязи, зато другие
В больших квартирах, на коврах.
Сбирали подати со всей России,
Что таяла в людских лазурных снах.
От веры не осталось ничего.
Наш новый гений стал похож на прежних,
Он обещал, что будет свет, тепло.
Во многих вызвал смех, в иных - надежду.
Но разбудил доселе спавший дом,
И злость на мир наполнила умы.
Всего лишь спичку поднеси с огнем, -
Все люди встанут против власти тьмы.


ПЕСНЬ ВТОРАЯ


За городом, среди воды и леса
Воздвигнут металлический гигант.
Он силой обладал, подобно Зевсу,
Согреть мог города, расплавить бриллиант.
Там каждый день, поддерживая жар,
Сидели люди и смотрели на табло.
А за реакцией следил у топки кочегар,
Чтобы добро не обратилось в зло.
Энергия текла по медным проводам,
Жизнь городу давая каждый час,
А мощь гиганта все росла не по годам, -
Таков дан сверху изданный приказ.
Чтобы быстрей работали станки,
Запросы обеспечить все сполна,
Повысить пламя манием руки, -
Скорее перестроится страна.
Ошибки явно нам не впрок, -
Не так давно  такой, как наш, котел
Стал смертью для людей, был ярок и жесток,
Там саркофаг стоит с тех пор.
За много верст его обходят стар и млад,
Здесь гибнет зверь и не гнездятся птицы.
Лишь тихо дремлет украинский град,
В гнилой земле лишь зло таится.
"Но тот ведь старый образец,
Мы их не делаем давно", -
Один ученый говорил мудрец
И ставил штамп: "Утверждено".
Так новый блок быстрей на год
Собрали и замкнули в сеть.
Вновь торжество отпразднует народ,
Министр прибыл, лично посмотреть.
Рубильник включен, пьют вино.
Какой же праздник без вина?!
В России так заведено:
Что б не налили - пьют до дна.
Теперь туманные глаза на пульт обращены...
Огонь выходит из своей печи,
В окне светился призрак огненной луны,
Пожар зачался от небрежно сделанной свечи.
Смертельно-красный яркий шар
Зажегся в небе вместо звезд.
Былой гигант весь в зареве пылал.
Поселок, лес, вода - все атомный погост.
В огне тут люди, точно факела, бежали прочь,
Но их удары ветра с ног валили,
Другому кто в беде хотел помочь,
Сам задыхался от смертельной пыли...
А после страшный черный дождь
Смывал кровь с тел и жег глаза,
И цел остался лишь из камня вождь,
С ресниц его струилась свежая слеза...
Министр в это время в бункере сидел,
Там допивал свое вино,
Многозначительно он на пожар глядел,
Ему, конечно, было все равно...
Но вскоре вихрь поднял на воздух пыль,
А тучи грозные на город поползли.
Тогда в нем каждый время позабыл
И побежал дела заканчивать свои.


ПЕСНЬ ТРЕТЬЯ

Весь город бешено стонал.
Спешили люди прочь от кар судьбы,
Стремились в порт, в авиалайнер, на вокзал -
Быстрей рассеяться среди большой страны.
Но кто был слаб - остался там.
Тут правят партбилет и деньги,
Здесь выезд лишь по номерам,
Все не для тех, кто ночь проводит на скамейках.
Не для того, кто мокрый весь от пота
Держал страну на геркулесовых плечах,
Кто жизнь провел "с работы на работу",
Пока вы люстры покупали в хрусталях.
Но общий эпилог сравнял людей.
Из грязных подворотен, злобу накопив,
Выходят звери для охоты на зверей,
В себе святые добродетели убив.
Опасности таят подъезды и дворы,
Тень страха и вражды на улицы легла.
Сынами света, дочерями тьмы
Весь город был разграблен дочиста.
А в магазинах за место товаров
Лежали трупы убиенных в схватках.
Пылали офисы в огне пожаров,
И раздавался плач детей да смех припадков.
Оставшиеся дома по-иному исход встречали:
Последних рюмок звон и звон бутылок,
В постелях Бога с сатаной венчали,
Любви предались все, кто юн и пылок.
Взгляни, вот дева с юношей, они
Все жизни радости в себе познали.
Последние грядут для счастья дни,
Однако, ночь влюбленные проводят без печали.
Пусть все вокруг падет, - они умрут вдвоем
В объятьях нежных, средь тумана роз,
И, если их убьют - пронзят одним мечом, -
Не разлучат ни смерть-старуха, ни Христос...
А светопреставленье ждали при свечах,
Топили печи жаркие купюрами рублей.
Владели душами отчаянье и страх,
Была сильнее лишь любовь к своей земле.
Болезни страшные губили кровь и плоть,
Грозили не родившимся потомкам.
Никто не смог чуму сердец перебороть, -
На зараженных приходили похоронки.
Так город рвался, как в бреду,
Жизнь свой заканчивала путь,
Дорога шла в огне по льду,
В могиле можно отдохнуть!
Никто не видел, как один из нас
Ходил по улицам в тряпье,
Просил лишь хлеба - получал отказ,
И в грязь его толкали в стороне...


ПЕСНЬ ЧЕТВЕРТАЯ

А что же делал странник одинокий,
Который среди скал покой нашел.
Дни проводил во тьме пещер глубоких,
Любил лишь пенье птиц и плеск озер.
Плоть покорила тягостная мука,
Опять на сердце камень он имел,
О, как мучительна с людьми разлука!
Вернуться вновь назад давно хотел.
Душою и умом владел любовный жар,
Семь раз его цветы во сне ласкали, -
Те девушки, чью жизнь он порицал,
Богинями святого духа стали.
С собою взяв гитару и мечты,
Поэт отправился в далекий град любви,
Где каждый счастлив средь полночной красоты,
Где не видали никогда святой зари.

Тем временем прошло немало ден
С тех пор, когда иссякло счастье.
Разбой и нищета стучатся в дом,
И роковое близится ненастье.
Наш город заклеймил верховный жрец -
Солдаты жгли на площади цветы,
Здесь рвались вены молодых сердец,
Привычных только к неге и любви.
Жестокая рука калечит лепестки,
Кровь заливает стебли и листву.
Текут в ночи багряны ручейки,
Но дальше воины костер несут во тьму.
Певец шел в рай, но в ад попал!
Явилась взору мрачная картина,
Как полк солдат девчонок раздевал,
Терзали души юных на кончине мира.
Сначала шлюхи радостью пылали,
Желая зла огонь в объятьях погасить,
Но вскоре все без памяти лежали, -
Прервалась на кроватях жизни нить.
А девы старые бежали прочь,
Стремясь невинность сохранить.
Все тщетно, если правит  ночь,
Которая все позволяет совершить.
Мечтатель наш, любви искатель,
Увидел девушку, отличную от всех.
Догнать ее спешил сержант-каратель,
Вдогонку брошен дикий вой и смех.
Как с неба гром был звук гитары,
Сильнее голос оказался стали.
Остановились в скачке комиссары,
А девы слушали, недвижимо стояли...
Поэт искал глазами, голосом в толпе
Ту девушку, которой посвятил порыв.
Десятки видел лиц, спасенных на заре,
Прекрасной розы не нашел средь них.
Она так не похожа на других,
Ей звук гитары средь резни привычен.
Жила в миру, витая в пламенных мечтах своих,
И для нее певец не так уж необычен...
Так Марса на него влияет оборот,
И мир людей опять перевернулся.
Вновь всплыл из памяти злосчастный год,
Когда в герое нашем пыл любви проснулся...
Да, слезы капали в кровать, чернила - на бумагу, -
Был безответным юности порыв, -
Тогда лишь муза поднесла божественную флягу,
Живой водой и лирой дух восстановив.
Но без любви, хоть и поэт,
Он нищ душой во цвете лет.


ПЕСНЬ ПЯТАЯ

Война  катилась по Земле,
В прах обратив людей, богов.
За свет сражались мы во тьме,
Орудуя железом вместо слов.
Напрасно в храмах старцы дым курили,
Не слышен был крик сердца и души,
Мы каждый день все новых хоронили,
А сколько без крестов еще лежит.
Живые умирали прямо на глазах
От горя и лишений фронтовых.
В ком теплилась надежда, в ком остался страх,
Но мы устали от себя самих.

Огонь и Вода под флагом добра
Искусство решили вершить.
Стремились быть вместе день-ночь до утра
И песней наш мир возродить.
Горячий Огонь жег рифмой сердца,
Взывая к борьбе и любви.
Спокойным созвучьем смиряла Вода
Пыл чувств и желаний в крови.
Зла время пришло, и всякий решал -
Оружие в бой выбирал по себе.
Отправились вскоре с парой гитар,
Взяв песен обойму в уме.
Огонь шел на битву, а не в дикий сад,
Шутить не пытайтесь с Огнем.
Четыре струны зарядил в «автомат»,
Вода шесть, потоньше,  в «ружье».
Огонь говорил ей оставить старье,
Другой предлагал образец.
Вода не хотела, журчала свое,
Порвав связь двух слабых сердец.
Огонь был решителен, жизнь он любил,
Не ведая меры ни в чем.
Вода же шумела, где нету плотин,
Ныряла в свободный проем.
Вода растекалась, оставив вдали
Огонь и его молодцов.
Был шторм в океане, теперь вечный штиль,
Лентяев удел, не певцов.
Расстались стихии, но порознь они
Творили по-своему рай:
Огонь жег преграды на скользком пути,
Вода вспять текла через край.
Их песни иным позволяли дышать,
Другим оглядеться вокруг:
С кем в мире нам жить, за что умирать,
Кто недруг, а кто верный друг...
Наш царь приказал всем уши заткнуть,
В железо тела облачить.
Тогда будет легче людей обмануть,
И тех, кто поёт победить.
Лавина к лавине, построившись в ряд
Шли дети насилья и зла.
Решетки закрыли вход в девственный сад,
Закована в цепи Весна.
В скитаниях вечных, борясь за любовь,
За веру и жизнь среди роз,
Сдирали мы кожу с ладоней, шла кровь,
Не чувствуя стали заноз.
Истерлись все струны, охрип голос твой,
Но ты шел навстречу железу.
И скрежет скрипучий, и гром боевой, -
Все двигалось на руку бесу.
Слепые солдаты стреляли на звук,
Глухие кололи в упор.
Ты видел немало отрубленных рук,
Гитары бросали в костер.
Здесь воины нечисти, полк сатаны
Сводили на нет все усилия певцов.
На небе вращались две алых луны, -
Святые карали отпетых глупцов.

 РУИНЫ БЫЛОГО


ПЕСНЬ ПЕРВАЯ

Порвались тучи, и гроза закрыла Солнца лик,
Поток губительной воды стекал средь ночь,
А воздух серной кислоты сквозь сталь проник.
С багровых лозунгов стирает буквы дождь.
Накренилась колонна  со звездой,
Но цел был  Ангел, крест поднявший.
Окончены: ваш пир, служенье ваше, ваш покой,
Рабы и господа из королевств вчерашних.
Стоял как ране этот мрачный град,
Покинутый людьми навеки муравейник.
Трава тут стала камнем, лабиринтом сад,
Гнильем питались птицы, пес носил ошейник.
Смывалась краска лжи и пустоты,
Суровый обнажив, гигантский склеп, -
Людских трудов ничтожные следы, -
Железом каменных громад затмивший свет.
И высились над бездною машины,
Скрипя, ржавея под покровом тьмы.
Страшны и глухи техники руины, -
Все пало с наступлением зимы...

Белый аист, вестник радости и счастья,
Тебя считали все посланцем зла,
Клевали вороны, другие птицы разной масти,
В ком нету белоснежного пера...
Печальный старец посетил наш град.
Он в рясе был - монашеской одежде,
Не царь, не раб и не солдат,
Служил он Господу, как прежде.
Угрюмый праведник, великий человече
Пять лет назад все повидал в цвету,
Покой и радость: рай был бесконечен,
А поклонялись только лишь Христу...
Подходит странник к небоскребу горя,
Стучит в окно и ждет ответ.
Выходят... кто? Не люди, а изгои:
Калека, карлик и скелет.
Уродливы их облики: загнившие тела,
Где три ноги, нет глаз, одна рука,
Кто пальцев шесть имеет, кто-то два,
А этот шаг не сделает при помощи станка.
"Где люди, почему, куда ушли", -
Но каждый только головой качал.
Среди подвалов книгу древнюю нашли.
Священнику их вождь триптих отдал.
На нем начертано: "Обзор СССР",
Которого давно нет и в помине.
Остались лишь убогие сыны седых пещер,
Никто не знает, что творится в мире.
На север показали жестами мутанты, -
Туда ушли искать свой мир живые,
А здесь влачат существование комедианты, -
Мы над собой смеемся и поныне.
Железный посох взяв в дорогу,
Побрел к лесам Норвегии старик.
Но отойдя от города немного,
Присел в траву и головой поник.


ПЕСНЬ ВТОРАЯ

Сигнализировал в пучине звезд челнок далекий,
К обители родной код звука посылая.
Остался он в пустыне, спутник одинокий,
Молчит планета черно-голубая.
Кто согревал других, тот сам замерз,
Кто изменить пытался мир другим предстал
Во времена опасности, планету алых рос
Поработил насильно пепельный металл.
По небу двигались знамения конца, -
Шары и блюдца наводили ужас, страх.
Сиял грозящий лик Всевышнего Творца,
Все свечи вмиг зажглись на алтарях.
Под сводами разрушенного храма
Горели сто свечей перед Отцом,
Велась над миром заключительная драма:
Луна и тьма сражались с Солнцем и огнем.
Колокольней правит демон зла,
Но святой престол  разит врагов.
Слышен шорох, плач и глас Христа
Посреди сгорающих крестов.
На иконах пятна свежей крови,
Мчатся прочь драконы вещих снов,
Сорок монахов на взгорье
Улыбнулись белизною черепов...
Сошли с небес космические бесы
В одеждах синь-лазурно-голубых,
По земле шагали поступью Гермеса,
Но везя набор намерений иных.
Мир они своим уж ощущали,
Удержать его стремились под пятой,
Об империи всеобщей помышляли,
Власть иметь над всей людской ордой.
Как сизые стервятники слетались
Незвано на земной последний пир.
Любовь и ненависть по ветру разметались,
Кипели в недрах адских дыр.
Остатки человеческого стада
Вели к исходу тяжкий бренный путь.
Покинув ложь отринутого града,
Они теперь познали жизни суть:
Для каждого из грешных с небосклона
Светила жизнь дающая звезда,
Кого вела в тюрьму, кому пророчила корону, -
Судьба читалась точно, как с листа.
Но звезды нас вожди заставили забыть,
Сменили свет на красные и золотые
Пятиконечные... Для них ли стоит  жить,
Когда другое вечно в мире?
Напрасны все стенанья на погостах,
И некому поставить нам в вину
Историю страны. Не все так просто:
Никто не знал, что свет зажжет войну.
Идет суровая последняя работа:
Сырому грунту молча трупы предаем,
Кресты вбиваем без имен, без позолоты,
Долги посмертные умершим отдаем.
Мы в жизни их не замечаем,
Но как тоскливо на душе,
Когда они мертвы уже,
И в гробовые крышки гвозди забиваем.
Так по прошествии цепочки лет,
Все в землю постепенно лягут.
Вода закроет человека след,
Сгорит в кострах пожухлая бумага.
Удел печальный, но достойный мира.
Исчезнут навсегда неблагодарны дети.
Кто сотворил нам нового кумира,
Предстанет тот перед судом в ответе.
Но карой жизнь не возродить,
И запоздалым будет приговор любой.
Мы сами выбрали, как жить,
Все виноваты пред страной.
Теперь пусть Бог решает сам:
Гореть земле в огне, иль жить в цвету,
Пустыней сделать все, предать ветрам,
Оставить человеку жизнь в миру?..
Твой долгожданный час пробил, Господь,
Нам выбери достойную дорогу.
Нещадно душу каждому терзай и плоть,
Тебя мы мучили доселе много!


ПЕСНЬ ТРЕТЬЯ

Отгремели рокотом могучим барабаны,
Прозвучал басовый звук над прахом.
Мать-Земля свои зализывает раны,
Сбросив нами ей надетую рубаху.
Тишина, лишь слышен скрипки звук,
То играет песнь великий музыкант,
Он не знает бренных человеческих наук,
Но, бесспорно, в нем сокрыт талант.
Печальный мальчик с сединой в висках,
Тот мальчик - время, молод он всегда.
Безмолвие на юных, но всевидящих глазах,
И льется музыка на степь и города.
Недвижной нитью просыпается природа,
Поверху стали ландыши цветут,
Мир получает долгожданную свободу,
Наполнен вновь божественный сосуд.
Всем Солнце дарит пламенны лучи,
Вода святая помогает росту,
Бегут средь язв живы ключи,
Опять шумят леса, качая сосны.
Движеньем смычка распускают поля
Золотистые русые косы,
Играет вечная симфония твоя,
В ней звонкий смех, в ней слезы.
И траурного снега одеянья
Снимает незатейливый аккорд
Среди останков ветхих мирозданья,
Могущественных ранее когорт.
Природа возрождалась, но отныне
Вся независимая от руки людской,
Что в пропасть, пламя и полымя
Ее бросала каждый день земной.
Но рая не было, и нет -
В любом раю чистилище и ад.
Ночами солнца потухает свет,
Вновь силы мрака свой обряд вершат.
В чащобах вспыхнут черные зарницы,
Сова накличет смертную погибель,
Оскалят пасти волки и лисицы,
Из гроба встанет сатаны служитель.
Он два креста поставит рядом,
Сожжет пророка всем на поруганье.
Получит кровь казненного в награду,
А жабу мерзкую отправит на закланье:
Стальным дамасским длань взмахнет клинком,
И выпадут глаза из черепка,
Взметнется дым над адским алтарем,
Заржут, заверещат, завоют духи зла.
Ползут гадюки, хают желтоглазые вороны,
Слетаются на шабаш ведьмы,
Карабкаются пауки и скорпионы,
Живое все опутывая сетью.
Трещит дремучий лес, страша скитальцев,
Имевших жребий ненароком заплутать
На место пляски ритуальных танцев -
Сырую, дурно пахнущую гать.
Здесь служат мессу черные колдуньи,
Над ними правит маг длиннобородый,
Тут веселятся обнаженные шалуньи,
Освобожденные от ряс природой.
В котлах варится зелье хмельное,
Чтоб вновь сводить людей с ума...
Живет планета вечною борьбою -
Борьбою ангелов и бесов за сердца.

ПЕСНЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Искрились россыпью жемчужной водопада струи,
Сирень лиловым светом серебрилась.
Бродила девушка, о будущем тоскуя,
А возле стая мотыльков кружилась.
Богиня родилась под знаком Скорпиона
И не одну кровать измять успела,
Не преступая никогда закона,
Живя любовью, как сама хотела.
В семнадцать лет, надев венчальные наряды,
Она отдала сердце, но не тело.
Предавшись древнему церковному обряду,
Друзей оставить прежних не сумела.
Родные и знакомые во всем ей потакали,
Она была для каждого открыта.
Как небо вспыхнуло, любовники сбежали,
А кто остался, те войной убиты.
Ты одиночкою жила в лесной долине,
Укрыты от грозы и засухи сады,
Которые тебе покой и жизнь дарили, -
Сладки Эдема сочные плоды.
Плоть и душа желали удовлетворенья,
Но тих, пустынен дикий рай.
Слышны лишь птичья трель, реки теченье
Да мерный шаг оленьих стай.
И каждый день ты нежила свои красоты
В волне ручья и свете неба,
Не веруя найти в глуши кого-то,
Ждала холодного рассвета.
Так шли недели... Но однажды поутру
В твоей груди зажегся пламень,
Помчалась дева сквозь терновник и листву,
Не знав причины огненных желаний.
Рвались одежды о шипы и ветки,
Но ты бежала, позабыв о боли.
Как певчий соловей, металась в клетке, -
День без любви, как год в неволе.
Лес поредел, песок сыпучий
Здесь покорил необозримы дали.
Твои глаза с бархана кручи
Печального мужчину увидали...
Безумец ветреный, проклявший мир,
В котором сотня выбрала одну из ста.
Красавица красавца позвала на пир,
А ты, как все, остался без Христа...
Счастливой сделать мог любую,
Да на несчастии своем.
Зачем иметь жену, душой чужую,
Когда и так хватает незамужних жен.
Но что за свет пронзил его глаза? -
Спускалась Ева юная к Адаму.
Его пленили стан, лицо, густые волоса.
Девица тоже, как без памяти стояла.
Их ждало счастье, но судьба
Распоряжается любовью по-иному:
Адама медленно поднялась голова,
Сорвалось с губ убийственное слово:
"Не подходи, оставь меня, я прокажен,
Я Ангел смерти, черный луч я источаю.
От белой крови буду поражен,
Вокруг меня природа умирает".
Влюбленной Евы утешения напрасны, -
Он убежал в чащу лесную.
Но пламенным страстям уж не погаснуть,
Они преграду сокрушат любую.
Так Ева по не утихающему сердца зову
К ночи нашла уставшего Адама.
Тот спал под сенью хвойной кроны
И видел сон: свой дом в куреньях фимиама.
Цветет земля, богатый урожай
Он собирает, дарит благосклонно.
В сиянии Солнца молодеет край,
К нему подходит юная мадонна,
Его берет за нежны руки
И с ним валится на свежу траву...
"Придет же в ум такое мне от скуки.
Как жаль, что все во сне, не наяву!"






ПЕСНЬ ПЯТАЯ

Адама спящего дразнила баловница, -
По телу руки женские блуждали.
Ему же снилась златокудрая царица,
И губы аромат любви вдыхали.
Меж тем, движеньем легким Евы
С груди скользнули строгие одежды.
Девица стан мужской обняла смело,
Адам уже ласкал ее прилежно.
В плоти зажегся чудодейственный огонь,
Хоть дух противился любви.
Адам не мог владеть собой,
Отдался пылкой Еве до зари.
По персям молодым лицо каталось,
Он обезумел от ночной игры.
Кровь ран в цветах весны перемешалась,
И души были страстию полны.
Адам - не ангел, Ева - не святая,
Но их божественных сердец порывы
Проложат миру путь от ада и до рая.
И возродятся города, заколосятся нивы.
Двух смертных плод возвышенной любви
Поднимет мир из бездны преисподней.
Сейчас вдвоем лишь счастливы они,
Потом же все вздохнут свободней.
Вверх-вниз плывут небесные качели,
Купая в океане неги их тела.
Они всю жизнь тогда пересмотрели,
Поняв, что значит настоящая весна.
Адам и Ева чувствам дань платили,
Не ощущая холода и стужи.
Друг другу телеса тепло дарили.
Огонь в сердцах зажег пожар снаружи.
Сплелись стеблями два цветка
У вод зеркальных родника,
Тюльпанов томный аромат
Наполнил мирно спавший сад.
Два пламени вспорхнули, закружились,
Покинув маленькие фитильки,
Две свечки меж собой соединились,
Сгорая сами, но светя другим.
Воск капал в воду и затвердевал.
Дающий силу дремлющей земле...
Поток реки подснежники смывал
(Господь карал грешивших при луне).
Взбесилась дикая свободная стихия
И затопила новобрачных ложе,
Закрыли тучи дали голубые.
Что кроме жизни может быть дороже?..
Так были изгнаны из Рая
Влюбленные Адам и Ева.
Спасаясь от Христова гнева,
Куда ушли они? - никто не знает.
Любовь не ведает ни власть, ни границ,
Никто не может их сердца разъединить.
Страсть одинаково влечет рабов, солдат, цариц,
Лишь ей дано судьбу Земли вершить.
Все бренно, но пока жива любовь,
Мир не погибнет, - он спасен.
Пусть все сгорит, но вскоре вновь
Окончен будет долгий сон.
Вновь Солнце оплодотворит планету,
Здесь светлый разум будет зарожден.
Но не перековать ни верою, ни светом
Тот старый мир, что сам в себя влюблен.

Пусть проклянут деянья человека,
Кристалл любви бросающего в грязь...
То было время на исходе века,
Когда порвалась родственная связь...
 ЭПИЛОГ

Я видел черного и белого коней.
Один - из пропасти, другой - с вершин вселенной.
Спешили всадники в долину - мир людей, -
Обильно слезами и горем напоенный.
То были Иисус и Вельзевул,
Желавший обручить меня с Горгоной.
Господь, бразды оставив, руку протянул,
Звал за собой в край счастия бездонный.
Здесь - Неизвестность, здесь - Ничто,
В раю меня за муки ждет награда,
А дьявол снова приглашал в чертог,
Чтоб песнею я веселил отродье ада...
Но рано мне в костры Плутона
И поздно в рай. Дит, Содом и Гоморра
Меня влекут, как вора плаха и топор.
Град Иерусалим, священный Вифлием и стены Назарета
Безмолвствуют, когда Нева впадает в Лету,
И трубы бесов заменяют церкви звон.
Хотите знать, зачем я трачу годы,
Текущие сквозь время нескончаемой грядой?
Свой хлеб, свой меч и так найдут народы,
Я им не нужен, но противен мне покой.
Поэтому, предавшись свету и огню,
Писал я правду между лживых строк.
Я наизнанку душу вывернул свою,
Пройдя немало топей и дорог.
Из горла окровавленный комок
На золотое блюдце положил
Раб музы и изгнанья бог, -
Вот все, чем я живу и жил.
Чего поэта вы сумеете лишить?
Пера, ну что ж,  - я буду говорить,
Язык прижжете, - кровью напишу.
Не вам, а Господу дано меня судить
Вы в силе только воздух отравить,
В котором я сгораю и дышу.
Христос в душе, но дьявол правит телом.
Познавший лязг браслетов, блеск цепей,
Я истязал свой мозг, как корни древа,
И он давал тепло ростку поэзии моей.
Да, я пролью чернил  ещё немало,
Но меньше крови будет на Земле.
Пусть меньше хоть одной слезою стало,
Тогда свой долг я выполнил вполне.

Я,  жизни смысл искавший, все кляня,
Лишь навсегда одно усвоить смог:
Мы вместе лишь при свете дня,
Во тьме же - каждый одинок.

1989 - 1990 гг.