Осенняя пора

ПОЭЗИЯ ОСЕНИ
«УНЫЛАЯ ПОРА! ОЧЕЙ ОЧАРОВАНЬЕ!»
АЛЕКСАНДР СЕРГЕЕВИЧ ПУШКИН

;;;
ОСЕННИЙ ШЕЛЕСТ
Осенний шелест листьями мерцает,
Продрогший лес вздыхает и молчит,
А паутина солнце собирает,
Паук затих и осень ворожит.

Да есть такая осень, оголяясь,
Она вам шепчет и зовёт к себе.
На всю листву,  в последний раз гуляя,
Она как бес с прорвавшихся небес.

Гася рябин обугленные свечи,
И с паутиной отшептавших  уст
Она для тех, кто глубиной отмечен
С поэзией сравнимых чувств.

И каждый раз как девочка святая,
Вновь оголяя тела бересту,
Она дрожит, за каждый лист хватаясь,
Опалы слёз стекают по листу.

Осенний шелест листьями мерцает,
Зима в промозглости  слышна,
И вечный дождь течёт
и не мельчает,
И мокрая желтеет тишина.

;;;
ОСЕННИЙ САРАЙ
Крыт  сарай золотым листом,
Это осень - бесплатный кровельщик.
Жизнь всю жизнь оставлял на потом
Ни черта я сегодня не стоящий.

Ах, корявые, голые, чёрные,
Вы деревья, красу растерявшие,
Поглупевшие, не учёные
И никем в этой жизни не ставшие.

Ах, деревья, и я такой же,
Перед осенью вдрызг обнажён.
Слава  Богу, что в собственной коже,
Потому что не лез на рожон.

Снова осень в привычном  обмане.
Что, добыча твоя не та?
Что возьмёшь с меня – в каждом
кармане
Лишь осеннее злато  листа!

ВНУШЕНИЕ ПО МИХАИЛУ
Я вам внушаю по стихам.
Гипноз ли это или наважденье,
Распевы мысли, птичий гам
И непредвзятость наслаждений.

Ведь осень сыростью своей
Внушает плач и холод года,
Усталость от прошедших дней –
Остаток ложного дохода.

Я вам внушаю по стихам
«Евангелие по – Михаилу».
Я раздуваю слов меха,
Чтоб выковать ваш дух и силу.

Прислушайтесь к моим стихам,
Там звёзды спят, там спят туманы,
Там спят безмолвные снега,
Как спят влюблённые в обмане.

Там в высоте спит глубина,
Тесня обжитые просторы.
Чтоб с вашим сном ушла вина,
Стихом над вами буду вторить.
Вторить,
как пьяница над стопкою вина.

ОСЕННЕЕ
Щедра на золото осенняя пора,
Вдовой берёзка в золотом уборе.
Всё в прошлом – радости и горе,
И в тягость мудрость и года.

Но сколько б не стелила под ноги
листву,
Ссыпая золотые купы листьев,
Ей не вернуть прошедшую весну,
От молодости ей не откупиться.

И ВЕТЕР НОЖЕВОЙ
И ветер ножевой, как на шабашку,
Выходит в осень,
злой и равнодушный,
Душить, заламывать, душманить,
Срывать с ветвей
последнюю рубашку.

В незатухающую боль
Лишь смерть приходит, как спасенье.
Лишь с помощью её
ты справишься с собой,
Роняя золото
прощальных слов осенних.

ОБМАНУЛА МЕНЯ ОСЕНЬ
Эх ты, осень с повадкою лисьей
Обвела меня, будь ты неладна.
                Б. Ткаля
Обманула меня осень, обманула,
В золотые свои краски обмакнула.
Гримирует, тратит макияж
На морщины из потерь и краж.

Подвела меня ты, осень подвела,
Величальной песней беспечальной,
Нашептала, нагадала, наврал,
Что же ты молчишь, не отвечаешь?

Нищая в былом своём богатстве,
Растеряв последнюю  листву,
Ты приходишь в души  побираться,
Словно в храм к распятому  Христу.

Я не ждал тебя – я думал: лето;
И не заходи, вот так и стой в двери.
Мне, похоже, ничего уже не светит;
И не приукрашивай, не ври.

Ты пришла, ещё стыдясь, и просишь.
Я тебе копейки не подам.
Я тебе уже не верю, осень.
Как не верю собственным годам.

В планах у меня на завтра
Уйма дел – ещё на жизнь.
У меня ещё на ужин завтрак,
Не мешайся, осень, отвяжись.

Облетают, облетают дни и листья,
Клин за клином унесло мечты.
Думал,  век мой вечно будет длиться,
А он, вот те на, уже впритык.

ПЕЧАТЬ ПЕЧАЛИ
(шесть осенних листьев)

1
Листвы осенней
пожилая свита
сквозь тишину
осипших голосов
роняет в прах
осыпавшийся
свиток,
шумевших
в юности
лесов.
2
Как мы шумели,
как мечтали;
И вот он
под моей ногой
опавший лист –
печать печали,
как символ
вечности
нагой.
3
Листвы осенней
ропот вечен.
слова падут листвою,
с уст,
Но счастлив тот,
кто глубиной
отмечен
с поэзией
сравнимых
чувств.
4
Жизнь
с каждым днём
дороже и прекрасней.
В ней ты – любимая
и музыка, и свет.
Мы на Земле
встречали
не напрасно
цветущей
юности
рассвет.
5
И было утро,
светлое, как юность.
К ногам прилипнув,
жалась к нам
листва
В ещё густой траве
залогом грусти
хвостом вильнула
осени
лиса.
6
И разве может
быть напрасным
кипенье этих
юных лет.
Благословим,
мой друг
прекрасный,
любви
сиреневый
рассвет.

СНЕГИРИ
Осень – бесстыжая девка
Сбросила тяжесть одежд, –
В этом движении древнем
Столько любви и надежд.

Столько надежды на счастье,
Зимних предчуствий весны, –
Рвутся к святому причастью
Полубезумные сны.

Вот оно чувств чародейство,
Голое чувство надежд, –
Длится  бессрочное детство
В жажде чудес.

Ветви руками в замахе
Пали на плечи зимы, –
Ветром надежды пропахшие
Осень и мы…

Чтобы сквозь холод сугроба
Ухом промёрзшей земли
Слушать, как клёво в клювиках
копят
Вёсны в снегу снегири.

ТО  ЗАЛИВАЯСЬ БАГРЯНЦЕМ
То заливаясь багрянцем,
То восковой желтизной,
Что понапрасну стараться,
Казниться осенней казной.

Не выпросить света у черни,
Всю землю  листвою   устлав,
Ослепленный мщеньем чеченец
От крови багряной устал.

На  светлой личине печали
Размазана слякоть и тьма.
У слова цветного вначале,
На завтра седая зима.
;;;
ЧЕТЫРЕ СТОРОНЫ ЖИЗНИ
Когда осень заметает следы,
осыпая листву на дороги,
до какой тоски, до какой беды
довести способны итоги.

И когда дожди, да, дожди горят,
Так слеза горит оголтело,
языки огня на костре шевелят
голую душу без тела.

В прелости влажной лесной
мокрый до нитки, хоть выжми,
щупает палкой слепой
четыре стороны жизни.

КРУГОВОРОТ ПРИРОДЫ
"Свидетельствуем мы
                Сосулек суицид!"
                Г. Сусуев
Весенний вкрадчивый зачин
грядущим действом  жизни дразнит,
и многоточием грачи,
и каждый грач, как Стенька Разин.

Уголья жгучие, с лоснящейся искрой,
с дыханием весны под крылья.
На поле хлебном черною икрой
из банки, что весна открыла.

Рожденья праздник наступил,
и почки как с бутылок пробки.
И лето – праздник жизни, жизни пир
уже не юный и не робкий.

Взрослея, округляясь с каждым днём,
грузнеет лето пиршеством природы.
И только лето, только в нём
все будущие роды.
Дары, перед которыми и Крез померк,
феерия  подарков праздных,
и осени холодный фейерверк
помпезно завершает жизни праздник.

Как злость по поводу пародий,
нас обнажавших невпопад,
так проржавевшая природа
готова рухнуть в листопад.

Холодною рукою ветер тронет
раздетую ветлу в растрёпанном платке.
Деревья голые сжимают листья в кроне
как нищий  мелочь в кулаке.

Зима ослепшею метелью
метёт по жизни, как метла;
снегов постели мягко стелет,
перегоревшая дотла.

Лежит зима в сугробном одеяле
покойною холодностью чиста,
чтобы поля, в беспамятстве сияя,
всё начинали с чистого листа.

Весна!
Насупленный в сугробах снег
минуты жизни холодно итожит.
Простуженной весны  отчаянный набег,
и тонкой наледи шагреневая кожа.

Земли проснулся негр – он вновь
снимает шубу, чтоб согреться,
и солнца трюки на трапециях
осевших на полях снегов.

Капели участился пульс,
И негр, сверкнул зубов
занывшей льдинкой,
ещё он не проснулся,
он, как поле, пуст,
но черновик земли уже родился.

Конец зимы.
Уже строчат писцы:
"Свидетельствуем мы
Сосулек суицид!"

Весенний, вкрадчивый зачин…
И многоточием  грачи…

ГРУСТЬ РУСИ
Я люблю осень. Очень!
В лесах негаснущих пожаров красота.
Мне нравятся её заплаканные очи
И рощи оголённой маята.
В ней грусть Руси,
В ней запах чая с липой,
В ней улетающих гусей
Прощальный гогот с хрипом.
В ней красота раздумий,
Оголённость чувств.
Глазами жёлтых мумий
Мерцает жёлтый куст.
В ней зрелость, мудрость
И, петлёю груб,
Уже прощён Иуда,
Слова на гроб упали с губ.
Она уже распята
На собственном кресте,
И горестна расплата
За жизнь не во Христе.
И вся она земная
Легко несёт свой крест
И, умирая, знает,
Что Бог её воскрес.

ОСЕНЬ
Жмутся цветы к кустам.
Осень пришла на землю,
Желтою тенью креста
Всех осенить,  кто ей  внемлет.
В сердце растет благодать.
Солнца последний взгляд.
Жаждет осень отдать,
Тянется к тем,  кто ей  рад.
Все отдавать до последнего –
Осень, такой твой удел.
Все отдавать – это бредни!
И оставаться без дел?
Но во спасение веры
Желтое тело распни.
Синие ветви как вены
Голых руки и ступни.
Снег всё забвеньем  засыплет,
Дар превращая в ничто.
Вот и вся твоя прибыль –
Ты  ни при чем!

НЕ КАЖДЫЙ СЛЫШИТ ОСЕНЬ
Не  каждый слышит осень,
Не каждому её слова,
Но всех она перед уходом спросит –
Такие у неё права.
Отжившее пора как листья
сбросить,
Избавиться от мишуры,
И каждому дана такая осень
Как очищение души.
Час увяданья,  закат.
Благостен он и печален.
Жизнь предо мной, как строка.
Слово Господне в начале.

СЛЕПОЙ ТУМАН
Слепая осень в саване тумана.
Румяна листьев на морщинах скул.
На коллажи чудные Параджанова
Сгребает ветер пёструю листву.

Туман в глазах твоих от расставаний,
В глазах, ослепших от осенних слёз.
Туман подранком заблудился в стае,
Какой тут со слепого спрос!?

Ступив с порога  в сумрак волглый,
Не доверяя зрячести ума,
Стоит, застёгнутый на молнию
                по горло,
Дорогу потеряв, слепой туман.

ЗАВЕТНЫЕ СЛОВА
И есть ли те заветные слова,
В которых только смысл явленья.
О, этот заслонивший всё завал
С застрявшей в теле молнией моленья.

Уходит в землю молний блеск
И спичкой догорает роща.
Как ты ничтожен слова треск,
Как оголтело в осень роща ропщет.

И есть ли эти нужные слова,
Начиненные жертвенным безумьем.
Или они сгорают, как дрова,
Бессмертие которых я придумал.

Из пустоты, из ничего
Начинкой зреющего первовзрыва
Сорвалось Слово нервною чекой,
Родив прекрасное из гнойного нарыва.

Ассоциаций  радиационность фона –
Невидимого прошлого  лучи;
И наполняется  души пустая форма
Из беспредельности пучин.

У вечности невечных мыслей нет
Она немыслима без наших посягательств.
Вложи в копилку несколько монет,
К тебе вернётся больше, чем потратишь.

Из глубины веков неугомонных
К нам изподгробья взглянет мысль.
И слова вечного  урок  уронит –
Твори, творец, и, радуясь, томись.

;;;
ОСЕННИЕ КРЕСТЫ
Осенние кресты –
печаль разлуки,
знак указующий
в конце пути.
Осенние кресты –
раскинутые 
руки,
как приглашение уйти.

По сердцам, как по листьям опавшим,
По печали из желтой листвы,
По надеждам, без вести пропавшим,
Ставит осень на память кресты.

Над прошедшим, над сладким, недавним,
Над вчера, что стоит у дверей,
Что, как ветер, врывается в ставни
и не хочет никак умереть.

По мечтам, как по листьям опавшим,
На тропинке из мокрой листвы,
И на жизни, так жизнью не ставшей,
Ставит осень.
Ставит осень
живые кресты.

ПОМЕРАНЧЕВА ОСІНЬ
Води сріблистість
Листопад вогненний.
З калюжі листя
Тягне вітру невід.

Літа сріблять вологі скроні,
Стули в кулак простягнуті долоні 
Зітри з очей сльозу – то є вода.
Несе народ мій листям на майдан.

Мій ранок померанцем плине,
Я молодію разом з Україной.
То осінь, підхопившись вранці,
Вирує на майдані в померанці.

КОЗА-ОСЕНЬ
Проснулся рано,
Продрал глаза.
В окошке осень –
Рваная коза.
Соски, как кукиш,
Рога, как перст.
Коза от скуки
Роняла шерсть.
Ах, сколько в этой
Козе тоски,
Висят над миром
Её соски.
Рога её
Не стоит трогать
При подведении
Итогов.
Коза кудлатая, рудая,
Не устают
Тебя доить.
Ты всем,   
Кто чует осень,
Даришь –
Прощальных
Строчек
Козий,
Аудит.

КУХНЯ ОСЕНИ
Как рыба чистится осенний лес,
Повсюду чешуя из слов и листьев,
Весь стол земли под ней исчез,
Как быт под грузом лживых истин.

Засыпан перламутром хмурый лес,
И трёт трава ослепшие глаза в ней.
Ледком прихваченный порез
 Кровится  болью расставаний.

Лежит земля разделочной доской,
Трепещет рыбы вспоротое брюхо.
Стрелецкий повторив раскол,
Молчим – чужие у себя на кухне.

ПОСТЕПЕННО
Я постепенно привыкаю к старости.
Я становлюсь степенней и мудрей.
Я берегу себя от жизни и усталости,
От доброты, от песен, от людей.

Прощаю слабость и провалы воли.
Ошибки, неизбывную вину.
От страсти, радости и боли
Напяливаю на себя броню.

О, молодость – пора  желаний,
Томлений, ожиданий и мечты.
Всё, что сгорело, более не ранит.
Любовь, ты на свободе, даже ты.

Я открываю клетки: улетайте.
Без завтра, без долгов и без границ.
Ведь в старости мила одна отрада:
Следить полёт освобождённых птиц.

БАРХАТНЫЙ СЕЗОН
Смета, смута, чернозём,
Времени такая малость.
Лист и я чего-то ждём,
Не упали, зазевались.

Осень – выставочный зал
Весь в излишествах барокко,
Осень – пристань и вокзал
Для пророков и пороков.

Поезд люкс, не товарняк
Для осеннего дранья.
Окна – вернисажи грусти
С занавесками предчувствий.

Осень – тянут ели шеи,
Ропот листьев так слышнее.
Станция «Осенний сон»,
Отдых.  Бархатный сезон.

ВОТ  ТАКОЙ  Я  ЕСТЬ
Вот такой я есть, таким останусь.
Если хочешь, то таким прими.
Я с привычками своими не расстанусь:
Возраст мой спокойней пирамид.

Дорогая, я к себе привык, наверно.
Паника, взметнувшись, умерла.
Сердце – метроном  отстукивает мерно
И в душе прошла годов метла.

Лишь затихнет суеты настырный голос
Одиночество задышит у виска.
Боже мой, как около всё голо.
Пустота – себя не отыскать!

БЕРЕЗОВЫЕ СТАИ
1.
Улетели вновь березовые стаи,
Отплели  зелёную косу.
С криком  журавлей  вдали растаяв,
Унесли в глазах росу.

Улетали длинноногие,
Разбежавшись по жёлтой траве,
Меж дождей далёкие дороги,
Позади притворенная дверь.

Мне с тобой и радостно и грустно.
Как мне прошлое под этот шум сберечь?    
С листопадом воздух перемешан густо,
Сладко грезится под листопада  речь.

Тихо, тихо…  Давай подождём,
Под красотою душу чистя.
Я так люблю под осенним дождём
Слушать и слушать листья.
2.
Весной очень тянет к людям,
Себя раскрываешь в каждом дне.
Осенью  отшельником  безлюдным
Бродишь с красотой наедине.

Сквозь жёлтый шелест листьев –
Одежд, что стыд и стынь снимать,
Сквозь хруст замёрзших луж речистых
Бесстыже пялится зима.

А ветер зябкою рукою
Перебирает золото листвы,
И листья  дарят ритм покою,
И чувства зрелы и чисты.

В твоих глазах от листопада густо,
Как в звездопад, где за звездой звезда…
И, кажется мне, машет, машет грустно
Берёзок стая у тебя в глазах.

ЕЙ НИЧЕГО УЖЕ НЕ  ЖАЛЬ
Ей ничего уже не жаль
И ничего  она не прячет…

Как пышно умирает осень,
Лишь миг один влечёт печаль.
Ей только б торопливо сбросить
Из паутинок липкую вуаль.

И обнажить созревшее желанье,
Последнее, быть может, на веку.
Осенней ранью бабье лето ранит
Безумной лаской сердце старику.

И осени двусмысленные дни:
То сумрачны, то солнечны и ясны.
Они живут мечтою ненапрасной,
Полны надеждами они.

И в жёлто-белом золоте берёз
Ей в ожерелье антикварном красоваться.
Жемчужные опалы тихих рос,
И солнечных лучей на паутине пяльцы.

Ещё в крови багрового мерцанья
Листва течёт из вен ветвей.
Горит рубцами отрицанье
Плоть усмиряющих плетей.

Ей ничего уже не жаль
И ничего она не прячет.
Её такой я в жизни ждал,
Так жадно, как игрок удачу.

ПОЗДНЯЯ ОСЕНЬ
На кроне иней выткал кружева.
Дрожит берёзка девицей в исподнем.
Глядится осень красотою поздней
В подмёрзших луж расколотые зеркала.

И горестно ей сознавать,
что время подводить итоги.
Холодными ветвями трогать
сулящие бессмертье образа.

Вот только к лету расцветая,
Природа с радостью была обручена.
Возможность счастья отрицая,
Она уже  на смерть обречена.

Прощанье с осенью, простуженные
крики
ворон, чей чёрно-белый лёт
на белый снег и на зеркальный лёд
размашисто впечатывает блики.

Осенняя пора, пришла твоя пора.
В морщинах жухлых листьев
Стоит она у стылого одра,
Как символ временности истин.

И увядая в красоте былого
Она живёт, неся свой крест.
Венчальный призрак аналоя
Не угадать на черни чресл.

По кроне иней выткал кружева.
Дрожит берёзка девицей в исподнем.
И стынут луж, прихваченных морозом,
расколотые зеркала.

ЛИСТ УПАЛ
Горсть листьев осенних –
последние листы моих черновиков.
Взгляд где-то, он рассеян,
как мой народ, по пустоте веков.
Сосредоточенность мне не даётся,
Мне мил неясный сон.
Он любопытен, глуп, как детство,
Плывущий за руном без карты, как Язон.
Почти болезненность, боязнь финала
безумных планов, истовых идей.
За мной года настойчиво сигналят:
«Зелёный свет свободен от людей».
Шалить уже умеет только сердце –
вам объезжать, а мне стоять.
Здесь ни к чему моё усердье –
жди ликвидатора и сил не трать.

Лист упал!? Это мир мой упал.
Да, красив – золотисто-багровый.
Дождь, как Божья роса, –
ослезнённый опал –
отмывает от грима и роли.

К ОСЕНИ
Мой голос, падая, не слышен,
Как осени летящий лист.
Хоть осенью ты в кроне лишний,
Лист золотой, упасть не торопись.

Но коль упал, укрой хотя б частицу
Родной земли, прижатый под ногой.
Твой голос шелестяще-птичий
Грустит над Родиной нагой.

Страна, как детство, не стихая,
Была и ветрена, и буйна, и тиха.
Степная и древесная, лихая,
Жива предчувствием стиха.

Работа Родине во благо,
Наивная, быть может, вера в то,
Что пот твой – это влага
Полям пшеницы золотой.

МАРТ
Веточку марта луч солнца пригубит,
Палец прижму и послушаю пульс.
Любит – не любит? Любит – не любит?
Пульс запущу, пусть и слаб он и пуст.

Любит – не любит. Пульс тише и еле,
Снова ушёл, как уходят к другой.
Жизнь ещё спит насторожено в теле,
Но набухает как почка весной.

ПЕРВЫЙ ВЕСЕННИЙ ДЕНЬ
Первый день рождён весенний,
Мёрзлый, зябкий и босой.
Он стучится солнцу в сени
Коченеющей рукой.
Солнце вышло, нежность лавя
Из сосков-лучей,
Отогрелся, выпив пламя,
Зажурчал в ручье.
Выходи, светило,
Встретим новый день!
За сердце схватило
И по клетке – звень!
Столько силы - прёт наружу.
Эй, хочу красивую.
Если только обнаружу,
Сразу изнасилую.
Солнце вышло, жмурясь точкой,
Хитрое, как глаз блесны.
Сердце распускалось клейкой почкой.
Весело качаясь на стебле весны.

ЗАПАХ СИРЕНИ
Вечер в трепете и смирении
Ночи припал к ногам.
Терзал меня запах сирени,
Да соловей измывался – хам!
Запах  сирени,  черёмухи запах.
Запах!
Берёзки белая грудь
У ветра в ласковых лапах
Вздрагивает чуть – чуть.

ПРОБУЖДЕНИЕ

                "Хотя гуляет ветра плеть"
                Г.Сусуев
Ещё гуляет ветра плеть
Степенно, без азарта, вяло,
Спросонья стягивает степь
Снегов худое одеяло.

Лицом темнеет грязный снег,
Земля оттаивает сердцем,
Предчувствием весенних нег
И острых, языковых специй.

 
ОСЕНЬ ЖИЗНИ
Осенняя пора обвыта и отпета.
Как эта грусть обнажена, стара.
Любимая, пойми, что осень для поэта
Намного больше, чем пора.

Так красоваться, опадать, стареть
И плакать о себе сквозь мрака проседь.
Как мы едины по поре,
Осенний я и осень

ПРЕДЧУВСТВИЕ СТИХОВ
Предчувствую свои стихи,
Гармонии напев старинный.
Моя в них святость и мои грехи,
В них свет печали стеаринов.

В них гнев и праведная злость,
Горящая горючими слезами,
В них грусть мерцающей золой
И радость бала в шумном зале.

Сквозь мирное молчание миров
Предчувствие страстей необходимых,
Шум дружбы, праздничных пиров,
И почести лихого заводилы.

И преклоненье в трепетной тиши
Перед  гармонией небесной.
Возьмись за дело – сядь, пиши,
Для слова твоего пустует место.

Но песня вновь не та и не о том…
Виною осень в мраке золотом.
Нашелестела, надождилась малость
А то, что нужно, вновь не написалось.

БЫЛО – БЫЛО
Было-было-было. Неба плащ с плеча.
Бил по темечку о счастье звёздный час.

Молодость не скупится  на глупьё,
Молодость не зарится на старьё.

Память лишь останется для тетерь.
Жизнь она такая вся – из потерь.

Помнится хорошее – что жалеть.
Рукавов не надобно, коль без рук жилет.

Рук на жизнь не хватит, чтобы всё хватать.
Телогреечка на вате да и ту латать.

Ах, латать – не летать,
коли ты домушник-тать.

Сам себя и обокрал.
Лишь не тронул барахла.

Было-было да прошло.
Рюмку в горло – не пошло.

Горла не хватило – душит спазм,
Но от суицида тело спас.

Вот живу, живу я – вечно стар.
Если поднатужусь, доживу до ста.

Было-было-были молодость, задор.
У меня на это массовый замор.

Косит жизни радость трезвый серп ума.
Ум – такая гадость, хуже, чем чума.

Старый ум упёрся в здравость жизни тупо,
Понимает ум, старея, что за счастье – глупость.

Из небес склерозных вспых протуберанцем.
Генеральский жезл – старой костью в ранце.

Было-было-было и мечты и гонор.
Как их доходяга с костылём догонит.

Было-было-были и любовь и страсть
Было-было-было, чтобы всему пропасть.
Жизнь – она воровка, ей бы только красть.

Я БРОСАЛ  ТЕБЯ...
Память,  об этой любви пой:
Эта любовь была, как беспробудный запой...
1.
Я бросал тебя тяжело,
Как бросают пить.
Я мотал головой очумело,
И душила меня телефонная нить
Безжалостно и умело.
И вот забываю…
Уходишь
Понемногу, как жизнь…
Но память садится напротив
И требует всё оживить.
2.
Память
Я о тебе сегодня вспомнил, как
о прошлом,
О прошлом, что прошло, что
не вернёшь.
И вспоминал я только о хорошем,
Ведь прошлому и хочешь,
не соврёшь.

Как ты вошла в оставленные двери
Всем бедам и отчаянью назло.
Ведь надо в счастье так поверить,
Когда вокруг неверие и зло.

Как  ты  ворвалась в мир мой пресный,
И всё, что до тебя, пошло на слом.
И ты заполнила весь мир и  вместо –
Одна лишь ты за праздничным столом.

Какая полнота, какое обожанье,
Какая боль и счастье от обнов.
И понял я, что в нашем мирозданье
Источник  счастья – лишь одна 
Любовь!

Я о тебе сегодня думал, как
о прошлом.
О прошлом, что прошло, что
не вернёшь.
И вспоминал я только о хорошем,
Ведь прошлому и хочешь,
не соврёшь.

И прошлым шелестит листва,
И нет навеки расставанья,
Неуловимые воспоминанья,
Щемящий промельк божества.

3.
Телефонная книжка –
С прошлым длинная нить.
Мне б любовной интрижки,
Чтоб о прошлом забыть.

Не тянуть эти нити
Телефонных звонков.
В телефоне зарыты
Тени тех голосов.

Номер твой телефонный
Вырвать с мясом, забыть.
Эти долгие звоны,
Эта прошлого пыль.

Эх, рвануть бы за провод,
И с трубою в окно.
Телефон – это повод,
Он с тобой заодно.
4.
Как долго я тебя искал,
В компьютерных программах "Поиск".
Вор Интернет и мировой фискал
Устал, в  карманах файлов роясь.

И вновь я у тебя – ни горечи, ни муки,
Непониманий, глупых ссор;
И просится ко мне на руки
Зависший в суете курсор.
5.
Пусть эти стихи, как снег на голову,
Как приговор без волокиты,
Как молитва всю ночь, как заговор
С головою на плахе закинутой.

Я снова  у тебя во дворе,
Где все свидания помнятся,
И осень тянет ко мне
обнажённые руки тополей,
Как любовница.

И прошлым шелестит листва,
И нет навеки расставанья,
Неуловимые воспоминанья,
Щемящий промельк божества.

ЗАДАРМА
Да, ничего нам не сулит удача,
но есть природа и она при нас.
Она нам дарит мир и ко всему в придачу
Любовь – слепящих чувств иконостас.
Молись на зовы чувственного тела
и, жертвенные возжигая алтари,
благодари,  что и тебя Любовь задела,
за все, за все её благодари.
Горит природы яростный светильник
зеленым пламенем травы –
природа к нам и спереди и с тыла
с букетом наслаждений дармовых.
И ничего нам больше от небес не надо:
нам Бог дал всё и дал нам задарма.

Но что же ты опять себе не рада,
Среди даров до глупости бедна.

К ПРИРОДЕ
Мой куст, ты тихо расцветаешь тут.
И есть ли кто прекрасней, кроме.
Давай знакомиться: Ну как тебя зовут,
Мой незнакомец?

По имени не знаю я природу
Мне это, как и многим, не дано.
И хоть не знаю я ни имени, ни роду
Ей всё равно.

Приходит время и природа расцветает
И увядает в свой урочный час.
Вся бескорыстная, святая –
Она для нас.

Обычный куст, каких немало
В ряду, а не из ряда вон.
Ты, проходя, к букету веток наломала, –
И счастлив он.

И я такой же безымянный куст,
И ты, читатель, мне награда.
И пусть весь мир замрёт под веток хруст –
Мне большего не надо.

МОРЕ В СОЧИ
Море ртом зелёным
Шумом волн дышало,
Поводя боками,
Брызжа пеной шало.

И мерцали звёзды
Из кромешной ночи
И солёный воздух
Посолил нам Сочи

В Сочи солнце сочится
Сквозь тела и дома
Как могло так случиться:
Я – один, ты – одна.

Лунную дорожку
Мёл  от звёздной пыли
Моря мокрый веник,
Пеной волны мылил.

Выметен от сора
Тот никчемный спор.
Волны мирно вторят
Нам про глупость ссор.

Лунная дорожка
Тебе  в ноги  прямо.
Нет тебя дороже –
Глупой и упрямой.

Нет тебя дороже.
Море – с солью стол.
Будь же осторожна
На ступенях волн.

В Сочи солнце сочится
Сквозь тела и дома
Как могло так случиться:
Я – один, ты – одна.

ГОЛГОФА
Да перестань же сердце болеть.
Хватит. Бог тебя знает!
Синюю голову вечер свесил как плеть,
Луною огромной, как глазом, зияет.
Лбом надвинул боль на глаза,
Посерело вокруг, почернилось,
Синей плетью раскистилась гроза
Глаз расплескала чернила.
Жду, нетерпеньем томим,
каждая минута временем обезумела.
Весь изгримасничался, влюблённый мим,
Губами белее мела!   
Минута растёт,
Минута перед распятием,
Ещё одна  ужас – минута
И я спятил!
Снова волочат в хулах и крови.
Вновь эта боль.
Боль в ладонях,
Боль в шее.
Но шепчет сквозь зубы распятый раввин:
“Люди,
вы не любили
Больнее
И больше! “
Чёрный мрак глаза завяжет,
Губы вытекут, как кровь Голгоф.
Обнимая землю, заскользит и ляжет
Мёртвый человек средь плачущих волков.
Губы – капли крови
в крест дорог вопьются.
Я воскресну вновь –
пророк и шут.
Очей моих иссушенные блюдца
Слёзы волчьей Пьеты соберут.
Сверкнут тех слёз живительные капли,
Я грудь Любимой к жизни окроплю.
Вздохнёт она и жадными руками
Ко мне потянется
И скажет мне:
“Люблю” .
В твоих глазах на стеблях чувства
Качнулась Рождества звезда,
Там только я –
ты мной любуешься,
Испугана явлением Христа.

Ты мною искупил грехи людей, Отец.
Прости укор.
Но для меня с тех пор
Путь выбранный Тобой для искупленья вечен…

МОЙ БОГ
Мой Бог меня смирению не учит,
Величие Его в моей судьбе.
Я возвеличен им, а не приручен,
К Нему идя, иду к себе.
 
И не гордыня это, не неверье,
Ведь вера в Бога – мой завет.
И, на себе религии примерив,
Не в Боге, а в себе ищу ответ.
 
Ответственность ничем не уменьшая,
И в помощь Бога веруя впотьмах,
И гордостью смиренью не мешая,
Я приникаю к Танаха томам.

В них мудрость моего народа,
Она во мне. Она не спит.
И горд я тем, что я частица рода,
Где Моисей, Эйнштейн и Гераклит.

Бог – совесть, доброта без сожаленья,
Гармония природы, не покой.
Устал мой Бог от тех, кто на коленях,
И тех, кто жить не может без оков.
 
Поэзия, ты приближенье к Богу.
Лишь творчество Творцу под стать.
Я по ступеням строк взбираюсь понемногу,
Пытаясь словом до Него достать.
 
Но возвратись, не надо гонки.
Бог твой! Его ищи в себе
Духовностью сознанья тонкой,
Частицей совершенности небес.

;;;
ДОЖДЬ
Дождь озверел, он  зол на всё:
На глупость городских пижонов,
Он зол на тех, кто убежал из сёл,
Он зол на нас – домашних  Робинзонов.

Дождь так старался, бил как молоток.
Он думал, что велик и нужен,
А оказался с ноготок
И уместился весь в спокойной луже.

И я пройду как дождь. 
Но подождём:
У неба капель нет напрасных!
Смотри же поле, напоённое дождём,
Склоняется ко мне  в колосьях рясных.

ЛЕЖИТ  СОБАКА  НА  ЗЕМЛЕ
Лежит собака на земле
Холодной и сырой.
Лежит собака на земле
и греет шар Земной.
И шар Земной
с таким, как я, на пару,
вот так и греется на шару.

ВЕЧНОСТЬ  ОДИНОЧЕСТВА
Пой же труба, пой на лице.
Пой, зови, разрывая ротцы.
Пой о моём отце,
ушедшем на фронт добровольцем.
Без вести пропал. Ушёл и сгинул.
Где обрёл безымянную келью-могилу?
Зовёт трубы жёлтая, холодная медь
смерть больше жизни сметь.
Смерть, смерть от прощания ,
от прощения.
Смерть, как одиночества
приношение.
Улетели, прощаясь сдавлено
с обжитых, богоданных мест.
Где за Родину, где за Сталина
одинокая смерть, как перст.
Смерть повальная от атак,
коллективная, братская,
на миру, в молодечестве драк,
кулаками по жизни лязгая.
Смерть, в затворе представясь,
в предложении жизни точечна,
и на личной плахе и в стае
умирают от одиночества.
Им – без вести пропавшим –
строки эти, как весть.
И для них – в одиночестве павшим –
Смерть – бездомная месть.
Плохо, когда у Смерти нет
Ни дома, ни Имени-Отчества!
Смертью каждый из нас
взвешен!
Весь Интернет!
Меньше!
Нашего одиночества.

КОРЧИШЬ
- Что ты королеву корчишь?
- Корчишь!? Ты сказал: корчишь!
Лестница  в острые волны
Кинулась гулкою тишью.
Ушла…
Стих
       стук,
             каблуками
                увязнув
                у крыши,
Ключ заскрёбся голодной мышью.
Корчишь!
Хоть слово без кривлянья.
Молю.
           Зубами
                лестницы
                изжёван.
Лязгнула челюсть подъезда –
дрянь я,
Выплюнут на асфальт,
Обслюнявлен и оплёван.
Вон её окно
                в небе
Корчится  под чердаком.
Скалит лестница зубы –
В пролёте нёба!
Надо мной
фантазёром и чудаком.
Глаз окна потух,
Вновь зажегся.
Как будто ехидный петух
Подмигивал мне и жёгся.

Прислонился…
На чём это я остановился?
А, небо пеленой  заволочено…
Снова надвинулась и сдавила
Расшатанных нервов сволочь.

ОСТЫНЬ
                Поэт
                всегда
                должник вселенной.
                Вл. Маяковский

Не шебуршись в хотениях –
окстись.
Перекреститься бы,
кривясь безвольными губами.
В очередях со всеми.
не толпись,
В отставку принципы!
Может,
послушником
уйти в монастырь
судьба мне.
Что ещё не конец –
не ври.
Разряжен, выхолощен,
мягкОв.
Плыву, как расхляба-плот,
без ветрил,
без Маяковских
и маяков.
Раньше думал,
умер – остыл,
а, вот-те на –
остываю, живя.
Жизнь, ты меня – слабака
прости.
Ослабла твоя вожжа.
И к себе и  другим
всё слабее гребу.
В отмашке не слышу ругню.
Я, который всегда  чтил,
что поэт –
трибун,
последнее время
не слышный почти,
всё невнятней гугню.
А долг!?
К чёрту долг.
Ищу для себя замену.
Осталось почтить
спокойным моргом
себя за измену.

ЖАННА Д’АРК
"И рыжая, в доспехах, на коне"
                Г. Сусуев

О, Франция – руина, никнет веры колос,
Всё ждёт спасителя, как Господа во хлеве.
Архангел Михаил, святой Екатерины голос –
Тебе, как весть об Орлеанской Деве.
               
Каким огнём горит её душа…
Как речи пламенно  пророчи,
Но инквизиция  вся на ушах,
Преследует живое стаей волчьей.

И рыжая, в доспехах, на коне,
Неистовая – одного у Бога просит:
Дать ей желанную победу на войне,
Пусть безнадежную, как осень.

Пусть облетит святая страсть листвой,
Пусть лету изменяет осень,
И колос  веры налитой
Серп месяца у неба просит.

Дай всем, кто для распятия готов,
Короткий вскрик копья, костров объятья…
О, Франция, не торопи судьбу, постой,
Дай перед смертью девушке прибраться.

Цезуры, шлемы, митры, черни рвань
И языки толпы и пламени, как клоны.
И эшафот среди молитв и слёз, как брань,
Мне жаль тебя, Руан испепелённый.

О ЩЕПЕТИЛЬНОСТИ
О, щепетильность, как она мила,
Спасительна от зависти и злости.
Ей остаётся от богатого стола
Плевки насмешек и пустые кости.

О, щепетильность, – антипод велений дня,
Она  губительна, слепа, как честность.
Она одна не верит в бездну дна,
Дна, для которого луч солнца неуместен.

Будь круче, человече, будь хитрей
Средь мира лжи и жлобства.
Не можешь запретить себе хотеть,
Забудь про щепетильность как уродство.

ПЕРВАЯ ЛЮБОВЬ
На доску школьную вписав любовь  мелком,
Её мы стёрли мокрой тряпкой.
Любовь, что тронула пронзительно, мельком,
осталась школьной спрятанной тетрадкой.
И было после много разного в душе,
и жажда счастья  вперемешку с болью.
Натужное, привычное клише  –
Без оправданья перед первою Любовью!
Я разменял на мелочь слов
Всё, что с тобою мы имели;
И от всего, что в памяти  светло,
Остались только призрачные тени.
В пустыне чувств источник слов
Меня поил цветными миражами.
Успокоенье, как комфорт, росло,
Степенное, домашнее, в пижаме.

Жизнь более не подарила равных чувств.
Я наполнялся до краёв и оставался пуст.

Пройдут года, и боли вопреки,
Через безумие и нервы
я не заставлю память – отрекись
от той любви единственной
и первой.

САРАЙ
До самых чистых чувств раздеться,
Из жизни тесной вылезая,
Мы все изгнанники из детства,
Мы все изгнанники из рая.

Там, в глубине двора,
Там, где две облепихи,
Мы, вчерашняя детвора
Были свободны, как хиппи.

Там был дворец наших чувств –
С сеном пахучий сарай.
Для неба дыряв он был чуть,
И небо дарило нам рай.

А в том сарае, а в том сарае…
Вдруг исчезал сарай.
И, если блаженство доступно в рае,
То это был истинный рай.

Запах твоих ладоней,
Как в сенокос село.
К сердцу подступит и тронет
Запах твоих волос.

Пахло там полем созревшего хлеба,
Там первая наша любовь.
И с кем только в жизни позже я не был,
Мой рай только там и с тобой.

А в том сарае, а в том сарае…
Не надейся больше, не жди.
И цветут мне в том далёком рае
Угли губ твоих и лилии груди.

До чистых чувств раздеться,
Из жизни тесной вылезая,
Мы все изгнанники из детства,
Мы все изгнанники из рая.

К ОДНОКЛАССНИКАМ
Кто хочет не меньше прожить, чем 120,
Тот тост мой, ни в жизнь, не поймёт.
"За жизнь, что подходит к закатцу,
За старость, что, в общем, не мёд".

Есть истина, данная Богом,
Той истиной души нам греть:
Единственный способ жить долго –
Как можно подольше стареть!

Пусть тело для смерти поспело,
Душа еле держится в нём,
Держитесь за жизнь посмелее,
А старость? А старость – враньё!

Зубов нет – дорвёмся до кашки,
Не слышишь, не видишь – прикинь:
Вы те же шпана-однокашки,
Родные мои старики.

Поднимем бокалы, содвинем их разом,
Чтоб нас не брала никакая зараза,
Ни годы, ни дети, ни гад-депутат …
Признаюсь в любви к Вам, пока не поддат.

Давайте все разом – пример я подам –
Скрутим по кукишу жадным годам.
Смотрю я на вас: мои вы родные:
Какие вы все старики – молодые.

Мой тост за трудяг, что на пенсии пашут,
За нас и за молодость школьную нашу!
Вы – детство, вы лучшее, чем мы владеем,
За стол, как за парты садясь, молодеем.

И с возрастом мы не становимся старше.
На лучшее в прошлом дано  опереться.
Сегодня мы пляшем дружно под пляшку,
Впадая всё глубже в школьное детство.

Пройдут года,  которым вопреки,
Быть может, мы и встретимся случайно,
И сердце ахнет от тоски отчаянно,
И в прошлом растворятся старики.

ВОЗВРАЩЕНИЕ ЛЮБОВЬЮ
Омылась любовью, отмучилась
И радостью расцвела.
Ожившее старое чучело
с покинутого села.
Вернулась, вобрала в глазища
всю память и сон,
родные места, красотище
и счастье на пару персон.
Со мною моё наваждение,
с тобою я здесь не сама.
Здесь воздух густой, как варенье,
зажмуренных снов бахрома.
Забито здесь всё, запечатано
в кресты непутёвых дорог.
Как жутко и замечательно
ступить на родимый порог.
Письмом из далёкого детства,
с тобой распечатать мечты,
до самого детства раздеться,
до счастья, которое ты.
Омылась любовью, очистилась,
вернулась к тебе, как домой.
С тобою, как с родиной свиделась,
Любимый  мой, дорогой.

ЖЕНЕ
1.
В последний день зимы
Цветок родился нежный.
Из снега талого, из тьмы
Явилась свету девочка – подснежник.

Любимая, с тобою много лет
Я прожил  будто бы мгновенье.
Счастливый выпал мне билет,
Спасибо богу за везенье.

Живи же вечно и жена и мать
Пусть не устанут твои  маленькие руки,
Рожденные кормить и обнимать
И слёзы вытирать в разлуке.

Всё было в жизни: дьявол  мной играл,
Но бог не дал мне оступиться.
Ворвусь я к богу как нахал,
Иначе к богу не пробиться.

И упаду под образа
И благодарную молитву он услышит:
“Ты  голубице голубые дал глаза
И верность выше всякой крыши”.

Живи же вечно и жена и мать
Пусть не устанут твои  маленькие руки,
Рожденные кормить и обнимать
И слёзы вытирать в разлуке.

Надежней в мире нет жены.
Её любовь не оскудеет.
А ведь бывала виновата без вины,
Лишь о семье своей радея.

Живи же вечно и жена и мать
Пусть не устанут твои  маленькие руки,
Рожденные кормить и обнимать
И слёзы вытирать в разлуке.

Спасибо за терпенье и добро.
Перед тобой бывает жгуче стыдно.
Спасибо за свободу и покой,
А главное, благодарю за сына.

Такой мальчишечка у нас растёт,
Такое славное созданье.
Не оплачу всей жизнью этот счёт,
Счёт за исполненное в точности заданье.

Мой мальчик, На  колени! И молись
На нашу мать – святую Анну
И каждый раз с молитвою родись,
Чтоб маме петь прижизненно  Осанну!

Живи же вечно и жена и мать
Пусть не устанут твои  маленькие руки,
Рожденные кормить и обнимать
И слёзы вытирать в разлуке.

Подымем за тебя бокалы.
Мой тост: ”Останься навсегда такой”
Среди зимы в сугробах талых,
Любимый мой подснежник дорогой!
2.
На границе февраля и марта,
У двери брачующей весны
Мне судьба-цыганка  кинет карту,
Карту,  что судьбу мне предрешит.

Урожаем налилась земля,
Маковым наполнилась дурманом.
Неужели ворожилось зря,
Неужели жизнь больна обманом?

Там, где поле колосится,
Где комбайн  за талию хлеба обвил,
Девочка, насквозь из ситца,
Сердце отыскала, полыхающим в любви.

На земной взбухающей груди,
На  ладони солнца жаркого
Пчёлами медовыми гудит
Мак пурпурно яркий.

В глубине меж лепестков огня
Вздрагивают пчёлами тревоги:
Ведь могли и не сойтись дороги,
Ведь я мог и не найти тебя!

НА ЮБИЛЕЙ ЖЕНЫ, РОЖДЁННОЙ
28 ФЕВРАЛЯ
1.
ИЗГНАНИЕ ИЗ РАЯ
В преддверии весны, как дуновение тепла,
и прямо в душу тающего марта
явилась из Адамова ребра
и жизнь в раю поставила на карту.

А был в раю мужчинин день –
февральское сплошное двадцатьтретье.
А ты с ползучею змеёй : "Штаны надень!",
подзучили, стыдом Адама метя.

И кончился мужчинин день,
вообще, закончились мужчины.
Бог, надо думать, знал, что быть беде.
"Шерше ля фам",- ословил Он причину.

И вот изгнание из Рая через ЗАГС,
и в свете Мендельсона тень Шопена.
А Бог метался, как гроза,
и по краям небес проклятий Божьих пена.

Не знаю, искупил ли на кресте Христос
и Евину вину, но те Христовы муки
достались мне в наследство, как престол,
как горькие плоды Твоей науки.

Тапером при изгнании был Мендельсон,
Адам в трудах забыл про сон,
В трудах униженных, в поту зловонном
с тех пор, как возопил Бог: "Вон он".

Но Божий сын учил прощать,
и я тебя, любимая, прощаю.
Ты научилась головой моей вращать,
удобно умостившись меж плечами.
И вертит шея головой
и стала шея головы главой.
2.
ВЕЛИЧАЛЬНАЯ
В день твоего рожденья, в Юбилей
вновь родились вопросы, тем не менее.
Был до тебя ли кто-нибудь милей,
терпения такого и умения.
Существовали ли Слова,
вообще, весь мир и летоисчисление,
ужель Земля могла существовать
до твоего на Свете появления.
О ком могли поэты петь
и ждать какого чудного мгновения,
чего хотели бы иметь,
когда и Музы не было для гения.
Безлюден мир был, мрачен, зол,
Земля была пуста, как Космос,
туманностей крутой рассол
и звёзды на лице небес, как оспа.
Мир лишь с тобою явью стал,
как он расцвёл в день твоего рожденья.
И потому я летоисчисление
веду, с рождения твоего, а не Христа.
Так пусть же весел будет Юбилей
без слёз, без грусти, без печали,
как лист бумаги, ждущий новостей,
как жизни на Земле начало.
О, Анна – доброта, начало всех начал,
как Запорожью первородна  Хортица.
Как о Марии Бог, я о тебе мечтал,
И как нам не любить Вас – Богородицы!
3.
ТРОГАТЕЛЬНОЕ
Любимая, не надо суеты.
Эй, тише, вы, на Божьем свете!
Немного надо: малость слов, стихов, еды
и искренность в привете и ответе.

Желательно не много, но друзей
и радость на знакомых лицах,
болезни у леченья на узде.
И пусть всё это бесконечно длится.
Не проклинать, не плакаться, не злиться.

Хочу в твоё семидесятилетье пожелать
земного счастья без потерь и боли.
Тебе, моя пожизненно жена,
я подарить уже не в силах лучшей доли.

Нет, нет! Ещё сегодня не конец,
Хоть лучшее - уже лишь только память.
И сын, как мы когда-то, сей юнец –
он лучшее, что будет дальше с нами.

Иди ко мне, тебя я обниму.
Мы намертво слились, как половинки.
Так и сойдём в немую тьму
нерасторжимые,
в обнимку.

ЖЕНЕ
Тебе опять семнадцать –
Боже мой!
Не уследишь, как доживем  до зрелости.
Так зрелый плод целуется с землёй,
отяжелев от спелости.
Но ты держись за плодоножку –
так хочется ещё пожить немножко.
За ветку ухватись руками.
А упадем, взойдём ростками.
Не разжимай живые руки,
Пока под деревом не защебечут внуки.
И только тем утешься и прости –
Мы падаем, чтоб прорасти.

Не плачь, мама.
Не плачь, мамуля, красавец твой,
Твой сын единственный, неповторимый,
Уходит к девочке чужой,
А говорит – идёт к любимой.

Мимо тебя, закрыв глаза,
Проходит, ослеплённый счастьем.
Ещё вчера твой сын казался
Твоей нерасторжимой частью.

Не плачь, мамуля...

Не надо, мама, не реви
Белугой – мама, так бывает.
Ну чем тебя я удивил?
Я твой, я твой – не забываю!

Я верю, что меня жена
Любить так будет, как ты любишь.
Любовь такую пожелай,
Чтоб горячее, чем на Кубе.

Тебе я, мама, обещаю
Счастливым быть с моей женой.
Не заслонит любовь большая
К жене – Любви к тебе, родной.

Не плачь, мамуля...

Не надо, мама. Не грусти,
Сбылась мечта твоя заочно.
Без курса мамы, не растив,
Ты обрела сегодня дочку.

Желали мы с тобой вдвоём
Для сына милую сестричку.
Сегодня мы не отдаём –
Приобретаем в дар наличкой.

Не плачь, мамуля...

Без главного – всё ерунда!
И будет всё, и будут внуки.
И этот долгожданный дар
Попросится к тебе на руки.

И это буду снова я
В застиранных тобой пелёнках.
И «мама», «баба» – первые слова
Услышишь ты от нашего ребёнка.

Не плачь, мамуля...

ЧОЛОВІЧА ПОДЯКА В ДЕНЬ
ЖОН-МИРОНОСІЦЬ
Мироносиць-жон свят-день,
Він 26-го на всю неділю квітня .
Цвітуть сади та зеленіє навіть пень,
До неба тягне  молитвою віти.

Я простягаю почуття до наших жон,
Вони Голгоф всіх наших свідки.
Ми часто ліземо без тями на рожен
І де береться ця несталість? Звідки?

На них ми дивимось з розп’ятть,
На сльози їх, любов і вірність,
І воскресають почуття, що сплять,
І воскресаєм ми, зборовши разом злидні.

Вони, тільки вони, вертають нам життя.
Сліпа їх віра, жалістність жіноча.
День мироносиць – святості свята
Вертають нам щасливі дні і ночі.

Коли ж ти нас в сім’ї не застаєш,
То прикро плачеш у нестямі.
Тобі воскреслий явиться уперш
І обере тебе як вісника між нами.

О, жінка, ти і віра, ти і мир,
І миру пахощи Христу і чоловіку.
Життєвий вир і тихий монастир,
Ти Богом нам дана довіку.

СЫНУ
Наш мальчик, первую десятку лет
В игрушках, баловстве и лени
Ты  проскакал на папиной руке,
На мягких маминых коленях.
И вот  второй десятки первый год,
Росток несмелый вечной Юности.
Без боли головной и без  забот,
Ещё не ведая, что есть на свете трудности.
Как хорошо  жить без забот,    
Быть истым воплощеньем детства.
Молочными зубами  полнить рот,
Не  знать забот, долгов и самоедства.
И вот уже десятки третьей первый год.
Ты рядом с нами и невестка Маша.
Дай Бог, чтоб не иссяк наш род,
Фамилия наперченная наша.
И вот виски твои засеребрились от седин.
И это зрелость, а не ранняя усталость.
Тебе, мой сын всего тридцать один,
А мне, дай Бог, чтоб столько же осталось.
Ты лицевая сторона моей медали,
Сияешь чистотой и новизной, 
И всё, что мне судьба с удачей не додали,
Пускай они расплатятся с тобой.
Дыши свободой, мальчик мой
Дыши успехом радостно, глубоко
Сквозь страх и лень протиснись боком
Жизнь – лишь движенье,
Смерть – покой.
Чего добьётся в жизни лодырь-неумеха?
Труды и смелость – вот залог успеха!
Кто любознателен и смел
Не будет в жизни не у дел.
К успеху рвись и не дрожи,
Лишь смелым удается жизнь.
Веди по жизни свой корабль,
Попутный ветер, парус не ослабь;
А мы родные старики –
Мы твой причал у маленькой реки.
Мы будем дуть в сыновьи паруса,
Пока есть дух, пока жива душа.

Я ГОВОРЮ
(подражание стилю Беллы Ахмадулиной)
               Ты говоришь, –
                " ... не надо плакать"
                Белла Ахмадулина
Я говорю, –
                не надо время
переводить на малость дел.
Всего так многого имея,
мы не умеем
                молодеть.
Ещё вчера во рту с пустышкой,
вчера, чего не пройден день,
вчера, что рядом
                свеже дышит,
уже ни сшить и ни продеть.
Я говорю –
                храните время
                в песне,
не сторожем, что не у дел,
а ты ремень ослабил тесный
и пол руки в рукав продел.
Я говорю –
                не надо смерти,
дано нам многим овладеть,
но смерть плюсует
                к лживой смете
мой каждый бестолковый день.
Я говорю:
             противна слабость –
верёвку и рукой не трожь.
И пытка ленью,
                как в гестапо,
за дня потерянного ложь.
 
ЦВЕТОК  КАКТУСА
Необъяснима логика любви
До полного её исчезновенья.
Но вот проснулся кактус и явил
Любовь и дар, и вдохновенье.

Сквозь ёжность – жизни неизбежность –
Цветком являет кактус миру нежность.

И нежность смелая, сгущаясь в аромат,
Любить – хоть миг уже готова.
И он, родив, опустошён, примят,
Вознёс цветок, как чувственное слово.

Он – выживающий в пустыне,
Он – на иврите сабра-кактус.
В нём жажда жизни не остынет,
И в скудости даренья радость.

Вот кактус прыснул, как смущенье, как смешок,
Из кулачка сквозь пальцев колкость.
Наискосок, стремительный, как шок,
Пронзительней и горячей осколка.

Созревших чувств прорвавшийся поток
Явился миру красотой мгновенной.
Как страстен, напряжён его цветок,
Процвесть и умереть уменье.
         
Необъяснима логика любви.
Понять её – равно любовь убить.

СЕБЯ КАК  ОПРАВДАТЬ
Оправдываю всё: прощаюсь и прощаю.
Проститься и простить – одно.
Как жизни, я вины себя лишаю,
а без вины рядись в рядно.
Обязаны мы жизни – « винні».
Украинское слово прямо в цель.
Рождён – и ты уже  отныне
в долгах, как брак в кольце.
Как оправдать неисполненье долга,
как оправдать предавшего мечты.
Что ожиданье жизни длиться долго,
виновен в этом только ты.
Ты – это всё, что не сбылося.
Ты – это стыд и эта боль;
И жизнь, она за это спросит,
на раны посыпая соль.
Ты – это всё, что ты недодал,
не долюбил и не отдал сполна,
где для души искал ты брода
и где подыгрывал панам.
Ты – это отрицанье жизни,
никчемность, лень и пустота.
Как непричастный, как слепой, как  лишний,
ты на себя хоть раз с мечом восстал?
Против себя и за себя сражаясь,
омыл ли кровью страшную вину?
Ты виноват, что изгнан был из рая,
что опустился и пошёл ко дну.
Ты по садистски жизнь себе испортил.
Чего не пожелаешь и врагу.
Ты враг себе – волшебник Поттер,
ты сам себе, судьбе своей в долгу.
Оправдываю всё, прощаю и прощаюсь.
Как Бог, готов я всем прощенье дать.
Всем  всепрощенье обещаю,
но как себя, себя как оправдать!?
МОЛИТВА МЕРТВЕЦОВ
"Верни нам бедность", – мертвецы взалкали,
Верни страданья, нищету и боль.
И гроб свой детскою коляскою толкали,
«Верни нам жизнь! Убогою! Любой!
Пусть сушь от жажды, пусть водянка,
Пусть трезвость вечная, пусть пьянка»
Так мертвецы молили Смерть:
"Дай нам хоть что-нибудь иметь"

СВОЙ ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ
Нам день рождения даётся,
чтобы вспомнить
ещё раз о Себе,
что для Себя нет в мире ровни
ни на Земле, ни у Небес.
И это день твой, когда пришел ты
на этот свет,
и нет себя дороже!
Конечно, нет!
Любить себя, не зная боли
и без измен,
покой и воля
всему взамен.
Но почему сквозняк свободы
знобит,
и жажда несвободы
у рабы –
постылую  свободу
умолить и умалить,
чтоб радость жизни
на две разделить.
Не по плечу нам жизнь свободная,
как птица,
забыв себя, мы жаждем  раздвоиться.
Но день рожденья – праздник одного,
будь ты хоть тенью, будь хоть сапогом.
Он твой,
Твой День рождения
Из эгоизма весь и для самоугождения.
Он твой,
Твой День рожденья
для самолюбования и  самоутвержденья!

АХ, НЕ ХОТЕЛОСЬ
Ах, не хотелось…
Убегаю от политики,
От мэров, пэров, председателей.
Ах, не хотелось
Превращаться в нытика
И ощущать себя предателем.

Ах, ты ещё и гражданин.
Твой храм – народ,
Не бизнес, роющийся в тыщах.
Ах, не хотелось
Из штанин
Тащить ОВИРа паспортище.

Ах, ты в себе учуял всхлип,
Гражданственности ноту,
Ах, не хотелось
Свой тяжёлый хлеб
Переводить на жалкую заботу.

Ах, не хотелось
Песни о любви
Испачкать в подлости и хамстве.
Любви натыкать, нагрубить.
Ах, не хотелось так
Истерик дамских.

Ах, не хотелось…
Но иначе жить
Нельзя,
И потому мы тонем
в дрязгах.
А так хотелось,
сбросив с плеч рюкзак,
Жизнь громко отгулять ,
как праздник.

Ах, не хотелось…
Не хотелось.

НОЧЬ
Но Земная ночь, не забуду
звёздной мечты твоей,
В рубашке неба, разбуженным Буддой,
казался себе сторуким
от звёздных лучей.
Как – будто трамвай меня завёз
куда то в космическое тихо,
и вечная Ночь!
Как мартовская котиха
рассыпала вопли звёзд!

Ночь.
В громовом, гулком одиночестве.
Один я – чудно!
День куда черствей –
жара, лениво, нудно.
Сон – лечу – дно.
Ударился и просыпаюсь.
А ночь вся в городских
бессонных огнях,
в ночной рубашке неба,
с тенями серых,
хватающих за ноги дорог.
Шарахающиеся, тёмные
псы теней
прижимаются к ногам,
трутся о них
и бегут преданно  рядом.

Гул шагов,
ослепших неонов
мерцающий плёс –
одиночество ночи!
Тени от каждого столба
становятся
то длиннее, то короче.
А вокруг и сверху
слипающиеся глаза
окон и звёзд.

О, одиночество!
Я играю с собственной тенью.
Как только ты уходишь,
моя тень вырывается
из-под моих ног
и  просится
ко мне на руки.

Ночь.
Я долго бреду в тишине,
 и на меня
наплывают тротуары,
заплёванные на остановках.
Одиночество ночи!
Мне хотелось
ночным трамваем
в ладонях
тёплые искры нести,
город гладить по проводам -
волосам, седым от инея.
Я впервые понял,
что можно жизнь отдать
за одно слово
Любви и Искренности!

ДО ЗВОНКА
               
                Другу и однокурснику Боре Левченко –
                преподавателю университета

Вновь я тороплюсь не опоздать на пару.
Как препод  в родной свой институт.
Я как будто жажду  встретить пару,
я бегу, дай Бог, хватило б пару,
до звонка осталось несколько минут.

Выше ноги, шире шаг – вот так получше,
а вокруг вплотную бёдра, попки прут.
Те, что мне родней моей получки.
Дьявол, где ты взял такие штучки?
До звонка осталось несколько минут.

Боже, и откуда их таких так много.
Столько красоты наделать – адский труд.
По ступеням лестниц  ноги.
Боже, что за прелесть эти ноги!
До звонка осталось несколько минут.

В транспорте ещё тесней и жарче.
Сзади, спереди, с сидений там и тут.
Ну и что, что я уже не мальчик –
с возрастом дороже всё и ярче!
До звонка осталось несколько минут.

Красота везде себя уже не прячет –
демократия с анархией растут.
Ну и что, что я питаюсь с дачи,
что годов осталось – мелочь сдачи,
до звонка осталось несколько минут.

Пусть ты в возрасте уже, зато не пуст ты.
Из аудиторий и декольт,  как божий суд,
Мраморные, бронзовые бюсты,
Яркие, слепящие, как люстры!
До звонка осталось несколько минут.

Брови, очи, лица, сказочные лица.
Влюбят сходу, одурманят, разведут.
Я во всех подряд спешу влюбиться.
И так каждый день в глазах рябится.
До звонка осталось несколько минут.

Бесконечная влюблённость – степень,
Не остепенился – не остепенюсь.
Я терплю, но время-то не терпит,
Красота меня  приводит в  трепет…
До звонка осталось несколько минут!

;;;
ДУРАКИ – ЛОХИ
Аплодисментами им хохот,
Что бы не зделали, всё плохо.
Всё глупо, всё повёрнуто спиной.
Судьба  шутов обидна, как пинок.

Растяпы, лохи, недотёпы
Они всегда находят тропы,
Где хлещет хохот и обман,
Где  западня и где капкан.

Но тропы эти кто другой пройдёт?
На тропах этих умникам не место.
Какой, скажите, идиот
Туда попрётся, если честно?

Умны мы дурью этих недотёп,
В которых нету кнопки «Стоп».
Потом за нищенскою тризной
Канонизируем их жизни.

Они заступники святые,
Великомученики, великотерпцы.
И умники – мы только понятые,
Когда им с жизнью вырывают сердце.

Шуты при жизни, при царе  Горохе
О, арлекины, клоуны, пророки,
Вы для заклания нужны,
Бесстрашностью своей смешны.

Где нет добра, доверия и где ни
Покоя нет и счастья нет,
Дурак надыбал дыбу вместо денег
За свой дурацкий бред
Ему, всё более, дороже
Его слова, пародии и рожи.
Не остановятся, рождённые смешить
Открытостью, наивностью души.

Смешу до коликов, до грыжи
Я – ряженый, я – рыжий.
Я беззащитен, корчу рожи
Без предохранителей – неосторожен.

Я  голый,  – и руки и дяди нет,
Один, без спонсора, без крыши.
Дурацкий мой ответ
За выстрелом не слышен.

Где нет добра, доверия и где ни
Покоя, и ни счастья нет,
Дурак надыбал дыбу вместо денег
За свой дурацкий бред.

И НА НАШЕЙ УЛИЦЕ
Не сегодня и не завтра
Будет внеурочно,
Нам о нём пророчат карты,
Будет праздник точно.

Пусть лицо до срока прячет,
И нельзя иначе,
Мы поймаем на горячем
Твой приход, Удача.

Сильным, сочным, сладким стеблем,
Щедрым урожаем,
Встанет зрелым полем хлебным,
Счастьем угрожая.

И звезда твоя на небе
Засияет смело.
Да такая, что и мне бы
С нею загорелось.

Фейерверком в разноцветье,
Красотой осыпав,
Будет праздник на проспекте,
Праздник без просыпу.

С площадей и  шумных улиц
В дом шагнёт со света
Обязательный для умниц,
Пусть слегка с приветом.

Пусть лицо до срока прячет,
Но нельзя иначе,
Мы поймаем на горячем
Твой приход, Удача.

Счастья ждёшь ты и права:
Погулять так мУлится.
Ждут душа, карман, кровать,
Дом твой ждёт и улица.

Праздник, праздник с разных улиц,
Весь в подарках разных
В этот раз нас не надули –
Подарили праздник.

Молодей и хорошей,
Вон к тебе он тулится.
Праздник, праздник на душе
И на нашей улице.

Праздник плещет в площадях
И  удачей чьей-то дразнит.
Своего дождусь я дня –
Будет мой он – праздник.

Пусть лицо пока что прячет,
И нельзя иначе,
Мы поймаем на горячем
Твой приход, Удача.
Я НЕ ЛЮБЛЮ
Я не люблю
Вл. Высоцкий

Я не люблю, когда мне жить мешают,
Особенно когда мешают «Быть».
Когда меня друзья не понимают.
Мне хочется порою волком выть.

Обидно недоверие домашних,
Когда  средь телешоу и газет,
Им не понятно, для чего он пашет,
Хоть чтоб напрячься годен и клозет.

Я не люблю себя, когда волыню,
Откладывая дело на потом.
Дождусь, пока обед совсем остынет,
И прусь на реку, скованную  льдом.
.
Я становлюсь уже сентиментальным
Я не люблю бесчувственных и злых,
Которые нас всех в гробу видали,
Нас добрых, а по ихнему,  дурных.

Я не люблю  стерильных, хмурых снобов,
Дубово-медномордные дела.
Мне душно там, где догмы, нет свободы,
Привычны жвачка, кляп и удила.

Тех не люблю, кто – никому не должен,
Не знает благодарность и вообще.
Прошёлся бы по их нахальной роже
И гнал бы этих «умников» взашей.

Тех не люблю, кто в самообороне
Готовы на отравленный укус,
Я жажду зубы обломать по корни
У тех, кому к чужому мясу вкус.

Я не люблю людей без чувства долга.
Нам жизнь дана, чтоб жизни всё отдать
Всего себя – и как это не много!
Мы богатеем, отдаём когда.

Я не люблю, когда я страшно трушу.
Сильнейшее слабительное – страх.
Тряся за шкирку съёженную душу,
Страх превращает человека в прах.

Я ненавижу собственную слабость,
Что делу моему отмерян срок,
И что в поэзии я местный лабух,
Которому в стихах талант– не в прок.

Я не люблю тех, кто меня не любит,
Не верит в искренность мою и боль.
В поэзии и в музыке не рубит,
И тех, кто не способен на любовь.

Я не люблю «ценителей» за глупость.
Ум не пропьёшь, как с дури ты не пей.
Долдонит правду-матку рюмки рупор,
Что в жизни кто умнее, тот глупей,

За  крепкой рюмкой у себя в квартире
Гашу я злость к змеиному кублу.
Я не люблю так много в этом мире,
Во имя многих тех, кого люблю!

АНГЕЛЬСКОЕ
Если  ты вдруг увидала
Два крыла за мной…
(Что сегодня крыльев мало –
То само собой).
Не мужик, ежели ангел,
Бескорыстьем плох.
Крылья белые, как флаги,–
Ангел – значит лох.
Коль к нагрузке жизни слаб ты,
У тебя вся жизнь в посту,
От затылка и по лапти
Крылышки растут.
Вы, которые без крыльев,
Без спины, плечей,
Вам от нас воротит рыло,
Вам святой – ниче
Вам законы – не оковы.
Деньги вам – не зло.
Депутатства вам какого б –
Вот бы повезло.
Что без совести, без чести,
До бездушья  вплоть.
Что протухли, так не есть их –
Знают, что молоть.
Если ты вдруг увидала
Два крыла за мной –
Злой подарок для Икара
Стал сегодня мой.

В РАЮ
В раю все снятые с крестов.
Кто жизнью без вины распяты.
Из одиночества, из веры и постов,
Как постовой, что от безлюдья спятил.

В раю, достигшим неба, стелют маты,
Как Бубке, взявшем высоту с шестом,
Там те, кто в ранах как в стигматах,
Кто в жизни парился шутом.

В раю за искренность и верность,
За раны от чужих локот,
За взорванные от инфарктов вены
Положено немало льгот.

В аду на нарах и в котлах есть место,
там шовинист и ксенофоб-нацист.
В раю же глобалистов бездна –
Пекут там паску из мацы.

Язык в раю единый и одна культура,
Там каждый общностью согрет.
Смиренный дух там – не котурны,
А личности идут на винегрет.

АПОКРИФ
Живая смерть ко мне пришла,
Одутловатая, упитанная с виду.
Я остывал, как выгруженный шлак,
Окутан в пепла белую хламиду.

Игривая, как садик, как садист,
Потёрла смерть припухшие ладони:
Во что ты, смертный, не рядись,
Я не привыкла быть в простое.

Ну, наконец, с тобою мы одни.
Что ж хватит, наигрались в прятки.
Я сосчитала твои дни
И помогу собрать манатки.

Но я упёрся, я был зол,
Золой рассыпанный в перине,
Хлобыснул на себя рассол
И пепел отряхнул, как иней.

И так сказал неотвратимой с виду,
Что мол нам с ней не по пути,
Что я ещё на вид завидный,
Ещё не против покутить.

Что  для неё я недотрога
И нам пока не по дороге,
И сам потрогал смерть немного.
За грудь потрогал и за ногу.

Полуживой, в полунакале,
Я вынул пыльные бокалы.
Она со мною надралась  –
Как только в пекло добралась?

Я, сочинивший апокрИф,
Не избежал глагольных рифм,
Но вы, лингвисты, пыл умерьте,
Ведь, главное, что избежал я смерти!

ИЕРУСАЛИМ ДЛЯ ВСЕХ
Трёх вер и трёх земных религий
Предтеча и паломников мечта.
Великий город Божьей Книги,
Святые на Земле места.

Здесь родились иудаизм, ислам и христианство,
Здесь свой чертог воздвиг единый Бог.
Единый Бог, всё остальное Божья частность,
Иерусалим к нему земной порог.

Иерушалаим! Город-сердце,
Что бьётся среди жизни на Земле,
Иерушалаим – христианства детство,
Когда-то въехавшее в город на осле.

И кто оспорит, кто настолько горд,
На первородство посягнёт Иерусалима.
Младенческие ясли среди гор,
Ущелий Иудейских пуповина.

Религия! Что может быть сильнее?
Сильней сыновьих, материнских чувств.
Какая мощь скрывается за нею,
Как без неё ты пуст.

И не понять тем, кто от счастья беден,
Религией рождаемых надежд.
Упрямо руки люди тянут к небу,
Омылся  верою и снова чист и свеж.

Религия – спасение от жизни,
От жизни, что сминает и гнетёт.
Ведь даже, если верен ты Отчизне,
Ты для неё всегда не тот.

Но к Богу ты сегодня  ближе,
И к Богу помыслы твои,
И вера душу, как телёнок, лижет,
И Тора к Богу путь торит.

И только Он всезнающ, милосерден,
И только Он – Любовь к тебе.
В Иерусалиме с ним мы добрые соседи,
В Иерусалиме – доме у небес.

Он всё поймёт, он изменить всё в силе,
Один он справедлив и добр и мудр
И всё, что в сердце мы носили,
Вобрал в себя всезнающий Талмуд.

Иерушалаим – нет святее места,
Нет места ближе к Богу  на Земле.
Здесь вместо обречённости, отчаянья вместо
Ты просишь то, что должен ты иметь.

Что человеку дадено от Бога,
И дадено порывом всеблагим:
Простого счастья на Земле немного,
Пришёл для Счастья и ушёл таким.

И на Земле святой, вплотную к Богу,
Ты шепчешь прямо в уши чуткие небес,
И растворяешь боль, сиротство понемногу
Без безысходности, отчаяния без.

И кто оспорит, кто настолько горд,
На первородство посягнёт Иерусалима.
Младенческие ясли среди гор,
Ущелий Иудейских пуповина.
               
РЕПАТРИАЦИЯ
Долог пост
Долго ходят душою нагие.
И хватает за горло,
как пес.
Натасканный.
Ностальгия!
1.
С разных стран, с разных улиц Земли
чистых, грязных
на святую землю свезли
нас таких немыслимо разных
И колена Израилевы, встали с колен,
полетели в пустыни святые.
Наконец, ты закончен Египетский плен.
Суд закончен! Весь мир – понятые.
2.
Как ты расцвел Израиль, как ожил,
обрел язык и гордость и значенье,
ты стал своим среди чужих –
Прародина святых учений.
Растущий город, кустик и цветок,
всё – торжество ума, труда, науки.
И возродили Божий на Земле чертог
евреев мудрые и золотые руки.
Нет ближе к Богу места на Земле.
Среди пустынь он встал, цветущий.
Лежал века он в пепле и золе,
но возродил народ родные кущи.
Библейских городов старинные черты!
Здесь даже  небоскрёбы тянутся,
чтоб небеса потрогать,
здесь храмы всех земных святых
толпятся у Господня гроба.
3.
И сколько с алией хлама нанесено
со всех загнивающих свалок Земли.
Родов Земных намешанное месиво
На землю святую свезли.
И тот, кто горд был.
Кто в прошлом баланду хлебал,
и тот, кто сытого праздновал труса,
наехали к библейским хлебам,
еврейских душ навезли
 алмазы и мусор.
Ты кто здесь?
                Дворник?
                Ругнусь!
Неважно – кем был ты когда-то:
щипач или "пуриц",
Под слово крепче, чем Русь,
чисти карманы улиц.
И все, что было на том берегу,
береги.
Сделал свой выбор –
                не кайся.!
Принимай всё, как Божьи дары!
Убирай свою душу,
                подъезды,
                дворы,
убирай  или
                у…бирайся!
Долог пост!
Долго ходят душою нагие,
И хватает за горло,
                как пес!
Натасканный!
                Ностальгия!

НАКОЛКА
Я была не добычей,
А счастливой находкой.
Быстро стала  обычной,
Надоевшей наколкой.
Я досталась без муки.
Так легко! Лишь уколы
Охраняли от скуки
Да обиды укоры.

Непрерывные ссоры,
Хлам привычных обид.
Под зависшим курсором
Наше прошлое спит.

Не добытое трудно,
Не добытое с бою.
Счастье стало не нужным –
Что мне делать с собою?!

НОРМАЛЬНО СУМАСШЕДШАЯ
Нормально сумасшедшая,
Свободно парящая,
С иконы  сошедшая,
Маняще пропащая.
Грешная моя любовь земная,
Единственная, родная.

Сильная и слабая,
С фанерным щитом из лжи.
Как ты себя разграбила:
Нечем  уже дорожить.

Столько любви мы отдали,
Зачеркнуть не возможно.
Ты безрассудно гордая
И потому мне тревожно.

Больно смотреть мне, любимая,
Как ты с собою маешься,
Гнёшься, сгораешь рябиною,
Гнёшься, вот-вот сломаешься.

РУССКИЙ ИКАР
Сжав кулаки до боли, добела,
Ты падал в небо, как в загуле.
Кричали плечи в вывихах крыла
И рассекали небо в гуле

О, колокольни удивлённый звон
И крылья, впившиеся в плечи.
Распахнуто бросался он
Полёты птиц очеловечить.

Недоуменье вывернутых плеч,
Треск кожи и крушенье крыльев.
Паденья и отчаяния смерч.
Всё кончилось и зрители застыли.

Толпа качнулась в боли и тоске.
Вместо пространства пустота пустыни.
Колокола звонили по Москве,
Что в небеса нас снова не пустили.

О, колокольни поминальный звон,
И в крыльях восковые свечи.
Распахнуто бросался он
Полёты птиц очеловечить.

МНЕ БОЛЕЕ ВСЕГО
Мне более всего страшна дебильность
Прощальных спин и встречных лиц
Я устаревший, отслуживший срок мобильник,
Я слизанный усильем мысли шлиц.
Рыча  мотором вхолостую,
Топчусь, боясь приблизиться к листу я.
Я ненавижу ту игру, где я вистую,
И миг, когда осознаю,
Что жизнь моя прошла впустую.

ВЕРА
Неважно, как ты кличешь веру,
Как нареклась религия твоя.
Лишь верой веру надо мерить,
На вере верно каждому стоять.
Всевышних Сил всесильно ощущенье,
Вселенский Разум – он во всём.
Как голова наклонена на шее,
Кто поклонился, тот прощён.
Тот еретик, кто таинства не носит,
Кто не готов колен склонить,
Кто для себя свободу просит,
Свободу, что бесстрастна, как гранит.
Свобода, что как гроб эгоистична,
Она вне мира, вся в себе,
А вера вверх устремлена готично,
Достать пытаясь до небес.
Восторг перед громадой мира,
Его мистической глубинной высотой –
Как жажда знания настырна,
Лишь эту жажду я зову святой.
Лишь чудо познаваемости мира,
Ума усилия, прозрений торжество –
Чертоги Бога у меня в квартире,
Где я мятущийся над черновым листком.
И надиктованное свыше для примера
И смех и ласка понятых небес –
Вот где моя всё крепнущая вера
В Тебя, как главное в судьбе.
И Тот, в кого обречены мы верить,
Он – жаждущая миром чистота.
Ослепнем, глядя на небесный терем,
Ведь крепче всех цепей и тюрем
Лишь ослепительная красота.
Без этой веры ничего не можем –
Вот в это, человече, верь,
Я жизнь свою уже итожу,
Приоткрывая к Богу дверь.
Я ничего там не увижу внове,
Лишь верой там пронизан свет,
И будет только откровенье:
«В каждой капле крови
Бог веры закодировал завет».

К РЕЛИГИИ
“Мне важен не характер веры”,
Важней её мораль и сила, и урок.
И на себя её примерив,
Я счастлив, что она мне впрок.
Целенаправленность её непо-
                колебима,
Как песня песен страстна и любима.
И мне неважно: ребе, лама ли, Иисус.
Господь один, и мир без веры пуст.

БЛУДНЫЙ СЫН
Чтобы гнетущее ослабить напряженье,
Я подошёл к закрытому окну,
Чтобы увидеть птичье пенье
И, птиц не слыша, отдохнуть.

Но бесполезно – всё во мне мешало,
Раскалывалось, билось и рвалось.
Всё то, что жизнь мне в душу налажала –
Ведь в жизни этой дряни навалом.

Сквозь щели окон жизнь дохнула,
Как на мясном базаре свежиной,
Как будто возвращён в семью  женой.
Я – жизни блудный сын – ханурик,

Чтоб схлынуло, опало, развязалось,
Чтоб, вроде, заново я начал жить,
Но ветер свежий шумного вокзала
На рельсах перерезанный лежит.

И невозможно очутиться
Вне дня, вне ночи, вне себя.
И каждая моя частица
Опять твоя, отцовская изба.

Осеннее из моей книги «СТИШАТА»
***
Прошелестела осень: Я уже старею, –
И прослезилась в ледяные зеркала, –
Кого я осенью согрею?
Я возразил: – Ты, осень, это зря.…
***
Давайте будем чересчур нежны,
Сентиментальны откровенно будем,
Чтобы любить оболганную жизнь
И верить слепо людям!
Слепыми от умильных слёз,
Не принимая жизни зло всерьёз.
***
Судьба ведёт нас, сколько б не роптал.
Но если ты ещё на что-то годен,
И не рабом, а человеком стал –
Возрадуйся, что ты судьбе своей угоден.
***
С каждым днём всё более теряю,
Да и что нашёл – не впрок.
Я себя без устали тираню
Горькой бесполезностью дорог.
***
Мне хорошо с собою вместе,
Нам ни мириться, ни ругаться.
Послушал свои афоризмы и песни,
И полез к себе целоваться.
***
Уже не ждёшь непрошенных гостей.
Дыханье еле обнаруживаешь зеркалом,
Но пепел остывающих страстей
Порой таким взлетает фейерверком!
***
Не храни вино в шкафу,
Чтобы пить осадок.
Лучше с рюмкой прокайфуй
Дней своих остаток.
***
Нежные женские губы,
Нежная женская грудь –
Разве ты можешь быть грубым?
Нежным и ласковым будь.
И пожалей некрасивых,
И восхитись красотой.
И разлюбивших – прости их,
Что отлюбили светло.
***
Ум женский – месть за красоту чужую,
Господь дурнушкам дарит добрый ум.
С Иванушкой моим вас, милые, свяжу я,
И научу, что, женский ум в семье к добру.
***
Я болен женской долей,
Её беспомощным добром,
Но нет сильнее женской воли
Над колыбелью, горем и столом.
***
Как любит лесть
К льстелюбцам  в ухо лезть.
Недаром уху образцом взята
По форме Ахиллесова пята.
***
О том, что мы с тобою не чужие,
Ты это брось!
Ведь даже в те года,
когда мы вместе жили,
Мы были врозь.
***
То, что было, позабылось,
Посадили, не взошло.
Между нами то, что было,
Даже не произошло.
***
Не обласкан, не признан при жизни,
А для славы мне только б суметь:
Заработать умом и талантом три грыжи,
И три раза от них умереть.
***
Пускай усилия напрасны –
И вы напрасно так прекрасны.
Пускай любить, похоже, поздно,
Но не любить вас невозможно.
***
Как напоминает про года
Женщины зовущей нагота.
***
Шатаюсь по шатенкам и блондинкам,
Брюнетки тоже мне близки.
Все в старости едины по сединам,
Но остаются разноцветными мозги.
***
Бог дал ночные им мозги,
В которых не видать ни зги.
Но даже в голове соседской Верки
Бывают в праздник фейерверки.
***
Женщина – это вершина всего.
В ней красота и гармония мира.
Божественна, а для богов
Бессильна любая сатира.
***
Вы – праздник, неразгаданная карта,
Однообразные и разные.
А уж когда Ваш День, 8 Марта,
Вы – просто праздник в празднике!
***
Когда мне Бог на тамошней таможне
Даст разрешенье на один предмет,
Я попрошу: а женский образ можно?
И с пониманьем получу ответ.
***
И вот я весь запутан в Женском дне,
Как в паутине сладкой ваты.
Кто может быть любимой нам родней –
Той, перед кем мы вечно виноваты?
***
Блаженство – не блаж.
Жизнь дана для блаженства!
Блажен вместе с Богом впадающий в раж
От песен, стихов и от женщин.
***
Как выбираем разумно и тщательно,
И снова не так, как назло.
Страна то у нас замечательная,
А вот с государством – не повезло.
***
Горять по осені оголені ліси,
Та помаранчевою прискаючи піною,
Новий месія знов спромігся замісить
Розм’яклу, наче тісто, Україну.
***
Боже, не хули меня, не надо.
Это ведь всегда вдвоём с тобой
Я смеялся над родимым стадом,
Но с особой страстью… над собой.

ПОЙ, ПОЭТ, ПОЙ
Стих без гитары как-то не в чести,
И в старости решаюсь на рекорды.
Пытаюсь я, зажавши гриф в горсти,
Освоить хоть бы первые аккорды.
И я пошёл на Гиннеса рекорды.
Мне вот-вот семьдесят и пять,
Но я, забыв с гитарой и года и годы,
Флиртую с ней в кругу ребят.
Не помогают паранойя, рифмы, наглость,
Лишь стёр на пальцах в кровь подагру.
Какого чёрта я к гитаре лезу.
Я с ней мусолю месяц Марсельезу.
Стих на сегодня без гитары стих.
Поэзия, мои слова крамольные прости.

ГИТАРЯНКА
Гита-гита, моя гитарянка,
На коленях, плечах, на груди.
Ты согласница и перебранка
На колках твоих время гудит.

О, гибкость голоса – не связки – струны.
Куда гитаре из семи стозвонных струн.
Камлает в золотом словесном руне
Шаман и бард, волшебник и колдун.

Осень – наканифолились сосны,
И смола на стволах, как янтарь,
И слова мои зрелые росны,
И гитара на мне, как медаль.

Сколько песен с тобой перепето,
Их, как молодость, вспомнить не прочь,
Но  костра догорающий пепел
Поседел на ещё одну ночь.

Только, друг, не расстраивай нервы.
Лучше струны  гитары настрой.
Для гитары твоей был ты первый,
Для неё ты не просто отстой.

Гита-гита, моя гитарянка,
Ты послушница и тиранка.

В пепел ждущего жаркого жара
Со стихами листки подложи.
Ничего не жалей для пожара,
Чтоб согреть закоулки души.

Угли глаз мечут искры как прежде,
Тени пляшут тесней и тесней.
Дым костра удивительно нежный,
Свит из песен былых и теней.

Обожгись о горячие тени.
Тени прошлого – тени огня.
Пепел пекла ребяческих мнений.
Теплоты у него не отнять.

Но сгорая в костре птицей Феникс,
Ты попросишь меня: «Не туши»!
Как у бардов горячечно спелись
Жар костра, жар поющей души.

Щедрым звуком, поящим посевы,
Созывает гитара  собор.
Так Адам увидал прелесть Евы
Под гитарный струны перебор.

Скольких вас на свободу менял,
Но с тобой мир свободный не тесен.
Ты – гитара, и в каждой струне у тебя
Миллионы не выпетых песен.

Гита-гита, моя гитарянка,
На коленях, плечах, на груди.
Ты послушница и тиранка
От тебя никуда не уйти.

СНЫ О ВЕНЕЦИИ

Венеция венецианкой
Бросалась с набережных вплавь.
                Б. Пастернак

О, эти сны в полтона – воче-мецца*.
Перебирая их на струнах мандолин,
Я приплыву обнять тебя, Венеция,
Сверхсюрреальную, как сон Дали.
 
Из снов, вся из фантомной боли,
Колготки ночи опустив в канал,
Бредёшь по струям, как рядками в поле,
В бреду ночном мечтою доконав.
 
Приправа яви, оживлённость специй –
Сны нег над разметавшейся вдовой.
Как дух творца, парящий над водой,
Я созидал в мечтах свою Венецию.
 
И в опрокинутом, сквозящем мире
Из бликов, и огней, и жгучих брызг
Венеция плыла в моей квартире,
Где я шатался с гондольером вдрызг.
 
Венеция, ты сон мой зыбкий, зябкий.
О, если б только я, наверно, знал,
Что строки мерно зачерпнут, как сапки,
Травою волн заросший твой канал.
 
Где сон, где явь, и что тут отраженье,
И где он – мир наш призрачно живой?
Венеция, сочась сквозь строчек жмени,
Мерещилась в воде вниз головой.
 
Сон проплывал, и таял, и кончался,
Среди копыт у статуи литой.
Фонарь, мостясь под мостиком, качался
Деля сон с явью рябью запятой.
 
И сыро и устало, как-то жалко,
Прощаясь, что-то гондольер кричал...
Венеция, заплаканной русалкой,
Цеплялась – расставаясь – за причал.
 
*воче-мецца – (итал. messa-voce) – вполголоса

И СТЕПЕННО, ПОСТЕПЕННО
И степенно, постепенно,
Раскрываясь не спеша,
Лёгким шагом по ступеням
Поднимается душа.

Эта женщина – подарок.
Эта женщина на жизнь.
Всё отдашь – всё будет даром,
Получил и распишись.

Мимо, мимо и задела.
Видно это неспроста.
У души земное тело –
Пристань, чтобы к ней пристать.

Эта женщина, как пристань.
Каменна и холодна.
Я борта к стене притиснул,
Небо плещется у дна.

Эта женщина от Бога,
Афродитою из пены.
Появилась недотрогой,
Оступилась на ступенях.

У меня как на ладони
Сон невинности святой.
Пена взбитою фатою.
Волны лестницей крутой.

Эта женщина в печали,
В брызгах волн её глаза.
Навсегда я к ней причалил.
Привязал – не развязать.

КТО ОН – ПЕВЕЦ ДОЖДЯ?
Кто эту песню затеял простую,
Кто всполошил наш покой,
Кто по дождям серебрил эти струи,
Струны кто трогал рукой.

Кто перед этим упрямым потоком
Вздохом  рассыпался в пыль,
Жаркого дня золотые отёки
Брызгами радости смыл.

Он, что дождями беседует с нами,
Речью нам души поит,
Сеет дождинки с горсти семенами
Первого Слова пиит.

Косо вздохнёт и пригнёт полосою,
Пазухи вздует рубах,
И зачастит, как пятою босою
Жалобой в желобах.

Кто это благо обрушил на души
Душную пашню поить,
Чтоб не осталось ни капельки суши,
Чтоб наказать и простить.

И обложной,  растревоженный ложью,
Шёл он сквозь радость и стон.
Он тот, кто  выстирать город мой может.
В прачечной неба.
Кто он?

ПОКАЙСЯ, ЧЕЛОВЕЧЕ

Мир всем
        Иисус.Христос

Бог человека – жажда совершенства.
Лишь возвышенье к Богу – человека путь
спасенья от безумств и сумасшествий,
от зверств, ошибок и распутств.
«Неділя прощення» Великого Поста
дана нам для прощения просящих.
Но не оставит человечество поста,
мир охраняя от в грехах погрязших.
Бог наш велик, интернационален.
Всё человечество его народ.
Межзвёздные туманности –
лишь пыль с его сандалий.
И бездны Космоса –
Ему лишь мелкий брод.
Идущий к нам – Он вне
и в нас – повсюду!
Сметая наших прогрешений груду,
Он требует и ждёт
рожденья нас – иных.
Он верит в осознание вины.
Он требует: покайся, сын мой блудный,
ты грешен делом, помыслом повсюду.
Погромами, расизмом, Бабьими Ярами,
Грешны твои диктаторы, тираны,
Большевики, фашисты, наци, холуи.
Огромны, человек, грехи твои!
Фашизм, Голодоморы, Холокосты и Гулаги,
зондеркоманды, шуцманы, НКВД,
заполненные трупами овраги –
кровавые следы неистовых идей.
Покайся, человек в своих
кровавых зверствах,
и за столом Моим
тебе найдётся место.
Покайся! Кайся, кайся и молись.
Приди к обиженным и наклонись.
И поцелуй, омыв,
невинно убиенных ноги.
Нет для тебя ко Мне другой дороги.
И в этом Божий суд
И Божий Мир навек!
Прошу и требую:
«Покайся, человек».
И я тогда явлю вам чудо
И это чудо будет наяву –
И души обретут, покаясь, люди,
И души всех живых и мёртвых оживут.
Причастному к грехам
спасительно причастье.
Слеза, источенная из камней,
смягчает камень сердца,
сыну блудному дарует счастье –
возврат и приближение ко Мне.
Без покаянья оправданья ложны,
Без покаяния прощенье не возможно.
Путь к Богу только через покаянье.
И в ужасе всяк совести
внемли!
Склонитесь, москвичи,
львовяне, киевляне.
Склонитесь все земляне
до земли.

ДЕНЬ МОЙ
День мой, стены раздень,
Ввысь взметни потолки,
Да так, чтобы толпы разинь
Возле меня толклись.

Тщеславен – Боже прости.
Пренебрежений уколы.
Слава тому, кто голым
Не боится  простыть.

Кто не боится любить,
Зная – любовь – бессилие.
Бессилье, которое может убить
Небрежно, безбрежно красиво.

Кто не боится жизни уродств,
Тяжесть её и ошибки.
Трудности жизни только в рост –
В холод твердеет жидкость!

Нам, которым в радость жизнь,
Её этажи не в тягость.
Стоит на солнце веки смежить,
И радугой светится слякоть.

Но ты открыто глаза держи,
Чтоб видеть всё шире и чётче.
Как видит с неба земную жизнь
Прорвавший облачность лётчик.

ЖИЗНЬ СО СТОРОНЫ
Оцениваю жизнь всё более со стороны,
Всё более к ней приближаюсь, удаляясь.
Как дисидент я выгнан из страны,
Но ностальгии жжёт заржавленное жало.

Страна, где прожилась вся жизнь,
Где промелькнули радости, печали,
Где гаснут горести, где радости свежи,
Где хочется всю жизнь начать сначала.

Страна моя, я Родиной тебя зову,
А ты смеёшься, в чувствах сомневаясь,
Устраиваешь за спиной моей бузу,
Расшатываешь нашей дружбы сваи.

Да и во мне кипит гражданская война,
Из старых ран сочится склочно,
И поднимает ил со дна,
И кровь, и мусор в мути сточной.

От самобичеванья не уйти.
Ошибки, что уже не исправимы,
Не загасишь, не сдашь в утиль,
Так и уйдёшь в ничто в обнимку с ними.

О, жизнь, страшна твоя жестокость,
Безумий язвы, эпидемии идей.
Порою хочется уйти до срока,
Покинуть этот мир недолюдей.

Всё более, всё более больней
Бессилие, что умертвляет веру, волю.
Царит депрессия и, растворяясь в ней,
Седая мудрость с молодостью спорят.

1. ЛИЛИТ
Кинула взгляд свой – нате!
И он как жвачка прилип…
Милые девы, не тратьте
Древнюю силу Лилит.
Вашею силой испуган,
Слабость мне вашу жалеть?
Этим напрасным потугам
Многие тысячи лет.
Что же – ваш страх прозреваю,
Ужас ваш ближе теперь.
Вот вы и жизнь прозевали.
Что остаётся?  Терпеть.
Чаще всего вероятность
Правит бесправной судьбой.
Горько и неприятно
Не сторговаться с собой.
То наше время в застое,
То оно просит навар.
То ничего мы не стоим,
То мы бесценный товар.
Время сжимает в бесплотность.
Тут уж следи не следи.
И приступает к работе
Время морщин и седин.
Гибельный он и печальный
Старости женской загон.
След, что вы взяли в начале,
Вытоптан – кончился гон.
Божьи огрехи спасала
Молодость – временность льгот.
Годы все льготы списали.
Как вам без них нелегко.
Старость жива лишь прошедшим.
Крепко за память держись.
Вот он вопрос сумасшедший:
Как дальше жить?
Но существует спасенье,
С ним не стареет любой.
Молодость дочки – заменой,
Мужа святая любовь.
И ни успех, ни карьера
Вам не заменят любовь
И во спасение вера
Кажется слишком слепой.
Старость, когда лишь поэзия
Нам заменяет любовь!
Кушай её сколько влезет,
Кормись ею как на убой.
Можно поплыть по течению,
И не смотреть в зеркала.
Старости назначение
С осенью догорать.

Кинула взгляд свой – нате!
И он как жвачка прилип…
Милые дамы, не тратьте
Древнюю силу Лилит.

2. ЛЯГУШКА
Я родилася  желанной девчонкой,
В будущем верной женой.
Где тот, кто навек увлечён, как
Ромео Джульеттою, мной.
Да что там любовь! Даже жалость
Не тронула сердце его.
Тут Бог поскупился на малость,
И я его лени рекорд.
Ни рожи, ни кожи.
Я лучшая из квазимод.
И здесь макияж не поможет,
И модных бикини комод.
Я всех нас, таких же, жалею.
Я в зеркале вижу наш страх.
Взгляну и опять заболею,
И здесь не поможет Госстрах.
Порою волчицей повою,
То как крокодил, пореву.
Одна! Что же, вольному воля:
Не для меня «I love you».
Как ангел бесплотен –
Не знает он – баба, мужик.
Я место пустое для плоти –
Как дальше так жить?
О Боже, тебе я игрушка.
Мы все для тебя, как в хлеву.
Но девушку сделать лягушкой
Возможно лишь – во хмелю.
И это лишь в сказках с фатою
Лягушка в невесты идёт.
Царевич – в руках с добротою.
– Ты что нам принёс, идиот?
Ах, сказка – не сказка.
Судьба – не судьба!
Любовь твоя в ряске,
Стрелою в зубах.
Есть молодец тот, кто умнее богов,
Кто ходит к тебе, словно в церковь,
С гарантией от красивых рогов.
С терновою верою тёрпкой.
За красоту чужую месть,
Дурнушек ум, любовь и верность.
И потому лягушка в сказке есть,
Чтоб стать для молодца  невестой.
О, преданность  и нежность  женщин,
Счастливое от слёз  её лицо.
С ней одиночества на свете меньше,
Поэтов больше, музыкантов и певцов.
Амуровы стрелы
Точи – не точи.
Коль шкурка сгорела,
Ты пава в ночи.
И страсть и уменье,
И тел не разъять.
И зорям заменой
Сияют глаза.
Счастье – не счастье, беда – не беда.
Чудище в сказке  «Алый цветочек»!
Так ум возвышается и доброта
Наших любимых дочек

Ах, сказка – не сказка.
Судьба – не судьба!
Любовь твоя в ряске,
Стрелою в зубах.

СТАРАЯ ПАМЯТЬ
Стареть – значит стереть тебя с памяти.
Стареть – значит стереть твои радости.
Старость – староста без деревни.
Старость моя приходит,  когда ты уходишь.
Старость – монах без прихода.
Старость – странствие в прошлом.
Старость – остановившийся кадр.
Старость, когда только  прошлому  рад.
В старости раем кажется прожитый ад.
Старость – снова и снова памяти карусель.
Старость – память смешных потерь.
Старость – памятник бренный.
Старость – бесполезная ревность.
Старость – когда за себя неловко.
Старость – когда время бесстыжей воровкой.
Старость – над собою с издёвкой.
Старость – жуть от беседы с верёвкой.
Старость – мудрая тишина.
Старость – когда рядом только жена.
Старость – значит помнить одно хорошее.
Значит,  верить лишь в слово  Божее.
Старость – значит уже не стареть
И самую память о жизни стереть.
Старость – когда сегодняшним пуст.
Молодость – беспамятство чувств.
Молодость – любовь без памяти.
Старость – любовь только в памяти…
Память – тень расставаний,
Память никогда не обманет,-
Прошлому не соврёшь.
Память жизнью для старости станет,
Если жизнь остальная ни в грош.
Без ожидания бОльшего,
Старость тянется тенью прошлого.
В жизни реально только сегодня,
Всё остальное временем скошено.
И потому старость всего лишь-
тень прошлого.
Стареет всё
Всё быстрее,  быстрее,
И только память о тебе
не стареет!

РОЗОВОЕ  ЗДАНИЕ
Ты в начале пути, розовое здание,
В старых ветвях как рыба в сети
Школа средняя - твоё название
Потому что ты  у детства посреди

Ах ты, школа моя, школа средняя,
Твой урок не забыт.
Ты из памяти стая весенняя
Из ошибок, удач и обид.

Все птенцы твои – одношкольники
Из гнезда твоего летят.
Все зубрилы твои и все шкодники–
Не забудешь своих ребят.

От большой твоей перемены,
Где носилась бездумно гурьба.
Жизни взрослые перемены
Подарили нам слово: судьба.

От любви к тебе не излечишься,
Сколько б в жизни домов не менять.
Ты нам детское наше отечество,
А отечеству грех изменять.

Ты родная  пятьдесят восьмая.
В цифрах этих я из детства весь.
Ты одна - не надо нам другая,
Потому что детство наше здесь.

СЕРЕДНЯ ШКОЛА
Середня школа. Зачарувала.
Середньої школи багато чи мало?
Тебе не забути. Дитинство – це ти
Від першої літери  і до мети.

Середня школа. Тому ти середня -
У юність з дитинства Дніпровськая гребля,
Початок життя поділила надвоє,
Середня  в середині сердця ти моє.

Середня школа. Перше кохання,
Ти чисте як ранок, як плаття охайне.
Ти перше назавжди, до краю життя.
На білій сорочці мінливе шиття.

Середня школа. Ми разом, ми дужі.
Ми гурт, ми початок найдовшої дружби.
Ти класная  дружба - ти сила чимала.
Надійної дружби на світі так мало!

Середня школа. Тому ти середня –
У юність  з дитинства Дніпровськая гребля,
Початок життя поділила надвоє,
Середня  в середині серця ти моє.

ЗАВЕТЫ СТАРОЙ ШКОЛЫ

                И от снобов крутых проглочу я досадный упрек.
                И скажу, усмехаясь невесело: "Старая школа!"
                Лев Болдов
\
К тому, что есть, тянусь,
Погладить рвусь шакала.
Так рвусь принять страну,
Где быт в беде зашкалил.

В ней всё, что чуждо мне,
Что тут зовут приколом.
Так святы в чудаке
 Заветы "Старой школы".

Тебя, мятущая страна,
Купить готовы и Восток, и Запад,
Знов під спідницю Сатана,
Наглея, лезет жадной лапой.

Вновь на обочине народ –
Власть демократов жмёт его и школит.
Но память светлая не врёт,
Ей мягок сумрак Старой школы!".

Да, мы несоверщенны – ретро.
Наивны в вере до сих пор.
Неверия сегодняшнего ветры
Валяют наши линии опор.

Взахлёб мы жили – октябрята, пионеры,
Всегда готовы и на труд и в бой.
Разруха нам расстраивает нервы,
Страшней тиранит, чем тиран рябой.

Нас революции и войны убивать учили,
Злобя патриотизм на Интернационал.
Нам Сталина напоминал диктатор Чили.
Нам  и сегодня дорог тот, кто нас пинал.

Но вера в Коммунизм была похлеще
Всех мировых религий и церквей.
Мы презирали доллары и вещи
И слово иностранное О-Кей.

Как хороши у нищеты в бездумье.
Простые радости ценою в грош.
Чтобы народ в неверии не умер,
Он в Думе с жадностью клевал на ложь.

Нас грабанули так, что только в гроб,
Украв все вклады, что на смерть копили.
Смерть – самый лучший землероб.
Что перед нею деньги –  горстка пыли.

Народ и эту проглотил пилюлю
Обмана облигаций, лжи заёмов, лотерей.
И продолжал гудеть в трудах, как улей.
Для взяток пасека – праобраз лагерей.

А олигархов, депутатов рати
Шли в рост. Их время – грабь и жуй.
Стращали нас оскалом НАТО,
Поганым словом Сэмовским – буржуй.

Мы вышколены "Старой школой",
Ведомые неведомо куда;
Мы уголь чёрный в потной штольне,
Стальной страны железная руда.

Работали вдвойне, как на войне,
Забыв про личное и роздых.
Мы вознесли трудами до небес
Рук пятипалые звёзды!

Сегодня всё, за что мы жизнь отдали,
Разрушено, разграблено дотла.
Как тяжелы на кителях медали,
Надетые на старые тела.

Я пишу не для тех, в ком смеётся душа
Над святынями прошлого трудного,
Верю я, что не этим уродам решать
О пришествии времени судного.

ОТЧАЯННАЯ СТАРОСТЬ
Когда придёт отчаянная старость
Не званная как дальняя родня.
Отчаянно осознавать себя как тару
И кантоваться до отчаянного дня.

С отчаяньем от берега отчалив,
Я уплыву в покой, в небытиё.
Туда, где нет веселья и печали,
Где нам не треплет нервы бытиё.

Где над стихами нет ночей бессонных,
Где  ненависти  нет и нет любви,
Где нет Земли закрытой зоны,
Нет воровства, измены и ругни.

Там нет  земного – грешного, хмельного,
Но мне не надо ничего иного.
Отчаянье  не даст нам выбирать,
А я бы выбрал здешний рай и ад!

Когда придёт отчаянная старость
Не званная как дальняя родня.
Отчаянно осознавать себя как тару
И кантоваться до отгрузочного дня.

Но есть и в старости такая просинь,
Когда с тобою мира красота,
И чувства вновь свежи как росы,
И так никчемны все счета.


БУМЕРАНГ
Я бумеранг. Кидаешь? Пусть!
Другого точно б не достала,
Но ты, куда б меня не посылала,
Я всё равно к тебе вернусь.

Я, как осенний, голый куст,
Который ты не доломала.
Мне, видно, мук с тобою мало,
Я всё равно к тебе вернусь.

Пусть на меня наводит грусть
Киданий глупая забава
И ты не Пушкинская пава,
Я всё равно к тебе вернусь.

Ты как Есенинская Русь,
Как рупор дальнего вокзала.
Пусть даже ты меня не звала,
Я всё равно к тебе вернусь.

Пророчествует  наша жизнь –
Она всё видит, как слепая Ванга.
Любовь – мой лагерный режим,
Серп режущего руки бумеранга.

Любовь опять меня  позвАла
Прожить с тобою жизнь ещё одну.
Одной мне жизни крайне мало.
Я всё равно к тебе вернусь.

Я всё равно к тебе вернусь,
Твоим немолчным эхом.
Пусть!
Я всё равно к тебе вернусь…

ЕЛЕНА ПРЕКРАСНАЯ
Нет Елены прекрасней
Всё твердили века
Есть Елены прекрасней
Та, что любит меня.

И Парис поневоле
Сверх Еленой  любим!
Слаще славы и  воли
Миг, когда мы одни!
 
АДМИРАЛ
Минёр, океанограф и полярник,
Отмечен золотою саблею за храбрость,
Но не сподобилось ему почить на лаврах
Кровавым ветром большевицким забран.
Готов он заминировать весь мир,
Чтоб к Родине не допустить врага,
Чтоб захлебнулся  реввампир,
Готов в Сибирь, хоть к чёрту на рога.
Он спас весь золотой запас империи,
Своими предан, как годится смелым,
Он за великую свою в Россию веру
Командует своим расстрелом.
Но он в последний миг, подобно Блоку, видит,
Как впереди народа в белом венчике из роз
Двенадцати апостолов воскресший лидер
Грядёт Иисус Христос.

Как революции не укротимы в дури,
Так утро юное закутано в ночах.
В Сибири белой на краю кромешной бури
В Россию кутается адмирал Колчак.
Трясёт Россию на кровавом сите.
И каждый прав и каждый ненасытен.
Как революции патологичен страх,
И прошлого отряхивая прах,
Её быть человечной не просите.
Струится кровь над правым делом,
Спелёнутым  Сибирью белой.
России распростёрлось тело,
А тот, кто жив, тот враг.
И только смерть, уничтоженье,
От жизни самоотреченье-
Россия виселиц и плах.

Россию оскорблять - не сметь!
Пусть даже если и сбесилась.
С ней можно только прИнять смерть,
Как праздник гордого бессилья.

БОГ - ЕСТЬ ЛЮБОВЬ
Бог начинается из страха,
Надежд, болезней, неудач,
Как высшая инстанция Госстраха.
Молитва к Богу – полис наш и врач.

И церковь –  лучший  психдиспансер
Для всех  калек и доходяг.
Она любовью, пением и счастьем
Нас лечит, заслонив от передряг.

Мы  пациенты церкви!
Ищем исцеленья,
Неистово молясь, целуя образа,
С надеждой, подползая на коленях,
Заглядываем в Божии глаза.

Напрасен зов, молитвы тщетны.
Его и вашу глухоту приму.
В скрижалях веры  лишь  Любви заветы.
И если кажется порой, что Бога нет и,
То, что тогда Любовь к нему.

И невдомёк слепым от страсти,
Слепым от  боли, почему
Не оставляют нас  напасти,
Хотя мы молимся  неистово  Ему.

И страстные мольбы к нему напрасны,
И нищенские руки ни к чему .
Всё суета и лишь Любовь прекрасна,
Одна Любовь!
Одна Любовь к Нему.

И всё вокруг в телесной оболочке:
Земля  лесов, морей, плодов, цветов
И эти Бога прославляющие строчки –
Всё это лишь одно – Любовь!

И ты земная в помыслах и плоти,
Я всё прощу тебе, родная, всё пойму.
Ты для меня,  в конечном счёте,
Суть воплощения земной  Любви к Нему.

Нет Бога?
Есть любовь к Нему!
Вся мудрость мира сводится к тому.

КАК МНОГО НЕУСТРОЕННОСТИ В МИРЕ
Как много неустроенности в мире,
Как много не свершившихся надежд,
Но мы для веры открываем двери
Где Бог – Наставник и Главреж.
Как много совершается ошибок,
И кто-то режиссирует нам их.
А мы немы, обречены, как рыбы,
Застывшие перед крючком на миг.
Простого счастья жажду не насытя,
Беспомощного страха не избыв,
Отсеивает жизнь нас через сито
И рвёт нам кожу острым краем дыр.
И режиссер имеет нас, как куклу,
А мы беспомощны пред волею его.
Упавшим в вере не протянут руку –
Подняться трудно, а упасть легко.
А нужно- то всего совсем немного:
Краюху счастья – дети, муж в узде,
Удачу за рукав пустой потрогать,
Чтоб  было всё, как у людей.

И нужен в жизни хоть один дебош,
А остальное, как у всех, – в терпёж.

КАК  Я ДЕЙСТВИТЕЛЬНО БЫ  ХОТЕЛ
Как я действительно бы хотел
Рабом быть у любимых ног.
Медиум мёда над грудой тел,
В нирвану ушедший йог.
Такая жажда Любви
Такая жажда!
Как будто горло Сахарой обвил
И умираю дважды.
Такая жажда Любви
Такая жажда!
Как будто ещё и не жил,
Как будто для женщин потной юрбы
Душу – не обнажил!
Как будто из тела окон-пор
Не лезут женщины - капли пота,
Бранятся, плюются - вечен спор,
Тела моего рвота!
Верь! Есть Любовь!
Ошейник на шею мне,
В руки тебе нить!
Хочешь сладеньким лимонадом заменить
Злую собачью кровь?!
Хочу как  Богине тебе служить,
Раб,  которого можешь высечь.
Я  пережиток: не могу без  любви жить
Как прочих миллионы тысяч.
Осторожные – как будто идущие к цели.
На деле – уставшие от кружения…
А я! С любовью в орущем теле
Плюю на мнимый позор унижения!

РЕВНОСТЬ
Спасусь с корабля, раздавленного в голове,
Волны с кожи сдирая жестью.
Остров обниму – первый человек –
Остров непуганой дикости женской.
Проживу с Робинзоново,
Всё начиная заново,
И вдруг замечу
Следы человечьи.
Конечно, разгневаюсь, буду мрачен,
Волосами дикости обросший.
Взвою, великолепно орогачен,
Отвыкший от этакой роскоши..
Я ли не нежил? О-О!
Я ли с тобою не жил? О-О!
И, одичавший квартирный житель,
Разъярюсь и с рваным рычанием
Грудь разорву, сердце отдам – жрите.
Я так ревную тебя.
                Отчаянно.

О ВОЖДЯХ
Надела осень серое пальто,
И зонт раскрыла в дождевое небо.
Листает осень листьев том
Читает покаянно книгу жизни;
И это время подлости вождей,
Мораль, как листья, покидает души;
И тот, кто не готов
всю жизнь прожить в нужде,
Уже по-волчьи наохотил уши.
Я стаю не виню, виной – вожак.
Он не свободен, он толпе обязан.
И удила во рту и крепкая вожжа,
И только так вожак с народом связан.
Но он, как пробка, вылетает из толпы,
И пена бешенства с губы стекает.
И в сдвиге все: селяне и попы,
И ослепленье и глаза стеклянны.
Разнуздывает, опьяняет власть
И мнится вожаку, что он свободен,
А он свободен только пасть
В пасть к озверевшему народу.
И где тот беспримерно мудрый вождь,
Которым правят Божии заветы.
Он орошает поле душ, как дождь,
И освещает путь потоком света.
Как много значит проповедь Христа –
Она, как яд, мудра, медоточива,
И с ней душа светлицею чиста,
Так жертвенна свечи власть.
Как многозначен у толпы инстинкт –
Она и зверь, она и святотерпец,
И вождь ртом окровавленным приник.
Вампир и донор, и целитель он, и цепень.
И как народу повезёт с вождём,
Такою и судьба ему показана.
Вождя такого мы уже столетья ждём,
Но все они пока одним дерьмом помазаны.

БЫЛО УТРО КАК ЮНОСТЬ
Было утро, как юность,
Белый взмах крыла.
Я видел, как белой голубкой
Утра ладья проплыла.

Вскрикнул – раненный, 
В простынь, как в жизнь, вцепясь,
Где вы годы. годы ранние,
Смойте налипшую грязь.

Солёное, юное, раннее
Туман застилает седой.
И плачет и зыблется давнее
И клонится под бедой.

О НЕСЧАСТЬЕ
Несчастный человек не может быть счастливым,
Его гнетёт, гнетёт, гнетёт громада дум.
Несчастье быть не может слишком малым,
Несчастье – это угнетённый жизнью ум.

С годами входит в сердце жалость к людям.
Быть может, это только для моей страны синдром.
О, Украина, ты когда счастливой будешь?
Несчастье даже лошади – её дурной седок.


СОДЕРЖАНИЕ

Опыт автомемуаров З
ПОЭЗИЯ ОСЕНИ
Осенний шелест 8
Осенний сарай 9
Внушение по Михаилу, Осеннее 9
И ветер ножевой 10
Обманула меня осень 11
Печать печали 12
Снегири 13
То заливаясь багрянцем 14
Четыре стороны жизни 14
Круговорот природы 15
Грусть Руси 17
Осень 17
Не каждый слышит осень 18
Слепой туман 18
Заветные слова 19
Осенние кресты 20
Померанчева осінь 20
Коза-осень 21
Кухня осени 21
Постепенно 22
Бархатный сезон 22
Вот такой я есть 23
Берёзовые стаи 23
Ей ничего уже не жаль 24
Поздняя осень 25
Лист упал 26
К осени 27
Март 27
Первый весенний день 27
Запах сирени 28
Пробуждение 28
ОСЕНЬ ЖИЗНИ
Предчувствие стихов 29
Было-было 30
Я бросал тебя 31
Задарма 34
К природе 34
Море в Сочи 35
Голгофа 36
Мой Бог 37
Дождь 38
Лежит собака 38
Вечность одиночества 39
Корчишь 40
Остынь- 41
Жанна Д’Арк 42
О щепетильности 43
Первая любовь 43
Сарай------------------ 44
К одноклассникам 45
Возвращение любовью 46
Жене--- 47
На Юбилей жены 49
Жене 51
Не плачь, мама 52
Чоловіча подяка в день Жон-Мироносіць 53
Сыну 54
Я говорю 55
Цветок кактуса 56
Себя оправдать 57
Молитва мертвецов 58
Свой день рождения 58
Ах, не хотелось 59
Ночь------------ 60
До звонка 61
Дураки-лохи 63
И на нашей улице 64
Я не люблю 66
Ангельское 67
В Раю--------------- 68
Апокриф 69
Иерусалим для всех 70
Репатриация 71
Наколка 73
Нормально-сумасшедшая 74
Русский Икар 74
Мне более всего 75
Вера  75
К религии 76
Блудный сын 77
ИЗБРАННОЕ из книги «Стишата» 77
Пой, поэт, пой 81
Гитарянка 81
Сны о Венеции 83
И  степенно-постепенно 84
Кто он – певец дождя? 85
Покайся, человече 86
День мой 87
Жизнь со стороны 88
Лилит 89
Лягушка 90
Старая память 92
Розовое здание 93
Середня школа 94
Заветы старой школы 95
Отчаянная старость 97
Бумеранг 98
Елена Прекрасная 99
Адмирал 99
Бог есть любовь 100
Как много неустроенности в мире 101
Как я действительно бы хотел 102
Ревность 102
О вождях 103
Было утро, как юность 104
О несчастье 104
Содержание 105













Литературно-художественное издание
( на русском языке)

СЕРИЯ
ЛИТЕРАТУРНЫЙ КЛУБ
( основана в 2016 году)

ПЕРЧЕНКО М. А.
Осенняя пора
Поэзия

Редакционный совет:
Федоров О.М.
Скорик С.И.


Художник обложки засл. худ. Украины Н. В. Коробова
Макет обложки, иллюстрации и верстка А. М. Перченко
Редактура и корректура автора

Подписано к печати 28. 10. 16. Формат 60х84/32
Условн.Печ. л. 3,6
Тираж 200 экз. Зак. № 138
Бумага 80 офсет. Печать ризографическая
Гарнитура Cambria

Отпечатано в типографии Перченко М. А.
Тел. 0671716460, e-mail: perchenkoa@mail.ru



Издатель Федоров О.Н.
«Друкарский двор Олега Федорова»

Адрес: а/я 24, Киев-205, 04205, Украина
e-mail: relaks-oleg@yandex.ru,
Свидетельство о внесении в Государственный реестр издателей,
изготовителей и  распространителей печатной продукции
серия ДК № 3668 от 14.01.2010 г.

      
МИХАИЛ ПЕРЧЕНКО
ОСЕННЯЯ ПОРА

Литературный клуб
(серия КЛУ)


 














КИЕВ
 Друкарський двор Олега Федорова
2016
УДК 821.161.1’06(477) -1
ББК 84(4Укр = Рос) 6-5
П27
СЕРИЯ
ЛИТЕРАТУРНЫЙ КЛУб
(ОСНОВАНА В 2016 ГОДУ)

Перченко М.А.
П27 "Осенняя пора". Стихотворения – Киев
Друкарский двор Олега  Федорова, 2016, -
108 с.
ISBN 978-617-7380-13-8

        Моя книга "Осенняя пора" уже своим названием обращена к Пушкинской осени  с желанием в меру своих сил воздать должное моему самому любимому поэту и самому любимому времени года.
        Поэзия осени органично связана с осенним периодом в жизни человека.   Осень  была бы ещё шире и глубже воспета  великим поэтом, узнай он все прелести  собственной старости. Мне же довелось узнать и такую печальную пору жизни и с позиций долгой жизни восхититься красотой осени, её многозначностью, её нерасторжимой, глубочайшей связью с осенью человеческой жизни.
Настоящее издание книги «Осенняя пора» начинает по инициативе автора издание книг серии «ЛИТЕРАТУРНЫЙ КЛУб», как приложения к газете Всеукраинского Твоческого Союза «Конгресс Литераторов Украины» (КЛУ) «Литература и жизнь». Полиграфически скромно оформленная серия, образцом которой является книга, лежащая перед вами,  должна обеспечить доступность для печатания книг самого щирокого круга талантливых авторов  и помочь изданию газеты КЛУ, крайне необходимой для плодотворного, тесного общения и публикации литераторов, в первую очередь, членов КЛУ.
УДК 821.161.1’06(477) -1
ББК 84(4Укр = Рос) 6-5

                ©  Перченко М.А., 2016
                ©  Літературний клуб (серия КЛУ)
                ©  Издатель Федоров О.Н. ,  2016
                ©  Типография Перченко М. А., 2016
               
ISBN 978-617-7380-14-5(серия КЛУ)            
ISBN 978-617-7380-13-8
ОПЫТ АВТОМЕМУАРОВ
”Воспоминание о себе”
Я родился давно и потому успел сделать много ошибок: закончил два технических ВУЗа, Университет Марксизма-Ленинизма и, тут же пропустил свой первый звёздный час,  сигнорировав  рекомендуемую аспирантуру, хотя по натуре исследователь-копун. По специальностям технолог, конструктор и электрик  25 лет на одном  Запорожском заводе  работал на кого-то, в том числе, и на совесть. Жил трудом, но с трудом. С первых же шагов в жизни столкнулся с  государственным и бытовым антисемитизмом и вместо школьной золотой медали, как запланированный и первый медалист, получил тройку за выпускное сочинение – сработала позорная советская процентомания. Как плакала моя учительница русского языка и литературы, ведь это ей поставили безжалостный трояк. От антисемитизма, рабства и рутины повсюду и в приёмной комиссии  Московского литинститута спасали меня только нетаковость, неуёмность и рвущаяся энергия. Занимался сразу десятком дел: бегом, гимнастикой, борьбой, волейболом, тяжелой атлетикой, академической греблей, собиранием личной библиотеки, с отличием закончил второй институт. Коллеги с удивлением присвоили мне высшее Запорожское звание «Второй  Днепрогэс». И всё же мечты остались при мне – они не сбылись. Не хватило рискованности и раскованности, разборчивости и, главное, целеустремлённости. Талант без смелости – ничто и я банально пролетая, простаивал. Позднее пришло понимание, что инженер, техника – это не моё. Начал осознавать, что я могу быть лучше других только в литературном труде. И только жанр афоризма, как определённо мой, утвердил меня в выборе предмета самоутверждения. И, конечно,  поэзия, которая всегда была со мной! До 19 лет имел пугающие меня проблемы с ощущениями своего тела. Закрывал глаза и тут же всё тело с нарастающей скоростью изъязвлялось, коробилось. Порой казалось ещё немного и насквозь. Невропатолог успокоила, что с возрастом всё это исчезнет. На белый билет это не тянуло, да и не понадобилось, ибо я сразу после школы поступил в институт и по окончанию оного честно отслужил в Армии, выйдя из неё лейтенантом, командиром батареи тактических ракет. С поступлением в институт ни меня, ни коллег-студентов ничего во мне уже не коробило. Но, видно, остался этот формальный изъян в моей поэзии и афористике, от которых коробит абсолютно всех здоровых, правильных авторов и критиков по сей день и из-за чего я не смог убедить конкурсную комиссию Московского Литинститута им. Горького в моей профпригодности. До 19 лет с последующими неоднократными рецидивами с лёгкостью и мастерством и попытками практического применения в целях обогащения и спасения от опасностей регулярно разными стилями летал во сне. Реальность этого была такова, что пробовал летать, проснувшись. Удивлялся и огорчался, что не получалось.
Ощущение удивительной силы слова началось в глубоком детстве с поразившего меня нового для меня имени соседской девчонки Вики. С тех пор признал викторию слова и, облачившись в доспехи слов, вооружился словами до самих  зубов, которые демонстративно показываю и в беде и радости, в каждом афоризме и каждом стихотворении. В силу данной мне фамилии Перченко, мои фразы и стихи все обильно перчёные. Дал же Бог такое острое и жгучее, зачастую портящее отношения с коллегами,  счастье.
Так как поэт – ровесник своему новому стиху,  с каждым новым стихом впадаю  в глубокое детство. Поэтому в поэзии до глупости искренен. Жизнь – это вечность, сжатая до мгновения.  Именно с осознания этого, начал говорить и мыслить предельно краткими афоризмами. Пессимистическими: ”Шли годы¬ – неизвестность гения росла”, „Дар слова – в молчании” и в меру жизнерадостными: ”Жизнь – это ожидание жизни” и ”Крутиться рад, выкручиваться тошно”. Был истым, верным пионером и комсомольцем. Из идеологической веры ушел в идейный бизнес. Но бизнес – дело тонкое, а там, где тонко, там  рвёт. Перебывал одним из учредителей и генеральным директором Запорожской издательско-полиграфической фирмы «Индустрия» и Московской совместной российско-украинской фирмы «Единство». На таком названии наивно настоял я.  С развалом СССР единство закончилось, а развал продолжается и сейчас. Но ещё до этого недружелюбного развала, в крутые годы перестройки моя, похоже первая в Украине, коммерческая издательская фирма «Индустрия», стала в огромной стране пионером издания многотиражной массовой, популярной переводной западной художественной литературы. Этот издательский бум, предопределённый возможностями и требованием романтичного,  растерянного постсоветского времени 90-тых годов с самым читающим в мире населением, начался с издания моей фирмой "Индустрия" в собственном переводе многотомных сериалов исторических авантюрных романов замечательной француженки Жюльетты Бенцони. Первый том, несмотря на ужасающий книжный дефицит и всеобщий  читательский голод, завоёвывал советского читателя более года. Долг фирмы вырос до 80000 долларов.  Но пришло время и сериал заслуженно превратился в бестселлер, рейтинг которого затмил одиночную и великую «Анжелику» Галонов и стал счастливым примером для всех захиревших поголовно к тому времени издательств на  всём постсоветском пространстве от Москвы до Баку и от Таллина до Сахалина. Большая часть их и занялись  азартным тиражированием изданных нами  сериалов Жюльетты Бенцони "Марианна звезда для Наполеона" и "Катрин". Некоторые в своём переводе, а остальные просто воруя наш перевод. И пошла и поехала писать губерния! С этого момента изголодавшуюся по книге страну начала захлёбывать переводная зарубежная литература, открыв великую и ужасную эру коммерциализации издательского дела, прорвав все заторы и запруды своим неутолимым, мощным потоком, управляемым только сомнительным, но щедрым читательским спросом. И, хотя я достаточно иронично оцениваю всю свою издательскую деятельность своим же афоризмом " Перевод бумаги с иностранного", не могу не гордиться своим вкладом в редакторское  и  издательское дело. Врождённый вкус к слову меня не подвел. Нет слов выразить всю свою благодарность и восхищение талантом, эрудицией и старинной, антикварной образованностью истинного украинского интеллигента, аристократа, потомственного украинского дворянина Николая Павловича Куща, полиглота, знавшего французский язык так же блестяще, как и родные ему украинский и русский языки. Этот незаурядный человек, работал несколько лет переводчиком в моей фирме "Индустрия". Благодарю его и за то, что  позволил мне стать редактором и издателем его переводческих шедевров. И, хотя  переводы частично представляли из себя лишь добротный подстрочник,  книги получились удачные, – ими зачитывалась вся страна.
Горжусь, что являюсь инициатором и одним из организаторов юбилейного Цветаевского фестиваля «Формула  огня» и одним из организаторов  знаменитого сегодня фестиваля «Звезда Рождества» и тем, что являюсь активным автором уникального, академического сайта Светланы Скорик Школа поэзии Stihi.pro.
К жизни отношусь с позиций поэта и бизнесмена. Одно другому страшно мешает, не позволяя сделать по настоящему что-либо значительное ни в бизнесе, ни в литературе. Поэтому не стал ни бизнесменом-миллионером, ни популярным писателем, но  продолжаю искать себя, умного, талантливого, работоспособного. Нашёл в своей афористике и поэзии. «Переоценивая себя, немудрено попасть в разряд уценённых», но и «Наговаривать на себя уместно только на приёме у врача». Эти два моих личных, авторских афоризмов  всегда со мной. Всегда остро ощущал голод общения с интересными и нужными мне для работы и отдыха людьми особенно с земляками – талантливыми людьми, поэтами, музыкантами и афористами. В родном Запорожье прямо на месте нашёл в поэзии:  очень много доброго сделавшую для меня, вернувшую меня в поэзию Светлану Скорик. Нашёл Маргариту Мыслякову, Лорину Тесленко, трёх Татьян Гордиенко, Окуневу и Осень, позже Ларису и Веру Коваль, маститого Григория Лютого, в Киеве блистательных Марию Луценко и Ирину Иванченко, в афористике Олега Келлера и Юрия Базилева, Даниила Карминского, в авторской песне Елену Алексееву, Юрия Ланеева, Евгения Гринберга, Анну Киящук, семью Богдановых, семью Сазоновых – исполнителей моих песен, неуловимого Анатолия Сердюка.  Открыт и для других близких мне талантливых авторов и исполнителей. Люблю мою Украину и мой родной великий русский язык. Украинская "мова" Тараса Шевченко, Михайла Коцюбинского, Лины Костенко и земляка Григория Лютого также всегда со мной, завораживая богатством, талантливой изобретательностью, уникальной певучей поэтичностью. Всё остальное обо мне в моих стихах, юморесках и афоризмах, частично представленных в моём первом очень не совершенном во многих отношениях сборнике "Дар", напечатанном в Московской издательской фирме "Единство” и в двух последующих сборниках моих поэтических и прозаических афоризмов: «Стишата» 2011 года издания и «У мозговой извилины» 2012 года издания. Готовлю к изданию ещё три своих сборника стихов и прозы. В Интернете на сайтах Stihi.pro, Stihi.ru и в Facebook. частично представлено то, чем я могу быть интересен не только себе. Мой электронный адрес  perchenkoа@mail.ru. Печатался в московской газете «Аргументы и факты», всеукраинской литературной  газете «Отражение», международном литературно-художественном журнале «Ренессанс», международных литературно-художественных альманахах «Провинция», «Звезда Рождества» и «В стенах Серебряного века», в Одесском юмористическом журнале «Фонтан», в Альманахах «Афорист» Московского Клуба Афористики» “, и местной прессе. Являюсь лауреатом и дипломантом литературных фестивалей и конкурсов.
Всю мою сознательную жизнь можно разбить на многолетние периоды, когда я фанатично увлекался очередным кумиром из мира поэзии: Пушкиным, Франческо Петраркой,  Блоком, Есениным, Маяковским, Уолтом Уитменом, Пастернаком, Мариной Цветаевой, Евгением Евтушенко, Владимиром Высоцким. В афористике: Мишелем Монтенем, Игорем Губерманом, Эдуардом Сервусом, Ежи Лецем, Эти имена  безраздельно владели мной, обожествлялись мной и формировали меня. Кроме этих богов со мной всегда вся красота Земли и Неба и у этой красоты тоже есть свои имена и этих имён не счесть. Самое главное, что  я ценю в жизни, что держит меня более всего в мире людей – это человеческий талант, человеческий гений. К слову, вот один из моих «весёлых» афоризмов из статьи «Постфактум самоуничтожения»: «Талант – это загубленный гений». Сегодня для меня нет ближе и дороже моей великой землячки Скорик Светланы Ивановны, чей гений поэта, литературоведа, критика и отзывчивого, доброго друга для меня бесценны.
В 2006 году удостоился чести быть принятым  в “Межрегиональный союз писателей”(МСП) и Всеукраинский творческий союз “Конгрес літераторів України”(КЛУ), в 2013 году – в Московский клуб афористики.
Это вступление, как образец моей будущей книги прозы, я решил написать сам, т.к. больше, чем я, обо мне никто пока ничего толком не знает. Закончу вступление своими афоризмами: «Замечательных обычно не замечают» и «Откровенность – как ей не хватает сдержанности». И, хотя я утверждаю очередным своим же афоризмом, что «Дар слова – в молчании», вокруг нечто такое творится, что я не могу молчать и, в меру дарованной мне Высшим Творцом, власти над Словом, буду творить до последнего осеннего книжного листа. Считаю необходимым и возможным достойно встретить осень своей жизни.















 

ПОЭЗИЯ ОСЕНИ
«УНЫЛАЯ ПОРА! ОЧЕЙ ОЧАРОВАНЬЕ!»
АЛЕКСАНДР СЕРГЕЕВИЧ ПУШКИН

;;;
ОСЕННИЙ ШЕЛЕСТ
Осенний шелест листьями мерцает,
Продрогший лес вздыхает и молчит,
А паутина солнце собирает,
Паук затих и осень ворожит.

Да есть такая осень, оголяясь,
Она вам шепчет и зовёт к себе.
На всю листву,  в последний раз гуляя,
Она как бес с прорвавшихся небес.

Гася рябин обугленные свечи,
И с паутиной отшептавших уст
Она для тех, кто глубиной отмечен
С поэзией сравнимых чувств.

И каждый раз как девочка святая,
Вновь оголяя тела бересту,
Она дрожит, за каждый лист хватаясь,
Опалы слёз стекают по листу.

Осенний шелест листьями мерцает,
Зима в промозглости  слышна,
И вечный дождь течёт
и не мельчает,
И мокрая желтеет тишина.

;;;
ОСЕННИЙ САРАЙ
Крыт  сарай золотым листом,
Это осень - бесплатный кровельщик.
Жизнь всю жизнь оставлял на потом
Ни черта я сегодня не стоящий.

Ах, корявые, голые, чёрные,
Вы деревья, красу растерявшие,
Поглупевшие, не учёные
И никем в этой жизни не ставшие.

Ах, деревья, и я такой же,
Перед осенью вдрызг обнажён.
Слава  Богу, что в собственной коже,
Потому что не лез на рожон.

Снова осень в привычном  обмане.
Что, добыча твоя не та?
Что возьмёшь с меня – в каждом
кармане
Лишь осеннее злато  листа!

ВНУШЕНИЕ ПО МИХАИЛУ
Я вам внушаю по стихам.
Гипноз ли это или наважденье,
Распевы мысли, птичий гам
И непредвзятость наслаждений.

Ведь осень сыростью своей
Внушает плач и холод года,
Усталость от прошедших дней –
Остаток ложного дохода.

Я вам внушаю по стихам
«Евангелие по – Михаилу».
Я раздуваю слов меха,
Чтоб выковать ваш дух и силу.

Прислушайтесь к моим стихам,
Там звёзды спят, там спят туманы,
Там спят безмолвные снега,
Как спят влюблённые в обмане.

Там в высоте спит глубина,
Тесня обжитые просторы.
Чтоб с вашим сном ушла вина,
Стихом над вами буду вторить.
Вторить,
как пьяница над стопкою вина.

ОСЕННЕЕ
Щедра на золото осенняя пора,
Вдовой берёзка в золотом уборе.
Всё в прошлом – радости и горе,
И в тягость мудрость и года.

Но сколько б не стелила под ноги
листву,
Ссыпая золотые купы листьев,
Ей не вернуть прошедшую весну,
От молодости ей не откупиться.

И ВЕТЕР НОЖЕВОЙ
И ветер ножевой, как на шабашку,
Выходит в осень,
злой и равнодушный,
Душить, заламывать, душманить,
Срывать с ветвей
последнюю рубашку.

В незатухающую боль
Лишь смерть приходит, как спасенье.
Лишь с помощью её
ты справишься с собой,
Роняя золото
прощальных слов осенних.

ОБМАНУЛА МЕНЯ ОСЕНЬ
Эх ты, осень с повадкою лисьей
Обвела меня, будь ты неладна.
                Б. Ткаля
Обманула меня осень, обманула,
В золотые свои краски обмакнула.
Гримирует, тратит макияж
На морщины из потерь и краж.

Подвела меня ты, осень подвела,
Величальной песней беспечальной,
Нашептала, нагадала, наврал,
Что же ты молчишь, не отвечаешь?

Нищая в былом своём богатстве,
Растеряв последнюю  листву,
Ты приходишь в души  побираться,
Словно в храм к распятому  Христу.

Я не ждал тебя – я думал: лето;
И не заходи, вот так и стой в двери.
Мне, похоже, ничего уже не светит;
И не приукрашивай, не ври.

Ты пришла, ещё стыдясь, и просишь.
Я тебе копейки не подам.
Я тебе уже не верю, осень.
Как не верю собственным годам.

В планах у меня на завтра
Уйма дел – ещё на жизнь.
У меня ещё на ужин завтрак,
Не мешайся, осень, отвяжись.

Облетают, облетают дни и листья,
Клин за клином унесло мечты.
Думал,  век мой вечно будет длиться,
А он, вот те на, уже впритык.

ПЕЧАТЬ ПЕЧАЛИ
(шесть осенних листьев)

1
Листвы осенней
пожилая свита
сквозь тишину
осипших голосов
роняет в прах
осыпавшийся
свиток,
шумевших
в юности
лесов.
2
Как мы шумели,
как мечтали;
И вот он
под моей ногой
опавший лист –
печать печали,
как символ
вечности
нагой.
3
Листвы осенней
ропот вечен.
слова падут листвою,
с уст,
Но счастлив тот,
кто глубиной
отмечен
с поэзией
сравнимых
чувств.
4
Жизнь
с каждым днём
дороже и прекрасней.
В ней ты – любимая
и музыка, и свет.
Мы на Земле
встречали
не напрасно
цветущей
юности
рассвет.
5
И было утро,
светлое, как юность.
К ногам прилипнув,
жалась к нам
листва
В ещё густой траве
залогом грусти
хвостом вильнула
осени
лиса.
6
И разве может
быть напрасным
кипенье этих
юных лет.
Благословим,
мой друг
прекрасный,
любви
сиреневый
рассвет.

СНЕГИРИ
Осень – бесстыжая девка
Сбросила тяжесть одежд, –
В этом движении древнем
Столько любви и надежд.

Столько надежды на счастье,
Зимних предчуствий весны, –
Рвутся к святому причастью
Полубезумные сны.

Вот оно чувств чародейство,
Голое чувство надежд, –
Длится  бессрочное детство
В жажде чудес.

Ветви руками в замахе
Пали на плечи зимы, –
Ветром надежды пропахшие
Осень и мы…

Чтобы сквозь холод сугроба
Ухом промёрзшей земли
Слушать, как клёво в клювиках
копят
Вёсны в снегу снегири.

ТО  ЗАЛИВАЯСЬ БАГРЯНЦЕМ
То заливаясь багрянцем,
То восковой желтизной,
Что понапрасну стараться,
Казниться осенней казной.

Не выпросить света у черни,
Всю землю  листвою   устлав,
Ослепленный мщеньем чеченец
От крови багряной устал.

На  светлой личине печали
Размазана слякоть и тьма.
У слова цветного вначале,
На завтра седая зима.
;;;
ЧЕТЫРЕ СТОРОНЫ ЖИЗНИ
Когда осень заметает следы,
осыпая листву на дороги,
до какой тоски, до какой беды
довести способны итоги.

И когда дожди, да, дожди горят,
Так слеза горит оголтело,
языки огня на костре шевелят
голую душу без тела.

В прелости влажной лесной
мокрый до нитки, хоть выжми,
щупает палкой слепой
четыре стороны жизни.

КРУГОВОРОТ ПРИРОДЫ
"Свидетельствуем мы
                Сосулек суицид!"
                Г. Сусуев
Весенний вкрадчивый зачин
грядущим действом  жизни дразнит,
и многоточием грачи,
и каждый грач, как Стенька Разин.

Уголья жгучие, с лоснящейся искрой,
с дыханием весны под крылья.
На поле хлебном черною икрой
из банки, что весна открыла.

Рожденья праздник наступил,
и почки как с бутылок пробки.
И лето – праздник жизни, жизни пир
уже не юный и не робкий.

Взрослея, округляясь с каждым днём,
грузнеет лето пиршеством природы.
И только лето, только в нём
все будущие роды.
Дары, перед которыми и Крез померк,
феерия  подарков праздных,
и осени холодный фейерверк
помпезно завершает жизни праздник.

Как злость по поводу пародий,
нас обнажавших невпопад,
так проржавевшая природа
готова рухнуть в листопад.

Холодною рукою ветер тронет
раздетую ветлу в растрёпанном платке.
Деревья голые сжимают листья в кроне
как нищий  мелочь в кулаке.

Зима ослепшею метелью
метёт по жизни, как метла;
снегов постели мягко стелет,
перегоревшая дотла.

Лежит зима в сугробном одеяле
покойною холодностью чиста,
чтобы поля, в беспамятстве сияя,
всё начинали с чистого листа.

Весна!
Насупленный в сугробах снег
минуты жизни холодно итожит.
Простуженной весны  отчаянный набег,
и тонкой наледи шагреневая кожа.

Земли проснулся негр – он вновь
снимает шубу, чтоб согреться,
и солнца трюки на трапециях
осевших на полях снегов.

Капели участился пульс,
И негр, сверкнул зубов
занывшей льдинкой,
ещё он не проснулся,
он, как поле, пуст,
но черновик земли уже родился.

Конец зимы.
Уже строчат писцы:
"Свидетельствуем мы
Сосулек суицид!"

Весенний, вкрадчивый зачин…
И многоточием  грачи…

ГРУСТЬ РУСИ
Я люблю осень. Очень!
В лесах негаснущих пожаров красота.
Мне нравятся её заплаканные очи
И рощи оголённой маята.
В ней грусть Руси,
В ней запах чая с липой,
В ней улетающих гусей
Прощальный гогот с хрипом.
В ней красота раздумий,
Оголённость чувств.
Глазами жёлтых мумий
Мерцает жёлтый куст.
В ней зрелость, мудрость
И, петлёю груб,
Уже прощён Иуда,
Слова на гроб упали с губ.
Она уже распята
На собственном кресте,
И горестна расплата
За жизнь не во Христе.
И вся она земная
Легко несёт свой крест
И, умирая, знает,
Что Бог её воскрес.

ОСЕНЬ
Жмутся цветы к кустам.
Осень пришла на землю,
Желтою тенью креста
Всех осенить,  кто ей  внемлет.
В сердце растет благодать.
Солнца последний взгляд.
Жаждет осень отдать,
Тянется к тем,  кто ей  рад.
Все отдавать до последнего –
Осень, такой твой удел.
Все отдавать – это бредни!
И оставаться без дел?
Но во спасение веры
Желтое тело распни.
Синие ветви как вены
Голых руки и ступни.
Снег всё забвеньем  засыплет,
Дар превращая в ничто.
Вот и вся твоя прибыль –
Ты  ни при чем!

НЕ КАЖДЫЙ СЛЫШИТ ОСЕНЬ
Не  каждый слышит осень,
Не каждому её слова,
Но всех она перед уходом спросит –
Такие у неё права.
Отжившее пора как листья
сбросить,
Избавиться от мишуры,
И каждому дана такая осень
Как очищение души.
Час увяданья,  закат.
Благостен он и печален.
Жизнь предо мной, как строка.
Слово Господне в начале.

СЛЕПОЙ ТУМАН
Слепая осень в саване тумана.
Румяна листьев на морщинах скул.
На коллажи чудные Параджанова
Сгребает ветер пёструю листву.

Туман в глазах твоих от расставаний,
В глазах, ослепших от осенних слёз.
Туман подранком заблудился в стае,
Какой тут со слепого спрос!?

Ступив с порога  в сумрак волглый,
Не доверяя зрячести ума,
Стоит, застёгнутый на молнию
                по горло,
Дорогу потеряв, слепой туман.

ЗАВЕТНЫЕ СЛОВА
И есть ли те заветные слова,
В которых только смысл явленья.
О, этот заслонивший всё завал
С застрявшей в теле молнией моленья.

Уходит в землю молний блеск
И спичкой догорает роща.
Как ты ничтожен слова треск,
Как оголтело в осень роща ропщет.

И есть ли эти нужные слова,
Начиненные жертвенным безумьем.
Или они сгорают, как дрова,
Бессмертие которых я придумал.

Из пустоты, из ничего
Начинкой зреющего первовзрыва
Сорвалось Слово нервною чекой,
Родив прекрасное из гнойного нарыва.

Ассоциаций  радиационность фона –
Невидимого прошлого  лучи;
И наполняется  души пустая форма
Из беспредельности пучин.

У вечности невечных мыслей нет
Она немыслима без наших посягательств.
Вложи в копилку несколько монет,
К тебе вернётся больше, чем потратишь.

Из глубины веков неугомонных
К нам изподгробья взглянет мысль.
И слова вечного  урок  уронит –
Твори, творец, и, радуясь, томись.

;;;
ОСЕННИЕ КРЕСТЫ
Осенние кресты –
печаль разлуки,
знак указующий
в конце пути.
Осенние кресты –
раскинутые 
руки,
как приглашение уйти.

По сердцам, как по листьям опавшим,
По печали из желтой листвы,
По надеждам, без вести пропавшим,
Ставит осень на память кресты.

Над прошедшим, над сладким, недавним,
Над вчера, что стоит у дверей,
Что, как ветер, врывается в ставни
и не хочет никак умереть.

По мечтам, как по листьям опавшим,
На тропинке из мокрой листвы,
И на жизни, так жизнью не ставшей,
Ставит осень
живые кресты.

ПОМЕРАНЧЕВА ОСІНЬ
Води сріблистість
Листопад вогненний.
З калюжі листя
Тягне вітру невід.

Літа сріблять вологі скроні,
Стули в кулак простягнуті долоні 
Зітри з очей сльозу – то є вода.
Несе народ мій листям на майдан.

Мій ранок померанцем плине,
Я молодію разом з Україной.
То осінь, підхопившись вранці,
Вирує на майдані в померанці.

КОЗА-ОСЕНЬ
Проснулся рано,
Продрал глаза.
В окошке осень –
Рваная коза.
Соски, как кукиш,
Рога, как перст.
Коза от скуки
Роняла шерсть.
Ах, сколько в этой
Козе тоски,
Висят над миром
Её соски.
Рога её
Не стоит трогать
При подведении
Итогов.
Коза кудлатая, рудая,
Не устают
Тебя доить.
Ты всем,   
Кто чует осень,
Даришь –
Прощальных
Строчек
Козий,
Аудит.

КУХНЯ ОСЕНИ
Как рыба чистится осенний лес,
Повсюду чешуя из слов и листьев,
Весь стол земли под ней исчез,
Как быт под грузом лживых истин.

Засыпан перламутром хмурый лес,
И трёт трава ослепшие глаза в ней.
Ледком прихваченный порез
 Кровится  болью расставаний.

Лежит земля разделочной доской,
Трепещет рыбы вспоротое брюхо.
Стрелецкий повторив раскол,
Молчим – чужие у себя на кухне.

ПОСТЕПЕННО
Я постепенно привыкаю к старости.
Я становлюсь степенней и мудрей.
Я берегу себя от жизни и усталости,
От доброты, от песен, от людей.

Прощаю слабость и провалы воли.
Ошибки, неизбывную вину.
От страсти, радости и боли
Напяливаю на себя броню.

О, молодость – пора  желаний,
Томлений, ожиданий и мечты.
Всё, что сгорело, более не ранит.
Любовь, ты на свободе, даже ты.

Я открываю клетки: улетайте.
Без завтра, без долгов и без границ.
Ведь в старости мила одна отрада:
Следить полёт освобождённых птиц.

БАРХАТНЫЙ СЕЗОН
Смета, смута, чернозём,
Времени такая малость.
Лист и я чего-то ждём,
Не упали, зазевались.

Осень – выставочный зал
Весь в излишествах барокко,
Осень – пристань и вокзал
Для пророков и пороков.

Поезд люкс, не товарняк
Для осеннего дранья.
Окна – вернисажи грусти
С занавесками предчувствий.

Осень – тянут ели шеи,
Ропот листьев так слышнее.
Станция «Осенний сон»,
Отдых.  Бархатный сезон.

ВОТ  ТАКОЙ  Я  ЕСТЬ
Вот такой я есть, таким останусь.
Если хочешь, то таким прими.
Я с привычками своими не расстанусь:
Возраст мой спокойней пирамид.

Дорогая, я к себе привык, наверно.
Паника, взметнувшись, умерла.
Сердце – метроном  отстукивает мерно
И в душе прошла годов метла.

Лишь затихнет суеты настырный голос
Одиночество задышит у виска.
Боже мой, как около всё голо.
Пустота – себя не отыскать!

БЕРЕЗОВЫЕ СТАИ
1.
Улетели вновь березовые стаи,
Отплели  зелёную косу.
С криком  журавлей  вдали растаяв,
Унесли в глазах росу.

Улетали длинноногие,
Разбежавшись по жёлтой траве,
Меж дождей далёкие дороги,
Позади притворенная дверь.

Мне с тобой и радостно и грустно.
Как мне прошлое под этот шум сберечь?    
С листопадом воздух перемешан густо,
Сладко грезится под листопада  речь.

Тихо, тихо…  Давай подождём,
Под красотою душу чистя.
Я так люблю под осенним дождём
Слушать и слушать листья.
2.
Весной очень тянет к людям,
Себя раскрываешь в каждом дне.
Осенью  отшельником  безлюдным
Бродишь с красотой наедине.

Сквозь жёлтый шелест листьев –
Одежд, что стыд и стынь снимать,
Сквозь хруст замёрзших луж речистых
Бесстыже пялится зима.

А ветер зябкою рукою
Перебирает золото листвы,
И листья  дарят ритм покою,
И чувства зрелы и чисты.

В твоих глазах от листопада густо,
Как в звездопад, где за звездой звезда…
И, кажется мне, машет, машет грустно
Берёзок стая у тебя в глазах.

ЕЙ НИЧЕГО УЖЕ НЕ  ЖАЛЬ
Ей ничего уже не жаль
И ничего  она не прячет…

Как пышно умирает осень,
Лишь миг один влечёт печаль.
Ей только б торопливо сбросить
Из паутинок липкую вуаль.

И обнажить созревшее желанье,
Последнее, быть может, на веку.
Осенней ранью бабье лето ранит
Безумной лаской сердце старику.

И осени двусмысленные дни:
То сумрачны, то солнечны и ясны.
Они живут мечтою ненапрасной,
Полны надеждами они.

И в жёлто-белом золоте берёз
Ей в ожерелье антикварном красоваться.
Жемчужные опалы тихих рос,
И солнечных лучей на паутине пяльцы.

Ещё в крови багрового мерцанья
Листва течёт из вен ветвей.
Горит рубцами отрицанье
Плоть усмиряющих плетей.

Ей ничего уже не жаль
И ничего она не прячет.
Её такой я в жизни ждал,
Так жадно, как игрок удачу.

ПОЗДНЯЯ ОСЕНЬ
На кроне иней выткал кружева.
Дрожит берёзка девицей в исподнем.
Глядится осень красотою поздней
В подмёрзших луж расколотые зеркала.

И горестно ей сознавать,
что время подводить итоги.
Холодными ветвями трогать
сулящие бессмертье образа.

Вот только к лету расцветая,
Природа с радостью была обручена.
Возможность счастья отрицая,
Она уже  на смерть обречена.

Прощанье с осенью, простуженные
крики
ворон, чей чёрно-белый лёт
на белый снег и на зеркальный лёд
размашисто впечатывает блики.

Осенняя пора, пришла твоя пора.
В морщинах жухлых листьев
Стоит она у стылого одра,
Как символ временности истин.

И увядая в красоте былого
Она живёт, неся свой крест.
Венчальный призрак аналоя
Не угадать на черни чресл.

По кроне иней выткал кружева.
Дрожит берёзка девицей в исподнем.
И стынут луж, прихваченных морозом,
расколотые зеркала.

ЛИСТ УПАЛ
Горсть листьев осенних –
последние листы моих черновиков.
Взгляд где-то, он рассеян,
как мой народ, по пустоте веков.
Сосредоточенность мне не даётся,
Мне мил неясный сон.
Он любопытен, глуп, как детство,
Плывущий за руном без карты, как Язон.
Почти болезненность, боязнь финала
безумных планов, истовых идей.
За мной года настойчиво сигналят:
«Зелёный свет свободен от людей».
Шалить уже умеет только сердце –
вам объезжать, а мне стоять.
Здесь ни к чему моё усердье –
жди ликвидатора и сил не трать.

Лист упал!? Это мир мой упал.
Да, красив – золотисто-багровый.
Дождь, как Божья роса, –
ослезнённый опал –
отмывает от грима и роли.

К ОСЕНИ
Мой голос, падая, не слышен,
Как осени летящий лист.
Хоть осенью ты в кроне лишний,
Лист золотой, упасть не торопись.

Но коль упал, укрой хотя б частицу
Родной земли, прижатый под ногой.
Твой голос шелестяще-птичий
Грустит над Родиной нагой.

Страна, как детство, не стихая,
Была и ветрена, и буйна, и тиха.
Степная и древесная, лихая,
Жива предчувствием стиха.

Работа Родине во благо,
Наивная, быть может, вера в то,
Что пот твой – это влага
Полям пшеницы золотой.

МАРТ
Веточку марта луч солнца пригубит,
Палец прижму и послушаю пульс.
Любит – не любит? Любит – не любит?
Пульс запущу, пусть и слаб он и пуст.

Любит – не любит. Пульс тише и еле,
Снова ушёл, как уходят к другой.
Жизнь ещё спит насторожено в теле,
Но набухает как почка весной.

ПЕРВЫЙ ВЕСЕННИЙ ДЕНЬ
Первый день рождён весенний,
Мёрзлый, зябкий и босой.
Он стучится солнцу в сени
Коченеющей рукой.
Солнце вышло, нежность лавя
Из сосков-лучей,
Отогрелся, выпив пламя,
Зажурчал в ручье.
Выходи, светило,
Встретим новый день!
За сердце схватило
И по клетке – звень!
Столько силы - прёт наружу.
Эй, хочу красивую.
Если только обнаружу,
Сразу изнасилую.
Солнце вышло, жмурясь точкой,
Хитрое, как глаз блесны.
Сердце распускалось клейкой почкой.
Весело качаясь на стебле весны.

ЗАПАХ СИРЕНИ
Вечер в трепете и смирении
Ночи припал к ногам.
Терзал меня запах сирени,
Да соловей измывался – хам!
Запах  сирени,  черёмухи запах.
Запах!
Берёзки белая грудь
У ветра в ласковых лапах
Вздрагивает чуть – чуть.

ПРОБУЖДЕНИЕ

                "Хотя гуляет ветра плеть"
                Г.Сусуев
Ещё гуляет ветра плеть
Степенно, без азарта, вяло,
Спросонья стягивает степь
Снегов худое одеяло.

Лицом темнеет грязный снег,
Земля оттаивает сердцем,
Предчувствием весенних нег
И острых, языковых специй.

 
ОСЕНЬ ЖИЗНИ
Осенняя пора обвыта и отпета.
Как эта грусть обнажена, стара.
Любимая, пойми, что осень для поэта
Намного больше, чем пора.

Так красоваться, опадать, стареть
И плакать о себе сквозь мрака проседь.
Как мы едины по поре,
Осенний я и моя осень

ПРЕДЧУВСТВИЕ СТИХОВ
Предчувствую свои стихи,
Гармонии напев старинный.
Моя в них святость и мои грехи,
В них свет печали стеаринов.

В них гнев и праведная злость,
Горящая горючими слезами,
В них грусть мерцающей золой
И радость бала в шумном зале.

Сквозь мирное молчание миров
Предчувствие страстей необходимых,
Шум дружбы, праздничных пиров,
И почести лихого заводилы.

И преклоненье в трепетной тиши
Перед  гармонией небесной.
Возьмись за дело – сядь, пиши,
Для слова твоего пустует место.

Но песня вновь не та и не о том…
Виною осень в мраке золотом.
Нашелестела, надождилась малость
А то, что нужно, вновь не написалось.

БЫЛО – БЫЛО
Было-было-было. Неба плащ с плеча.
Бил по темечку о счастье звёздный час.

Молодость не скупится  на глупьё,
Молодость не зарится на старьё.

Память лишь останется для тетерь.
Жизнь она такая вся – из потерь.

Помнится хорошее – что жалеть.
Рукавов не надобно, коль без рук жилет.

Рук на жизнь не хватит, чтобы всё хватать.
Телогреечка на вате да и ту латать.

Ах, латать – не летать,
коли ты домушник-тать.

Сам себя и обокрал.
Лишь не тронул барахла.

Было-было да прошло.
Рюмку в горло – не пошло.

Горла не хватило – душит спазм,
Но от суицида тело спас.

Вот живу, живу я – вечно стар.
Если поднатужусь, доживу до ста.

Было-было-были молодость, задор.
У меня на это массовый замор.

Косит жизни радость трезвый серп ума.
Ум – такая гадость, хуже, чем чума.

Старый ум упёрся в здравость жизни тупо,
Понимает ум, старея, что за счастье – глупость.

Из небес склерозных вспых протуберанцем.
Генеральский жезл – старой костью в ранце.

Было-было-было и мечты и гонор.
Как их доходяга с костылём догонит.

Было-было-были и любовь и страсть
Было-было-было, чтобы всему пропасть.
Жизнь – она воровка, ей бы только красть.

Я БРОСАЛ  ТЕБЯ...
Память,  об этой любви пой:
Эта любовь была, как беспробудный запой...
1.
Я бросал тебя тяжело,
Как бросают пить.
Я мотал головой очумело,
И душила меня телефонная нить
Безжалостно и умело.
И вот забываю…
Уходишь
Понемногу, как жизнь…
Но память садится напротив
И требует всё оживить.
2.
Я о тебе сегодня вспомнил, как
о прошлом,
О прошлом, что прошло, что
не вернёшь.
И вспоминал я только о хорошем,
Ведь прошлому и хочешь,
не соврёшь.

Как ты вошла в оставленные двери
Всем бедам и отчаянью назло.
Ведь надо в счастье так поверить,
Когда вокруг неверие и зло.

Как  ты  ворвалась в мир мой пресный,
И всё, что до тебя, пошло на слом.
И ты заполнила весь мир и  вместо –
Одна лишь ты за праздничным столом.

Какая полнота, какое обожанье,
Какая боль и счастье от обнов.
И понял я, что в нашем мирозданье
Источник  счастья – лишь одна 
Любовь!

Я о тебе сегодня думал, как
о прошлом.
О прошлом, что прошло, что
не вернёшь.
И вспоминал я только о хорошем,
Ведь прошлому и хочешь,
не соврёшь.
3.
Телефонная книжка –
С прошлым длинная нить.
Мне б любовной интрижки,
Чтоб о прошлом забыть.

Не тянуть эти нити
Телефонных звонков.
В телефоне зарыты
Тени тех голосов.

Номер твой телефонный
Вырвать с мясом, забыть.
Эти долгие звоны,
Эта прошлого пыль.

Эх, рвануть бы за провод,
И с трубою в окно.
Телефон – это повод,
Он с тобой заодно.
4.
Как долго я тебя искал,
В компьютерных программах "Поиск".
Вор Интернет и мировой фискал
Устал, в  карманах файлов роясь.

И вновь я у тебя – ни горечи, ни муки,
Непониманий, глупых ссор;
И просится ко мне на руки
Зависший в суете курсор.
5.
Пусть эти стихи, как снег на голову,
Как приговор без волокиты,
Как молитва всю ночь, как заговор
С головою на плахе закинутой.

Я снова  у тебя во дворе,
Где все свидания помнятся,
И осень тянет ко мне
обнажённые руки тополей,
Как любовница.

И прошлым шелестит листва,
И нет навеки расставанья,
Неуловимые воспоминанья,
Щемящий промельк божества.

ЗАДАРМА
Да, ничего нам не сулит удача,
но есть природа и она при нас.
Она нам дарит мир и ко всему в придачу
Любовь – слепящих чувств иконостас.
Молись на зовы чувственного тела
и, жертвенные возжигая алтари,
благодари,  что и тебя Любовь задела,
за все, за все её благодари.
Горит природы яростный светильник
зеленым пламенем травы –
природа к нам и спереди и с тыла
с букетом наслаждений дармовых.
И ничего нам больше от небес не надо:
нам Бог дал всё и дал нам задарма.

Но что же ты опять себе не рада,
Среди даров до глупости бедна.

К ПРИРОДЕ
Мой куст, ты тихо расцветаешь тут.
И есть ли кто прекрасней, кроме.
Давай знакомиться: Ну как тебя зовут,
Мой незнакомец?

По имени не знаю я природу
Мне это, как и многим, не дано.
И хоть не знаю я ни имени, ни роду
Ей всё равно.

Приходит время и природа расцветает
И увядает в свой урочный час.
Вся бескорыстная, святая –
Она для нас.

Обычный куст, каких немало
В ряду, а не из ряда вон.
Ты, проходя, к букету веток наломала, –
И счастлив он.

И я такой же безымянный куст,
И ты, читатель, мне награда.
И пусть весь мир замрёт под веток хруст –
Мне большего не надо.

МОРЕ В СОЧИ
Море ртом зелёным
Шумом волн дышало,
Поводя боками,
Брызжа пеной шало.

И мерцали звёзды
Из кромешной ночи
И солёный воздух
Посолил нам Сочи

В Сочи солнце сочится
Сквозь тела и дома
Как могло так случиться:
Я – один, ты – одна.

Лунную дорожку
Мёл  от звёздной пыли
Моря мокрый веник,
Пеной волны мылил.

Выметен от сора
Тот никчемный спор.
Волны мирно вторят
Нам про глупость ссор.

Лунная дорожка
Тебе  в ноги  прямо.
Нет тебя дороже –
Глупой и упрямой.

Нет тебя дороже.
Море – с солью стол.
Будь же осторожна
На ступенях волн.

В Сочи солнце сочится
Сквозь тела и дома
Как могло так случиться:
Я – один, ты – одна.

ГОЛГОФА
Да перестань же сердце болеть.
Хватит. Бог тебя знает!
Синюю голову вечер свесил как плеть,
Луною огромной, как глазом, зияет.
Лбом надвинул боль на глаза,
Посерело вокруг, почернилось,
Синей плетью раскистилась гроза
Глаз расплескала чернила.
Жду, нетерпеньем томим,
каждая минута временем обезумела.
Весь изгримасничался, влюблённый мим,
Губами белее мела!   
Минута растёт,
Минута перед распятием,
Ещё одна  ужас – минута
И я спятил!
Снова волочат в хулах и крови.
Вновь эта боль.
Боль в ладонях,
Боль в шее.
Но шепчет сквозь зубы распятый раввин:
“Люди,
вы не любили
Больнее
И больше! “
Чёрный мрак глаза завяжет,
Губы вытекут, как кровь Голгоф.
Обнимая землю, заскользит и ляжет
Мёртвый человек средь плачущих волков.
Губы – капли крови
в крест дорог вопьются.
Я воскресну вновь –
пророк и шут.
Очей моих иссушенные блюдца
Слёзы волчьей Пьеты соберут.
Сверкнут тех слёз живительные капли,
Я грудь Любимой к жизни окроплю.
Вздохнёт она и жадными руками
Ко мне потянется
И скажет мне:
“Люблю” .
В твоих глазах на стеблях чувства
Качнулась Рождества звезда,
Там только я –
ты мной любуешься,
Испугана явлением Христа.

Ты мною искупил грехи людей, Отец.
Прости укор.
Но для меня с тех пор
Путь выбранный Тобой для искупленья вечен…

МОЙ БОГ
Мой Бог меня смирению не учит,
Величие Его в моей судьбе.
Я возвеличен им, а не приручен,
К Нему идя, иду к себе.
 
И не гордыня это, не неверье,
Ведь вера в Бога – мой завет.
И, на себе религии примерив,
Не в Боге, а в себе ищу ответ.
 
Ответственность ничем не уменьшая,
И в помощь Бога веруя впотьмах,
И гордостью смиренью не мешая,
Я приникаю к Танаха томам.

В них мудрость моего народа,
Она во мне. Она не спит.
И горд я тем, что я частица рода,
Где Моисей, Эйнштейн и Гераклит.

Бог – совесть, доброта без сожаленья,
Гармония природы, не покой.
Устал мой Бог от тех, кто на коленях,
И тех, кто жить не может без оков.
 
Поэзия, ты приближенье к Богу.
Лишь творчество Творцу под стать.
Я по ступеням строк взбираюсь понемногу,
Пытаясь словом до Него достать.
 
Но возвратись, не надо гонки.
Бог твой! Его ищи в себе
Духовностью сознанья тонкой,
Частицей совершенности небес.

;;;
ДОЖДЬ
Дождь озверел, он  зол на всё:
На глупость городских пижонов,
Он зол на тех, кто убежал из сёл,
Он зол на нас – домашних  Робинзонов.

Дождь так старался, бил как молоток.
Он думал, что велик и нужен,
А оказался с ноготок
И уместился весь в спокойной луже.

И я пройду как дождь. 
Но подождём:
У неба капель нет напрасных!
Смотри же поле, напоённое дождём,
Склоняется ко мне  в колосьях рясных.

ЛЕЖИТ  СОБАКА  НА  ЗЕМЛЕ
Лежит собака на земле
Холодной и сырой.
Лежит собака на земле
и греет шар Земной.
И шар Земной
с таким, как я, на пару,
вот так и греется на шару.

ВЕЧНОСТЬ  ОДИНОЧЕСТВА
Пой же труба, пой на лице.
Пой, зови, разрывая ротцы.
Пой о моём отце,
ушедшем на фронт добровольцем.
Без вести пропал. Ушёл и сгинул.
Где обрёл безымянную келью-могилу?
Зовёт трубы жёлтая, холодная медь
смерть больше жизни сметь.
Смерть, смерть от прощания ,
от прощения.
Смерть, как одиночества
приношение.
Улетели, прощаясь сдавлено
с обжитых, богоданных мест.
Где за Родину, где за Сталина
одинокая смерть, как перст.
Смерть повальная от атак,
коллективная, братская,
на миру, в молодечестве драк,
кулаками по жизни лязгая.
Смерть, в затворе представясь,
в предложении жизни точечна,
и на личной плахе и в стае
умирают от одиночества.
Им – без вести пропавшим –
строки эти, как весть.
И для них – в одиночестве павшим –
Смерть – бездомная месть.
Плохо, когда у Смерти нет
Ни дома, ни Имени-Отчества!
Смертью каждый из нас
взвешен!
Весь Интернет!
Меньше!
Нашего одиночества.

КОРЧИШЬ
- Что ты королеву корчишь?
- Корчишь!? Ты сказал: корчишь!
Лестница  в острые волны
Кинулась гулкою тишью.
Ушла…
Стих
       стук,
             каблуками
                увязнув
                у крыши,
Ключ заскрёбся голодной мышью.
Корчишь!
Хоть слово без кривлянья.
Молю.
           Зубами
                лестницы
                изжёван.
Лязгнула челюсть подъезда –
дрянь я,
Выплюнут на асфальт,
Обслюнявлен и оплёван.
Вон её окно
                в небе
Корчится  под чердаком.
Скалит лестница зубы –
В пролёте нёба!
Надо мной
фантазёром и чудаком.
Глаз окна потух,
Вновь зажегся.
Как будто ехидный петух
Подмигивал мне и жёгся.

Прислонился…
На чём это я остановился?
А, небо пеленой  заволочено…
Снова надвинулась и сдавила
Расшатанных нервов сволочь.

ОСТЫНЬ
                Поэт
                всегда
                должник вселенной.
                Вл. Маяковский

Не шебуршись в хотениях –
окстись.
Перекреститься бы,
кривясь безвольными губами.
В очередях со всеми.
не толпись,
В отставку принципы!
Может,
послушником
уйти в монастырь
судьба мне.
Что ещё не конец –
не ври.
Разряжен, выхолощен,
мягкОв.
Плыву, как расхляба-плот,
без ветрил,
без Маяковских
и маяков.
Раньше думал,
умер – остыл,
а, вот-те на –
остываю, живя.
Жизнь, ты меня – слабака
прости.
Ослабла твоя вожжа.
И к себе и  другим
всё слабее гребу.
В отмашке не слышу ругню.
Я, который всегда  чтил,
что поэт –
трибун,
последнее время
не слышный почти,
всё невнятней гугню.
А долг!?
К чёрту долг.
Ищу для себя замену.
Осталось почтить
спокойным моргом
себя за измену.

ЖАННА Д’АРК
"И рыжая, в доспехах, на коне"
                Г. Сусуев

О, Франция – руина, никнет веры колос,
Всё ждёт спасителя, как Господа во хлеве.
Архангел Михаил, святой Екатерины голос –
Тебе, как весть об Орлеанской Деве.
               
Каким огнём горит её душа…
Как речи пламенно  пророчи,
Но инквизиция  вся на ушах,
Преследует живое стаей волчьей.

И рыжая, в доспехах, на коне,
Неистовая – одного у Бога просит:
Дать ей желанную победу на войне,
Пусть безнадежную, как осень.

Пусть облетит святая страсть листвой,
Пусть лету изменяет осень,
И колос  веры налитой
Серп месяца у неба просит.

Дай всем, кто для распятия готов,
Короткий вскрик копья, костров объятья…
О, Франция, не торопи судьбу, постой,
Дай перед смертью девушке прибраться.

Цезуры, шлемы, митры, черни рвань
И языки толпы и пламени, как клоны.
И эшафот среди молитв и слёз, как брань,
Мне жаль тебя, Руан испепелённый.

О ЩЕПЕТИЛЬНОСТИ
О, щепетильность, как она мила,
Спасительна от зависти и злости.
Ей остаётся от богатого стола
Плевки насмешек и пустые кости.

О, щепетильность, – антипод велений дня,
Она  губительна, слепа, как честность.
Она одна не верит в бездну дна,
Дна, для которого луч солнца неуместен.

Будь круче, человече, будь хитрей
Средь мира лжи и жлобства.
Не можешь запретить себе хотеть,
Забудь про щепетильность как уродство.

ПЕРВАЯ ЛЮБОВЬ
На доску школьную вписав любовь  мелком,
Её мы стёрли мокрой тряпкой.
Любовь, что тронула пронзительно, мельком,
осталась школьной спрятанной тетрадкой.
И было после много разного в душе,
и жажда счастья  вперемешку с болью.
Натужное, привычное клише  –
Без оправданья перед первою Любовью!
Я разменял на мелочь слов
Всё, что с тобою мы имели;
И от всего, что в памяти  светло,
Остались только призрачные тени.
В пустыне чувств источник слов
Меня поил цветными миражами.
Успокоенье, как комфорт, росло,
Степенное, домашнее, в пижаме.

Жизнь более не подарила равных чувств.
Я наполнялся до краёв и оставался пуст.

Пройдут года, и боли вопреки,
Через безумие и нервы
я не заставлю память – отрекись
от той любви единственной
и первой.

САРАЙ
До самых чистых чувств раздеться,
Из жизни тесной вылезая,
Мы все изгнанники из детства,
Мы все изгнанники из рая.

Там, в глубине двора,
Там, где две облепихи,
Мы, вчерашняя детвора
Были свободны, как хиппи.

Там был дворец наших чувств –
С сеном пахучий сарай.
Для неба дыряв он был чуть,
И небо дарило нам рай.

А в том сарае, а в том сарае…
Вдруг исчезал сарай.
И, если блаженство доступно в рае,
То это был истинный рай.

Запах твоих ладоней,
Как в сенокос село.
К сердцу подступит и тронет
Запах твоих волос.

Пахло там полем созревшего хлеба,
Там первая наша любовь.
И с кем только в жизни позже я не был,
Мой рай только там и с тобой.

А в том сарае, а в том сарае…
Не надейся больше, не жди.
И цветут мне в том далёком рае
Угли губ твоих и лилии груди.

До чистых чувств раздеться,
Из жизни тесной вылезая,
Мы все изгнанники из детства,
Мы все изгнанники из рая.

К ОДНОКЛАССНИКАМ
Кто хочет не меньше прожить, чем 120,
Тот тост мой, ни в жизнь, не поймёт.
"За жизнь, что подходит к закатцу,
За старость, что, в общем, не мёд".

Есть истина, данная Богом,
Той истиной души нам греть:
Единственный способ жить долго –
Как можно подольше стареть!

Пусть тело для смерти поспело,
Душа еле держится в нём,
Держитесь за жизнь посмелее,
А старость? А старость – враньё!

Зубов нет – дорвёмся до кашки,
Не слышишь, не видишь – прикинь:
Вы те же шпана-однокашки,
Родные мои старики.

Поднимем бокалы, содвинем их разом,
Чтоб нас не брала никакая зараза,
Ни годы, ни дети, ни гад-депутат …
Признаюсь в любви к Вам, пока не поддат.

Давайте все разом – пример я подам –
Скрутим по кукишу жадным годам.
Смотрю я на вас: мои вы родные:
Какие вы все старики – молодые.

Мой тост за трудяг, что на пенсии пашут,
За нас и за молодость школьную нашу!
Вы – детство, вы лучшее, чем мы владеем,
За стол, как за парты садясь, молодеем.

И с возрастом мы не становимся старше.
На лучшее в прошлом дано  опереться.
Сегодня мы пляшем дружно под пляшку,
Впадая всё глубже в школьное детство.

Пройдут года,  которым вопреки,
Быть может, мы и встретимся случайно,
И сердце ахнет от тоски отчаянно,
И в прошлом растворятся старики.

ВОЗВРАЩЕНИЕ ЛЮБОВЬЮ
Омылась любовью, отмучилась
И радостью расцвела.
Ожившее старое чучело
с покинутого села.
Вернулась, вобрала в глазища
всю память и сон,
родные места, красотище
и счастье на пару персон.
Со мною моё наваждение,
с тобою я здесь не сама.
Здесь воздух густой, как варенье,
зажмуренных снов бахрома.
Забито здесь всё, запечатано
в кресты непутёвых дорог.
Как жутко и замечательно
ступить на родимый порог.
Письмом из далёкого детства,
с тобой распечатать мечты,
до самого детства раздеться,
до счастья, которое ты.
Омылась любовью, очистилась,
вернулась к тебе, как домой.
С тобою, как с родиной свиделась,
Любимый  мой, дорогой.

ЖЕНЕ
1.
В последний день зимы
Цветок родился нежный.
Из снега талого, из тьмы
Явилась свету девочка – подснежник.

Любимая, с тобою много лет
Я прожил  будто бы мгновенье.
Счастливый выпал мне билет,
Спасибо богу за везенье.

Живи же вечно и жена и мать
Пусть не устанут твои  маленькие руки,
Рожденные кормить и обнимать
И слёзы вытирать в разлуке.

Всё было в жизни: дьявол  мной играл,
Но бог не дал мне оступиться.
Ворвусь я к богу как нахал,
Иначе к богу не пробиться.

И упаду под образа
И благодарную молитву он услышит:
“Ты  голубице голубые дал глаза
И верность выше всякой крыши”.

Живи же вечно и жена и мать
Пусть не устанут твои  маленькие руки,
Рожденные кормить и обнимать
И слёзы вытирать в разлуке.

Надежней в мире нет жены.
Её любовь не оскудеет.
А ведь бывала виновата без вины,
Лишь о семье своей радея.

Живи же вечно и жена и мать
Пусть не устанут твои  маленькие руки,
Рожденные кормить и обнимать
И слёзы вытирать в разлуке.

Спасибо за терпенье и добро.
Перед тобой бывает жгуче стыдно.
Спасибо за свободу и покой,
А главное, благодарю за сына.

Такой мальчишечка у нас растёт,
Такое славное созданье.
Не оплачу всей жизнью этот счёт,
Счёт за исполненное в точности заданье.

Мой мальчик, На  колени! И молись
На нашу мать – святую Анну
И каждый раз с молитвою родись,
Чтоб маме петь прижизненно  Осанну!

Живи же вечно и жена и мать
Пусть не устанут твои  маленькие руки,
Рожденные кормить и обнимать
И слёзы вытирать в разлуке.

Подымем за тебя бокалы.
Мой тост: ”Останься навсегда такой”
Среди зимы в сугробах талых,
Любимый мой подснежник дорогой!
2.
На границе февраля и марта,
У двери брачующей весны
Мне судьба-цыганка  кинет карту,
Карту,  что судьбу мне предрешит.

Урожаем налилась земля,
Маковым наполнилась дурманом.
Неужели ворожилось зря,
Неужели жизнь больна обманом?

Там, где поле колосится,
Где комбайн  за талию хлеба обвил,
Девочка, насквозь из ситца,
Сердце отыскала, полыхающим в любви.

На земной взбухающей груди,
На  ладони солнца жаркого
Пчёлами медовыми гудит
Мак пурпурно яркий.

В глубине меж лепестков огня
Вздрагивают пчёлами тревоги:
Ведь могли и не сойтись дороги,
Ведь я мог и не найти тебя!

НА ЮБИЛЕЙ ЖЕНЫ, РОЖДЁННОЙ
28 ФЕВРАЛЯ
1.
ИЗГНАНИЕ ИЗ РАЯ
В преддверии весны, как дуновение тепла,
и прямо в душу тающего марта
явилась из Адамова ребра
и жизнь в раю поставила на карту.

А был в раю мужчинин день –
февральское сплошное двадцатьтретье.
А ты с ползучею змеёй : "Штаны надень!",
подзучили, стыдом Адама метя.

И кончился мужчинин день,
вообще, закончились мужчины.
Бог, надо думать, знал, что быть беде.
"Шерше ля фам",- ословил Он причину.

И вот изгнание из Рая через ЗАГС,
и в свете Мендельсона тень Шопена.
А Бог метался, как гроза,
и по краям небес проклятий Божьих пена.

Не знаю, искупил ли на кресте Христос
и Евину вину, но те Христовы муки
достались мне в наследство, как престол,
как горькие плоды Твоей науки.

Тапером при изгнании был Мендельсон,
Адам в трудах забыл про сон,
В трудах униженных, в поту зловонном
с тех пор, как возопил Бог: "Вон он".

Но Божий сын учил прощать,
и я тебя, любимая, прощаю.
Ты научилась головой моей вращать,
удобно умостившись меж плечами.
И вертит шея головой
и стала шея головы главой.
2.
ВЕЛИЧАЛЬНАЯ
В день твоего рожденья, в Юбилей
вновь родились вопросы, тем не менее.
Был до тебя ли кто-нибудь милей,
терпения такого и умения.
Существовали ли Слова,
вообще, весь мир и летоисчисление,
ужель Земля могла существовать
до твоего на Свете появления.
О ком могли поэты петь
и ждать какого чудного мгновения,
чего хотели бы иметь,
когда и Музы не было для гения.
Безлюден мир был, мрачен, зол,
Земля была пуста, как Космос,
туманностей крутой рассол
и звёзды на лице небес, как оспа.
Мир лишь с тобою явью стал,
как он расцвёл в день твоего рожденья.
И потому я летоисчисление
веду, с рождения твоего, а не Христа.
Так пусть же весел будет Юбилей
без слёз, без грусти, без печали,
как лист бумаги, ждущий новостей,
как жизни на Земле начало.
О, Анна – доброта, начало всех начал,
как Запорожью первородна  Хортица.
Как о Марии Бог, я о тебе мечтал,
И как нам не любить Вас – Богородицы!
3.
ТРОГАТЕЛЬНОЕ
Любимая, не надо суеты.
Эй, тише, вы, на Божьем свете!
Немного надо: малость слов, стихов, еды
и искренность в привете и ответе.

Желательно не много, но друзей
и радость на знакомых лицах,
болезни у леченья на узде.
И пусть всё это бесконечно длится.
Не проклинать, не плакаться, не злиться.

Хочу в твоё семидесятилетье пожелать
земного счастья без потерь и боли.
Тебе, моя пожизненно жена,
я подарить уже не в силах лучшей доли.

Нет, нет! Ещё сегодня не конец,
Хоть лучшее - уже лишь только память.
И сын, как мы когда-то, сей юнец –
он лучшее, что будет дальше с нами.

Иди ко мне, тебя я обниму.
Мы намертво слились, как половинки.
Так и сойдём в немую тьму
нерасторжимые,
в обнимку.

ЖЕНЕ
Тебе опять семнадцать –
Боже мой!
Не уследишь, как доживем  до зрелости.
Так зрелый плод целуется с землёй,
отяжелев от спелости.
Но ты держись за плодоножку –
так хочется ещё пожить немножко.
За ветку ухватись руками.
А упадем, взойдём ростками.
Не разжимай живые руки,
Пока под деревом не защебечут внуки.
И только тем утешься и прости –
Мы падаем, чтоб прорасти.

Не плачь, мама.
Не плачь, мамуля, красавец твой,
Твой сын единственный, неповторимый,
Уходит к девочке чужой,
А говорит – идёт к любимой.

Мимо тебя, закрыв глаза,
Проходит, ослеплённый счастьем.
Ещё вчера твой сын казался
Твоей нерасторжимой частью.

Не плачь, мамуля...

Не надо, мама, не реви
Белугой – мама, так бывает.
Ну чем тебя я удивил?
Я твой, я твой – не забываю!

Я верю, что меня жена
Любить так будет, как ты любишь.
Любовь такую пожелай,
Чтоб горячее, чем на Кубе.

Тебе я, мама, обещаю
Счастливым быть с моей женой.
Не заслонит любовь большая
К жене – Любви к тебе, родной.

Не плачь, мамуля...

Не надо, мама. Не грусти,
Сбылась мечта твоя заочно.
Без курса мамы, не растив,
Ты обрела сегодня дочку.

Желали мы с тобой вдвоём
Для сына милую сестричку.
Сегодня мы не отдаём –
Приобретаем в дар наличкой.

Не плачь, мамуля...

Без главного – всё ерунда!
И будет всё, и будут внуки.
И этот долгожданный дар
Попросится к тебе на руки.

И это буду снова я
В застиранных тобой пелёнках.
И «мама», «баба» – первые слова
Услышишь ты от нашего ребёнка.

Не плачь, мамуля...

ЧОЛОВІЧА ПОДЯКА В ДЕНЬ
ЖОН-МИРОНОСІЦЬ
Мироносиць-жон свят-день,
Він 26-го на всю неділю квітня .
Цвітуть сади та зеленіє навіть пень,
До неба тягне  молитвою віти.

Я простягаю почуття до наших жон,
Вони Голгоф всіх наших свідки.
Ми часто ліземо без тями на рожен
І де береться ця несталість? Звідки?

На них ми дивимось з розп’ятть,
На сльози їх, любов і вірність,
І воскресають почуття, що сплять,
І воскресаєм ми, зборовши разом злидні.

Вони, тільки вони, вертають нам життя.
Сліпа їх віра, жалістність жіноча.
День мироносиць – святості свята
Вертають нам щасливі дні і ночі.

Коли ж ти нас в сім’ї не застаєш,
То прикро плачеш у нестямі.
Тобі воскреслий явиться уперш
І обере тебе як вісника між нами.

О, жінка, ти і віра, ти і мир,
І миру пахощи Христу і чоловіку.
Життєвий вир і тихий монастир,
Ти Богом нам дана довіку.

СЫНУ
Наш мальчик, первую десятку лет
В игрушках, баловстве и лени
Ты  проскакал на папиной руке,
На мягких маминых коленях.
И вот  второй десятки первый год,
Росток несмелый вечной Юности.
Без боли головной и без  забот,
Ещё не ведая, что есть на свете трудности.
Как хорошо  жить без забот,    
Быть истым воплощеньем детства.
Молочными зубами  полнить рот,
Не  знать забот, долгов и самоедства.
И вот уже десятки третьей первый год.
Ты рядом с нами и невестка Маша.
Дай Бог, чтоб не иссяк наш род,
Фамилия наперченная наша.
И вот виски твои засеребрились от седин.
И это зрелость, а не ранняя усталость.
Тебе, мой сын всего тридцать один,
А мне, дай Бог, чтоб столько же осталось.
Ты лицевая сторона моей медали,
Сияешь чистотой и новизной, 
И всё, что мне судьба с удачей не додали,
Пускай они расплатятся с тобой.
Дыши свободой, мальчик мой
Дыши успехом радостно, глубоко
Сквозь страх и лень протиснись боком
Жизнь – лишь движенье,
Смерть – покой.
Чего добьётся в жизни лодырь-неумеха?
Труды и смелость – вот залог успеха!
Кто любознателен и смел
Не будет в жизни не у дел.
К успеху рвись и не дрожи,
Лишь смелым удается жизнь.
Веди по жизни свой корабль,
Попутный ветер, парус не ослабь;
А мы родные старики –
Мы твой причал у маленькой реки.
Мы будем дуть в сыновьи паруса,
Пока есть дух, пока жива душа.

Я ГОВОРЮ
(подражание стилю Беллы Ахмадулиной)
               Ты говоришь, –
                " ... не надо плакать"
                Белла Ахмадулина
Я говорю, –
                не надо время
переводить на малость дел.
Всего так многого имея,
мы не умеем
                молодеть.
Ещё вчера во рту с пустышкой,
вчера, чего не пройден день,
вчера, что рядом
                свеже дышит,
уже ни сшить и ни продеть.
Я говорю –
                храните время
                в песне,
не сторожем, что не у дел,
а ты ремень ослабил тесный
и пол руки в рукав продел.
Я говорю –
                не надо смерти,
дано нам многим овладеть,
но смерть плюсует
                к лживой смете
мой каждый бестолковый день.
Я говорю:
             противна слабость –
верёвку и рукой не трожь.
И пытка ленью,
                как в гестапо,
за дня потерянного ложь.
 
ЦВЕТОК  КАКТУСА
Необъяснима логика любви
До полного её исчезновенья.
Но вот проснулся кактус и явил
Любовь и дар, и вдохновенье.

Сквозь ёжность – жизни неизбежность –
Цветком являет кактус миру нежность.

И нежность смелая, сгущаясь в аромат,
Любить – хоть миг уже готова.
И он, родив, опустошён, примят,
Вознёс цветок, как чувственное слово.

Он – выживающий в пустыне,
Он – на иврите сабра-кактус.
В нём жажда жизни не остынет,
И в скудости даренья радость.

Вот кактус прыснул, как смущенье, как смешок,
Из кулачка сквозь пальцев колкость.
Наискосок, стремительный, как шок,
Пронзительней и горячей осколка.

Созревших чувств прорвавшийся поток
Явился миру красотой мгновенной.
Как страстен, напряжён его цветок,
Процвесть и умереть уменье.
         
Необъяснима логика любви.
Понять её – равно любовь убить.

СЕБЯ КАК  ОПРАВДАТЬ
Оправдываю всё: прощаюсь и прощаю.
Проститься и простить – одно.
Как жизни, я вины себя лишаю,
а без вины рядись в рядно.
Обязаны мы жизни – « винні».
Украинское слово прямо в цель.
Рождён – и ты уже  отныне
в долгах, как брак в кольце.
Как оправдать неисполненье долга,
как оправдать предавшего мечты.
Что ожиданье жизни длиться долго,
виновен в этом только ты.
Ты – это всё, что не сбылося.
Ты – это стыд и эта боль;
И жизнь, она за это спросит,
на раны посыпая соль.
Ты – это всё, что ты недодал,
не долюбил и не отдал сполна,
где для души искал ты брода
и где подыгрывал панам.
Ты – это отрицанье жизни,
никчемность, лень и пустота.
Как непричастный, как слепой, как  лишний,
ты на себя хоть раз с мечом восстал?
Против себя и за себя сражаясь,
омыл ли кровью страшную вину?
Ты виноват, что изгнан был из рая,
что опустился и пошёл ко дну.
Ты по садистски жизнь себе испортил.
Чего не пожелаешь и врагу.
Ты враг себе – волшебник Поттер,
ты сам себе, судьбе своей в долгу.
Оправдываю всё, прощаю и прощаюсь.
Как Бог, готов я всем прощенье дать.
Всем  всепрощенье обещаю,
но как себя, себя как оправдать!?
МОЛИТВА МЕРТВЕЦОВ
"Верни нам бедность", – мертвецы взалкали,
Верни страданья, нищету и боль.
И гроб свой детскою коляскою толкали,
«Верни нам жизнь! Убогою! Любой!
Пусть сушь от жажды, пусть водянка,
Пусть трезвость вечная, пусть пьянка»
Так мертвецы молили Смерть:
"Дай нам хоть что-нибудь иметь"

СВОЙ ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ
Нам день рождения даётся,
чтобы вспомнить
ещё раз о Себе,
что для Себя нет в мире ровни
ни на Земле, ни у Небес.
И это день твой, когда пришел ты
на этот свет,
и нет себя дороже!
Конечно, нет!
Любить себя, не зная боли
и без измен,
покой и воля
всему взамен.
Но почему сквозняк свободы
знобит,
и жажда несвободы
у рабы –
постылую  свободу
умолить и умалить,
чтоб радость жизни
на две разделить.
Не по плечу нам жизнь свободная,
как птица,
забыв себя, мы жаждем  раздвоиться.
Но день рожденья – праздник одного,
будь ты хоть тенью, будь хоть сапогом.
Он твой,
Твой День рождения
Из эгоизма весь и для самоугождения.
Он твой,
Твой День рожденья
для самолюбования и  самоутвержденья!

АХ, НЕ ХОТЕЛОСЬ
Ах, не хотелось…
Убегаю от политики,
От мэров, пэров, председателей.
Ах, не хотелось
Превращаться в нытика
И ощущать себя предателем.

Ах, ты ещё и гражданин.
Твой храм – народ,
Не бизнес, роющийся в тыщах.
Ах, не хотелось
Из штанин
Тащить ОВИРа паспортище.

Ах, ты в себе учуял всхлип,
Гражданственности ноту,
Ах, не хотелось
Свой тяжёлый хлеб
Переводить на жалкую заботу.

Ах, не хотелось
Песни о любви
Испачкать в подлости и хамстве.
Любви натыкать, нагрубить.
Ах, не хотелось так
Истерик дамских.

Ах, не хотелось…
Но иначе жить
Нельзя,
И потому мы тонем
в дрязгах.
А так хотелось,
сбросив с плеч рюкзак,
Жизнь громко отгулять ,
как праздник.

Ах, не хотелось…
Не хотелось.

НОЧЬ
Но Земная ночь, не забуду
звёздной мечты твоей,
В рубашке неба, разбуженным Буддой,
казался себе сторуким
от звёздных лучей.
Как – будто трамвай меня завёз
куда то в космическое тихо,
и вечная Ночь!
Как мартовская котиха
рассыпала вопли звёзд!

Ночь.
В громовом, гулком одиночестве.
Один я – чудно!
День куда черствей –
жара, лениво, нудно.
Сон – лечу – дно.
Ударился и просыпаюсь.
А ночь вся в городских
бессонных огнях,
в ночной рубашке неба,
с тенями серых,
хватающих за ноги дорог.
Шарахающиеся, тёмные
псы теней
прижимаются к ногам,
трутся о них
и бегут преданно  рядом.

Гул шагов,
ослепших неонов
мерцающий плёс –
одиночество ночи!
Тени от каждого столба
становятся
то длиннее, то короче.
А вокруг и сверху
слипающиеся глаза
окон и звёзд.

О, одиночество!
Я играю с собственной тенью.
Как только ты уходишь,
моя тень вырывается
из-под моих ног
и  просится
ко мне на руки.

Ночь.
Я долго бреду в тишине,
 и на меня
наплывают тротуары,
заплёванные на остановках.
Одиночество ночи!
Мне хотелось
ночным трамваем
в ладонях
тёплые искры нести,
город гладить по проводам -
волосам, седым от инея.
Я впервые понял,
что можно жизнь отдать
за одно слово
Любви и Искренности!

ДО ЗВОНКА
               
                Другу и однокурснику Боре Левченко –
                преподавателю университета

Вновь я тороплюсь не опоздать на пару.
Как препод  в родной свой институт.
Я как будто жажду  встретить пару,
я бегу, дай Бог, хватило б пару,
до звонка осталось несколько минут.

Выше ноги, шире шаг – вот так получше,
а вокруг вплотную бёдра, попки прут.
Те, что мне родней моей получки.
Дьявол, где ты взял такие штучки?
До звонка осталось несколько минут.

Боже, и откуда их таких так много.
Столько красоты наделать – адский труд.
По ступеням лестниц  ноги.
Боже, что за прелесть эти ноги!
До звонка осталось несколько минут.

В транспорте ещё тесней и жарче.
Сзади, спереди, с сидений там и тут.
Ну и что, что я уже не мальчик –
с возрастом дороже всё и ярче!
До звонка осталось несколько минут.

Красота везде себя уже не прячет –
демократия с анархией растут.
Ну и что, что я питаюсь с дачи,
что годов осталось – мелочь сдачи,
до звонка осталось несколько минут.

Пусть ты в возрасте уже, зато не пуст ты.
Из аудиторий и декольт,  как божий суд,
Мраморные, бронзовые бюсты,
Яркие, слепящие, как люстры!
До звонка осталось несколько минут.

Брови, очи, лица, сказочные лица.
Влюбят сходу, одурманят, разведут.
Я во всех подряд спешу влюбиться.
И так каждый день в глазах рябится.
До звонка осталось несколько минут.

Бесконечная влюблённость – степень,
Не остепенился – не остепенюсь.
Я терплю, но время-то не терпит,
Красота меня  приводит в  трепет…
До звонка осталось несколько минут!

;;;
ДУРАКИ – ЛОХИ
Аплодисментами им хохот,
Что бы не зделали, всё плохо.
Всё глупо, всё повёрнуто спиной.
Судьба  шутов обидна, как пинок.

Растяпы, лохи, недотёпы
Они всегда находят тропы,
Где хлещет хохот и обман,
Где  западня и где капкан.

Но тропы эти кто другой пройдёт?
На тропах этих умникам не место.
Какой, скажите, идиот
Туда попрётся, если честно?

Умны мы дурью этих недотёп,
В которых нету кнопки «Стоп».
Потом за нищенскою тризной
Канонизируем их жизни.

Они заступники святые,
Великомученики, великотерпцы.
И умники – мы только понятые,
Когда им с жизнью вырывают сердце.

Шуты при жизни, при царе  Горохе
О, арлекины, клоуны, пророки,
Вы для заклания нужны,
Бесстрашностью своей смешны.

Где нет добра, доверия и где ни
Покоя нет и счастья нет,
Дурак надыбал дыбу вместо денег
За свой дурацкий бред
Ему, всё более, дороже
Его слова, пародии и рожи.
Не остановятся, рождённые смешить
Открытостью, наивностью души.

Смешу до коликов, до грыжи
Я – ряженый, я – рыжий.
Я беззащитен, корчу рожи
Без предохранителей – неосторожен.

Я  голый,  – и руки и дяди нет,
Один, без спонсора, без крыши.
Дурацкий мой ответ
За выстрелом не слышен.

Где нет добра, доверия и где ни
Покоя, и ни счастья нет,
Дурак надыбал дыбу вместо денег
За свой дурацкий бред.

И НА НАШЕЙ УЛИЦЕ
Не сегодня и не завтра
Будет внеурочно,
Нам о нём пророчат карты,
Будет праздник точно.

Пусть лицо до срока прячет,
И нельзя иначе,
Мы поймаем на горячем
Твой приход, Удача.

Сильным, сочным, сладким стеблем,
Щедрым урожаем,
Встанет зрелым полем хлебным,
Счастьем угрожая.

И звезда твоя на небе
Засияет смело.
Да такая, что и мне бы
С нею загорелось.

Фейерверком в разноцветье,
Красотой осыпав,
Будет праздник на проспекте,
Праздник без просыпу.

С площадей и  шумных улиц
В дом шагнёт со света
Обязательный для умниц,
Пусть слегка с приветом.

Пусть лицо до срока прячет,
Но нельзя иначе,
Мы поймаем на горячем
Твой приход, Удача.

Счастья ждёшь ты и права:
Погулять так мУлится.
Ждут душа, карман, кровать,
Дом твой ждёт и улица.

Праздник, праздник с разных улиц,
Весь в подарках разных
В этот раз нас не надули –
Подарили праздник.

Молодей и хорошей,
Вон к тебе он тулится.
Праздник, праздник на душе
И на нашей улице.

Праздник плещет в площадях
И  удачей чьей-то дразнит.
Своего дождусь я дня –
Будет мой он – праздник.

Пусть лицо пока что прячет,
И нельзя иначе,
Мы поймаем на горячем
Твой приход, Удача.
Я НЕ ЛЮБЛЮ
Я не люблю
Вл. Высоцкий

Я не люблю, когда мне жить мешают,
Особенно когда мешают «Быть».
Когда меня друзья не понимают.
Мне хочется порою волком выть.

Обидно недоверие домашних,
Когда средь телешоу и газет,
Им не понятно, для чего он пашет,
Хоть чтоб напрячься годен и клозет.

Я не люблю себя, когда волыню,
Откладывая дело на потом.
Дождусь, пока обед совсем остынет,
И прусь на реку, скованную  льдом.
.
Я становлюсь уже сентиментальным
Я не люблю бесчувственных и злых,
Которые нас всех в гробу видали,
Нас добрых, а по ихнему,  дурных.

Я не люблю  стерильных, хмурых снобов,
Дубово-медномордные дела.
Мне душно там, где догмы, нет свободы,
Привычны жвачка, кляп и удила.

Тех не люблю, кто – никому не должен,
Не знает благодарность и вообще.
Прошёлся бы по их нахальной роже
И гнал бы этих «умников» взашей.

Тех не люблю, кто в самообороне
Готовы на отравленный укус,
Я жажду зубы обломать по корни
У тех, кому к чужому мясу вкус.

Я не люблю людей без чувства долга.
Нам жизнь дана, чтоб жизни всё отдать
Всего себя – и как это не много!
Мы богатеем, отдаём когда.

Я не люблю, когда я страшно трушу.
Сильнейшее слабительное – страх.
Тряся за шкирку съёженную душу,
Страх превращает человека в прах.

Я ненавижу собственную слабость,
Что делу моему отмерян срок,
И что в поэзии я местный лабух,
Которому в стихах талант– не в прок.

Я не люблю тех, кто меня не любит,
Не верит в искренность мою и боль.
В поэзии и в музыке не рубит,
И тех, кто не способен на любовь.

Я не люблю «ценителей» за глупость.
Ум не пропьёшь, как с дури ты не пей.
Долдонит правду-матку рюмки рупор,
Что в жизни кто умнее, тот глупей,

За  крепкой рюмкой у себя в квартире
Гашу я злость к змеиному кублу.
Я не люблю так много в этом мире,
Во имя многих тех, кого люблю!

АНГЕЛЬСКОЕ
Если  ты вдруг увидала
Два крыла за мной…
(Что сегодня крыльев мало –
То само собой).
Не мужик, ежели ангел,
Бескорыстьем плох.
Крылья белые, как флаги,–
Ангел – значит лох.
Коль к нагрузке жизни слаб ты,
У тебя вся жизнь в посту,
От затылка и по лапти
Крылышки растут.
Вы, которые без крыльев,
Без спины, плечей,
Вам от нас воротит рыло,
Вам святой – ниче
Вам законы – не оковы.
Деньги вам – не зло.
Депутатства вам какого б –
Вот бы повезло.
Что без совести, без чести,
До бездушья  вплоть.
Что протухли, так не есть их –
Знают, что молоть.
Если ты вдруг увидала
Два крыла за мной –
Злой подарок для Икара
Стал сегодня мой.

В РАЮ
В раю все снятые с крестов.
Кто жизнью без вины распяты.
Из одиночества, из веры и постов,
Как постовой, что от безлюдья спятил.

В раю, достигшим неба, стелют маты,
Как Бубке, взявшем высоту с шестом,
Там те, кто в ранах как в стигматах,
Кто в жизни парился шутом.

В раю за искренность и верность,
За раны от чужих локот,
За взорванные от инфарктов вены
Положено немало льгот.

В аду на нарах и в котлах есть место,
там шовинист и ксенофоб-нацист.
В раю же глобалистов бездна –
Пекут там паску из мацы.

Язык в раю единый и одна культура,
Там каждый общностью согрет.
Смиренный дух там – не котурны,
А личности идут на винегрет.

АПОКРИФ
Живая смерть ко мне пришла,
Одутловатая, упитанная с виду.
Я остывал, как выгруженный шлак,
Окутан в пепла белую хламиду.

Игривая, как садик, как садист,
Потёрла смерть припухшие ладони:
Во что ты, смертный, не рядись,
Я не привыкла быть в простое.

Ну, наконец, с тобою мы одни.
Что ж хватит, наигрались в прятки.
Я сосчитала твои дни
И помогу собрать манатки.

Но я упёрся, я был зол,
Золой рассыпанный в перине,
Хлобыснул на себя рассол
И пепел отряхнул, как иней.

И так сказал неотвратимой с виду,
Что мол нам с ней не по пути,
Что я ещё на вид завидный,
Ещё не против покутить.

Что  для неё я недотрога
И нам пока не по дороге,
И сам потрогал смерть немного.
За грудь потрогал и за ногу.

Полуживой, в полунакале,
Я вынул пыльные бокалы.
Она со мною надралась  –
Как только в пекло добралась?

Я, сочинивший апокрИф,
Не избежал глагольных рифм,
Но вы, лингвисты, пыл умерьте,
Ведь, главное, что избежал я смерти!

ИЕРУСАЛИМ ДЛЯ ВСЕХ
Трёх вер и трёх земных религий
Предтеча и паломников мечта.
Великий город Божьей Книги,
Святые на Земле места.

Здесь родились иудаизм, ислам и христианство,
Здесь свой чертог воздвиг единый Бог.
Единый Бог, всё остальное Божья частность,
Иерусалим к нему земной порог.

Иерушалаим! Город-сердце,
Что бьётся среди жизни на Земле,
Иерушалаим – христианства детство,
Когда-то въехавшее в город на осле.

И кто оспорит, кто настолько горд,
На первородство посягнёт Иерусалима.
Младенческие ясли среди гор,
Ущелий Иудейских пуповина.

Религия! Что может быть сильнее?
Сильней сыновьих, материнских чувств.
Какая мощь скрывается за нею,
Как без неё ты пуст.

И не понять тем, кто от счастья беден,
Религией рождаемых надежд.
Упрямо руки люди тянут к небу,
Омылся  верою и снова чист и свеж.

Религия – спасение от жизни,
От жизни, что сминает и гнетёт.
Ведь даже, если верен ты Отчизне,
Ты для неё всегда не тот.

Но к Богу ты сегодня  ближе,
И к Богу помыслы твои,
И вера душу, как телёнок, лижет,
И Тора к Богу путь торит.

И только Он всезнающ, милосерден,
И только Он – Любовь к тебе.
В Иерусалиме с ним мы добрые соседи,
В Иерусалиме – доме у небес.

Он всё поймёт, он изменить всё в силе,
Один он справедлив и добр и мудр
И всё, что в сердце мы носили,
Вобрал в себя всезнающий Талмуд.

Иерушалаим – нет святее места,
Нет места ближе к Богу  на Земле.
Здесь вместо обречённости, отчаянья вместо
Ты просишь то, что должен ты иметь.

Что человеку дадено от Бога,
И дадено порывом всеблагим:
Простого счастья на Земле немного,
Пришёл для Счастья и ушёл таким.

И на Земле святой, вплотную к Богу,
Ты шепчешь прямо в уши чуткие небес,
И растворяешь боль, сиротство понемногу
Без безысходности, отчаяния без.

И кто оспорит, кто настолько горд,
На первородство посягнёт Иерусалима.
Младенческие ясли среди гор,
Ущелий Иудейских пуповина.
               
РЕПАТРИАЦИЯ
Долог пост
Долго ходят душою нагие.
И хватает за горло,
как пес.
Натасканный.
Ностальгия!
1.
С разных стран, с разных улиц Земли
чистых, грязных
на святую землю свезли
нас таких немыслимо разных
И колена Израилевы, встали с колен,
полетели в пустыни святые.
Наконец, ты закончен Египетский плен.
Суд закончен! Весь мир – понятые.
2.
Как ты расцвел Израиль, как ожил,
обрел язык и гордость и значенье,
ты стал своим среди чужих –
Прародина святых учений.
Растущий город, кустик и цветок,
всё – торжество ума, труда, науки.
И возродили Божий на Земле чертог
евреев мудрые и золотые руки.
Нет ближе к Богу места на Земле.
Среди пустынь он встал, цветущий.
Лежал века он в пепле и золе,
но возродил народ родные кущи.
Библейских городов старинные черты!
Здесь даже  небоскрёбы тянутся,
чтоб небеса потрогать,
здесь храмы всех земных святых
толпятся у Господня гроба.
3.
И сколько с алией хлама нанесено
со всех загнивающих свалок Земли.
Родов Земных намешанное месиво
На землю святую свезли.
И тот, кто горд был.
Кто в прошлом баланду хлебал,
и тот, кто сытого праздновал труса,
наехали к библейским хлебам,
еврейских душ навезли
 алмазы и мусор.
Ты кто здесь?
                Дворник?
                Ругнусь!
Неважно – кем был ты когда-то:
щипач или "пуриц",
Под слово крепче, чем Русь,
чисти карманы улиц.
И все, что было на том берегу,
береги.
Сделал свой выбор –
                не кайся.!
Принимай всё, как Божьи дары!
Убирай свою душу,
                подъезды,
                дворы,
убирай  или
                у…бирайся!
Долог пост!
Долго ходят душою нагие,
И хватает за горло,
                как пес!
Натасканный!
                Ностальгия!

НАКОЛКА
Я была не добычей,
А счастливой находкой.
Быстро стала  обычной,
Надоевшей наколкой.
Я досталась без муки.
Так легко! Лишь уколы
Охраняли от скуки
Да обиды укоры.

Непрерывные ссоры,
Хлам привычных обид.
Под зависшим курсором
Наше прошлое спит.

Не добытое трудно,
Не добытое с бою.
Счастье стало не нужным –
Что мне делать с собою?!

НОРМАЛЬНО СУМАСШЕДШАЯ
Нормально сумасшедшая,
Свободно парящая,
С иконы  сошедшая,
Маняще пропащая.
Грешная моя любовь земная,
Единственная, родная.

Сильная и слабая,
С фанерным щитом из лжи.
Как ты себя разграбила:
Нечем  уже дорожить.

Столько любви мы отдали,
Зачеркнуть не возможно.
Ты безрассудно гордая
И потому мне тревожно.

Больно смотреть мне, любимая,
Как ты с собою маешься,
Гнёшься, сгораешь рябиною,
Гнёшься, вот-вот сломаешься.

РУССКИЙ ИКАР
Сжав кулаки до боли, добела,
Ты падал в небо, как в загуле.
Кричали плечи в вывихах крыла
И рассекали небо в гуле

О, колокольни удивлённый звон
И крылья, впившиеся в плечи.
Распахнуто бросался он
Полёты птиц очеловечить.

Недоуменье вывернутых плеч,
Треск кожи и крушенье крыльев.
Паденья и отчаяния смерч.
Всё кончилось и зрители застыли.

Толпа качнулась в боли и тоске.
Вместо пространства пустота пустыни.
Колокола звонили по Москве,
Что в небеса нас снова не пустили.

О, колокольни поминальный звон,
И в крыльях восковые свечи.
Распахнуто бросался он
Полёты птиц очеловечить.

МНЕ БОЛЕЕ ВСЕГО
Мне более всего страшна дебильность
Прощальных спин и встречных лиц
Я устаревший, отслуживший срок мобильник,
Я слизанный усильем мысли шлиц.
Рыча  мотором вхолостую,
Топчусь, боясь приблизиться к листу я.
Я ненавижу ту игру, где я вистую,
И миг, когда осознаю,
Что жизнь моя прошла впустую.

ВЕРА
Неважно, как ты кличешь веру,
Как нареклась религия твоя.
Лишь верой веру надо мерить,
На вере верно каждому стоять.
Всевышних Сил всесильно ощущенье,
Вселенский Разум – он во всём.
Как голова наклонена на шее,
Кто поклонился, тот прощён.
Тот еретик, кто таинства не носит,
Кто не готов колен склонить,
Кто для себя свободу просит,
Свободу, что бесстрастна, как гранит.
Свобода, что как гроб эгоистична,
Она вне мира, вся в себе,
А вера вверх устремлена готично,
Достать пытаясь до небес.
Восторг перед громадой мира,
Его мистической глубинной высотой –
Как жажда знания настырна,
Лишь эту жажду я зову святой.
Лишь чудо познаваемости мира,
Ума усилия, прозрений торжество –
Чертоги Бога у меня в квартире,
Где я мятущийся над черновым листком.
И надиктованное свыше для примера
И смех и ласка понятых небес –
Вот где моя всё крепнущая вера
В Тебя, как главное в судьбе.
И Тот, в кого обречены мы верить,
Он – жаждущая миром чистота.
Ослепнем, глядя на небесный терем,
Ведь крепче всех цепей и тюрем
Лишь ослепительная красота.
Без этой веры ничего не можем –
Вот в это, человече, верь,
Я жизнь свою уже итожу,
Приоткрывая к Богу дверь.
Я ничего там не увижу внове,
Лишь верой там пронизан свет,
И будет только откровенье:
«В каждой капле крови
Бог веры закодировал завет».

К РЕЛИГИИ
“Мне важен не характер веры”,
Важней её мораль и сила, и урок.
И на себя её примерив,
Я счастлив, что она мне впрок.
Целенаправленность её непо-
                колебима,
Как песня песен страстна и любима.
И мне неважно: ребе, лама ли, Иисус.
Господь один, и мир без веры пуст.

БЛУДНЫЙ СЫН
Чтобы гнетущее ослабить напряженье,
Я подошёл к закрытому окну,
Чтобы увидеть птичье пенье
И, птиц не слыша, отдохнуть.

Но бесполезно – всё во мне мешало,
Раскалывалось, билось и рвалось.
Всё то, что жизнь мне в душу налажала –
Ведь в жизни этой дряни навалом.

Сквозь щели окон жизнь дохнула,
Как на мясном базаре свежиной,
Как будто возвращён в семью  женой.
Я – жизни блудный сын – ханурик,

Чтоб схлынуло, опало, развязалось,
Чтоб, вроде, заново я начал жить,
Но ветер свежий шумного вокзала
На рельсах перерезанный лежит.

И невозможно очутиться
Вне дня, вне ночи, вне себя.
И каждая моя частица
Опять твоя, отцовская изба.

Осеннее из моей книги «СТИШАТА»
***
Прошелестела осень: Я уже старею, –
И прослезилась в ледяные зеркала, –
Кого я осенью согрею?
Я возразил: – Ты, осень, это зря.…
***
Давайте будем чересчур нежны,
Сентиментальны откровенно будем,
Чтобы любить оболганную жизнь
И верить слепо людям!
Слепыми от умильных слёз,
Не принимая жизни зло всерьёз.
***
Судьба ведёт нас, сколько б не роптал.
Но если ты ещё на что-то годен,
И не рабом, а человеком стал –
Возрадуйся, что ты судьбе своей угоден.
***
С каждым днём всё более теряю,
Да и что нашёл – не впрок.
Я себя без устали тираню
Горькой бесполезностью дорог.
***
Мне хорошо с собою вместе,
Нам ни мириться, ни ругаться.
Послушал свои афоризмы и песни,
И полез к себе целоваться.
***
Уже не ждёшь непрошенных гостей.
Дыханье еле обнаруживаешь зеркалом,
Но пепел остывающих страстей
Порой таким взлетает фейерверком!
***
Не храни вино в шкафу,
Чтобы пить осадок.
Лучше с рюмкой прокайфуй
Дней своих остаток.
***
Нежные женские губы,
Нежная женская грудь –
Разве ты можешь быть грубым?
Нежным и ласковым будь.
И пожалей некрасивых,
И восхитись красотой.
И разлюбивших – прости их,
Что отлюбили светло.
***
Ум женский – месть за красоту чужую,
Господь дурнушкам дарит добрый ум.
С Иванушкой моим вас, милые, свяжу я,
И научу, что, женский ум в семье к добру.
***
Я болен женской долей,
Её беспомощным добром,
Но нет сильнее женской воли
Над колыбелью, горем и столом.
***
Как любит лесть
К льстелюбцам  в ухо лезть.
Недаром уху образцом взята
По форме Ахиллесова пята.
***
О том, что мы с тобою не чужие,
Ты это брось!
Ведь даже в те года,
когда мы вместе жили,
Мы были врозь.
***
То, что было, позабылось,
Посадили, не взошло.
Между нами то, что было,
Даже не произошло.
***
Не обласкан, не признан при жизни,
А для славы мне только б суметь:
Заработать умом и талантом три грыжи,
И три раза от них умереть.
***
Пускай усилия напрасны –
И вы напрасно так прекрасны.
Пускай любить, похоже, поздно,
Но не любить вас невозможно.
***
Как напоминает про года
Женщины зовущей нагота.
***
Шатаюсь по шатенкам и блондинкам,
Брюнетки тоже мне близки.
Все в старости едины по сединам,
Но остаются разноцветными мозги.
***
Бог дал ночные им мозги,
В которых не видать ни зги.
Но даже в голове соседской Верки
Бывают в праздник фейерверки.
***
Женщина – это вершина всего.
В ней красота и гармония мира.
Божественна, а для богов
Бессильна любая сатира.
***
Вы – праздник, неразгаданная карта,
Однообразные и разные.
А уж когда Ваш День, 8 Марта,
Вы – просто праздник в празднике!
***
Когда мне Бог на тамошней таможне
Даст разрешенье на один предмет,
Я попрошу: а женский образ можно?
И с пониманьем получу ответ.
***
И вот я весь запутан в Женском дне,
Как в паутине сладкой ваты.
Кто может быть любимой нам родней –
Той, перед кем мы вечно виноваты?
***
Блаженство – не блаж.
Жизнь дана для блаженства!
Блажен вместе с Богом впадающий в раж
От песен, стихов и от женщин.
***
Как выбираем разумно и тщательно,
И снова не так, как назло.
Страна то у нас замечательная,
А вот с государством – не повезло.
***
Горять по осені оголені ліси,
Та помаранчевою прискаючи піною,
Новий месія знов спромігся замісить
Розм’яклу, наче тісто, Україну.
***
Боже, не хули меня, не надо.
Это ведь всегда вдвоём с тобой
Я смеялся над родимым стадом,
Но с особой страстью… над собой.

ПОЙ, ПОЭТ, ПОЙ
Стих без гитары как-то не в чести,
И в старости решаюсь на рекорды.
Пытаюсь я, зажавши гриф в горсти,
Освоить хоть бы первые аккорды.
И я пошёл на Гиннеса рекорды.
Мне вот-вот семьдесят и пять,
Но я, забыв с гитарой и года и годы,
Флиртую с ней в кругу ребят.
Не помогают паранойя, рифмы, наглость,
Лишь стёр на пальцах в кровь подагру.
Какого чёрта я к гитаре лезу.
Я с ней мусолю месяц Марсельезу.
Стих на сегодня без гитары стих.
Поэзия, мои слова крамольные прости.

ГИТАРЯНКА
Гита-гита, моя гитарянка,
На коленях, плечах, на груди.
Ты согласница и перебранка
На колках твоих время гудит.

О, гибкость голоса – не связки – струны.
Куда гитаре из семи стозвонных струн.
Камлает в золотом словесном руне
Шаман и бард, волшебник и колдун.

Осень – наканифолились сосны,
И смола на стволах, как янтарь,
И слова мои зрелые росны,
И гитара на мне, как медаль.

Сколько песен с тобой перепето,
Их, как молодость, вспомнить не прочь,
Но  костра догорающий пепел
Поседел на ещё одну ночь.

Только, друг, не расстраивай нервы.
Лучше струны  гитары настрой.
Для гитары твоей был ты первый,
Для неё ты не просто отстой.

Гита-гита, моя гитарянка,
Ты послушница и тиранка.

В пепел ждущего жаркого жара
Со стихами листки подложи.
Ничего не жалей для пожара,
Чтоб согреть закоулки души.

Угли глаз мечут искры как прежде,
Тени пляшут тесней и тесней.
Дым костра удивительно нежный,
Свит из песен былых и теней.

Обожгись о горячие тени.
Тени прошлого – тени огня.
Пепел пекла ребяческих мнений.
Теплоты у него не отнять.

Но сгорая в костре птицей Феникс,
Ты попросишь меня: «Не туши»!
Как у бардов горячечно спелись
Жар костра, жар поющей души.

Щедрым звуком, поящим посевы,
Созывает гитара  собор.
Так Адам увидал прелесть Евы
Под гитарный струны перебор.

Скольких вас на свободу менял,
Но с тобой мир свободный не тесен.
Ты – гитара, и в каждой струне у тебя
Миллионы не выпетых песен.

Гита-гита, моя гитарянка,
На коленях, плечах, на груди.
Ты послушница и тиранка
От тебя никуда не уйти.

СНЫ О ВЕНЕЦИИ

Венеция венецианкой
Бросалась с набережных вплавь.
                Б. Пастернак

О, эти сны в полтона – воче-мецца*.
Перебирая их на струнах мандолин,
Я приплыву обнять тебя, Венеция,
Сверхсюрреальную, как сон Дали.
 
Из снов, вся из фантомной боли,
Колготки ночи опустив в канал,
Бредёшь по струям, как рядками в поле,
В бреду ночном мечтою доконав.
 
Приправа яви, оживлённость специй –
Сны нег над разметавшейся вдовой.
Как дух творца, парящий над водой,
Я созидал в мечтах свою Венецию.
 
И в опрокинутом, сквозящем мире
Из бликов, и огней, и жгучих брызг
Венеция плыла в моей квартире,
Где я шатался с гондольером вдрызг.
 
Венеция, ты сон мой зыбкий, зябкий.
О, если б только я, наверно, знал,
Что строки мерно зачерпнут, как сапки,
Травою волн заросший твой канал.
 
Где сон, где явь, и что тут отраженье,
И где он – мир наш призрачно живой?
Венеция, сочась сквозь строчек жмени,
Мерещилась в воде вниз головой.
 
Сон проплывал, и таял, и кончался,
Среди копыт у статуи литой.
Фонарь, мостясь под мостиком, качался
Деля сон с явью рябью запятой.
 
И сыро и устало, как-то жалко,
Прощаясь, что-то гондольер кричал...
Венеция, заплаканной русалкой,
Цеплялась – расставаясь – за причал.
 
*воче-мецца – (итал. messa-voce) – вполголоса

И СТЕПЕННО, ПОСТЕПЕННО
И степенно, постепенно,
Раскрываясь не спеша,
Лёгким шагом по ступеням
Поднимается душа.

Эта женщина – подарок.
Эта женщина на жизнь.
Всё отдашь – всё будет даром,
Получил и распишись.

Мимо, мимо и задела.
Видно это неспроста.
У души земное тело –
Пристань, чтобы к ней пристать.

Эта женщина, как пристань.
Каменна и холодна.
Я борта к стене притиснул,
Небо плещется у дна.

Эта женщина от Бога,
Афродитою из пены.
Появилась недотрогой,
Оступилась на ступенях.

У меня как на ладони
Сон невинности святой.
Пена взбитою фатою.
Волны лестницей крутой.

Эта женщина в печали,
В брызгах волн её глаза.
Навсегда я к ней причалил.
Привязал – не развязать.

КТО ОН – ПЕВЕЦ ДОЖДЯ?
Кто эту песню затеял простую,
Кто всполошил наш покой,
Кто по дождям серебрил эти струи,
Струны кто трогал рукой.

Кто перед этим упрямым потоком
Вздохом  рассыпался в пыль,
Жаркого дня золотые отёки
Брызгами радости смыл.

Он, что дождями беседует с нами,
Речью нам души поит,
Сеет дождинки с горсти семенами
Первого Слова пиит.

Косо вздохнёт и пригнёт полосою,
Пазухи вздует рубах,
И зачастит, как пятою босою
Жалобой в желобах.

Кто это благо обрушил на души
Душную пашню поить,
Чтоб не осталось ни капельки суши,
Чтоб наказать и простить.

И обложной,  растревоженный ложью,
Шёл он сквозь радость и стон.
Он тот, кто  выстирать город мой может.
В прачечной неба.
Кто он?

ПОКАЙСЯ, ЧЕЛОВЕЧЕ

Мир всем
        Иисус.Христос

Бог человека – жажда совершенства.
Лишь возвышенье к Богу – человека путь
спасенья от безумств и сумасшествий,
от зверств, ошибок и распутств.
«Неділя прощення» Великого Поста
дана нам для прощения просящих.
Но не оставит человечество поста,
мир охраняя от в грехах погрязших.
Бог наш велик, интернационален.
Всё человечество его народ.
Межзвёздные туманности –
лишь пыль с его сандалий.
И бездны Космоса –
Ему лишь мелкий брод.
Идущий к нам – Он вне
и в нас – повсюду!
Сметая наших прогрешений груду,
Он требует и ждёт
рожденья нас – иных.
Он верит в осознание вины.
Он требует: покайся, сын мой блудный,
ты грешен делом, помыслом повсюду.
Погромами, расизмом, Бабьими Ярами,
Грешны твои диктаторы, тираны,
Большевики, фашисты, наци, холуи.
Огромны, человек, грехи твои!
Фашизм, Голодоморы, Холокосты и Гулаги,
зондеркоманды, шуцманы, НКВД,
заполненные трупами овраги –
кровавые следы неистовых идей.
Покайся, человек в своих
кровавых зверствах,
и за столом Моим
тебе найдётся место.
Покайся! Кайся, кайся и молись.
Приди к обиженным и наклонись.
И поцелуй, омыв,
невинно убиенных ноги.
Нет для тебя ко Мне другой дороги.
И в этом Божий суд
И Божий Мир навек!
Прошу и требую:
«Покайся, человек».
И я тогда явлю вам чудо
И это чудо будет наяву –
И души обретут, покаясь, люди,
И души всех живых и мёртвых оживут.
Причастному к грехам
спасительно причастье.
Слеза, источенная из камней,
смягчает камень сердца,
сыну блудному дарует счастье –
возврат и приближение ко Мне.
Без покаянья оправданья ложны,
Без покаяния прощенье не возможно.
Путь к Богу только через покаянье.
И в ужасе всяк совести
внемли!
Склонитесь, москвичи,
львовяне, киевляне.
Склонитесь все земляне
до земли.

ДЕНЬ МОЙ
День мой, стены раздень,
Ввысь взметни потолки,
Да так, чтобы толпы разинь
Возле меня толклись.

Тщеславен – Боже прости.
Пренебрежений уколы.
Слава тому, кто голым
Не боится  простыть.

Кто не боится любить,
Зная – любовь – бессилие.
Бессилье, которое может убить
Небрежно, безбрежно красиво.

Кто не боится жизни уродств,
Тяжесть её и ошибки.
Трудности жизни только в рост –
В холод твердеет жидкость!

Нам, которым в радость жизнь,
Её этажи не в тягость.
Стоит на солнце веки смежить,
И радугой светится слякоть.

Но ты открыто глаза держи,
Чтоб видеть всё шире и чётче.
Как видит с неба земную жизнь
Прорвавший облачность лётчик.

ЖИЗНЬ СО СТОРОНЫ
Оцениваю жизнь всё более со стороны,
Всё более к ней приближаюсь, удаляясь.
Как дисидент я выгнан из страны,
Но ностальгии жжёт заржавленное жало.

Страна, где прожилась вся жизнь,
Где промелькнули радости, печали,
Где гаснут горести, где радости свежи,
Где хочется всю жизнь начать сначала.

Страна моя, я Родиной тебя зову,
А ты смеёшься, в чувствах сомневаясь,
Устраиваешь за спиной моей бузу,
Расшатываешь нашей дружбы сваи.

Да и во мне кипит гражданская война,
Из старых ран сочится склочно,
И поднимает ил со дна,
И кровь, и мусор в мути сточной.

От самобичеванья не уйти.
Ошибки, что уже не исправимы,
Не загасишь, не сдашь в утиль,
Так и уйдёшь в ничто в обнимку с ними.

О, жизнь, страшна твоя жестокость,
Безумий язвы, эпидемии идей.
Порою хочется уйти до срока,
Покинуть этот мир недолюдей.

Всё более, всё более больней
Бессилие, что умертвляет веру, волю.
Царит депрессия и, растворяясь в ней,
Седая мудрость с молодостью спорят.

1. ЛИЛИТ
Кинула взгляд свой – нате!
И он как жвачка прилип…
Милые девы, не тратьте
Древнюю силу Лилит.
Вашею силой испуган,
Слабость мне вашу жалеть?
Этим напрасным потугам
Многие тысячи лет.
Что же – ваш страх прозреваю,
Ужас ваш ближе теперь.
Вот вы и жизнь прозевали.
Что остаётся?  Терпеть.
Чаще всего вероятность
Правит бесправной судьбой.
Горько и неприятно
Не сторговаться с собой.
То наше время в застое,
То оно просит навар.
То ничего мы не стоим,
То мы бесценный товар.
Время сжимает в бесплотность.
Тут уж следи не следи.
И приступает к работе
Время морщин и седин.
Гибельный он и печальный
Старости женской загон.
След, что вы взяли в начале,
Вытоптан – кончился гон.
Божьи огрехи спасала
Молодость – временность льгот.
Годы все льготы списали.
Как вам без них нелегко.
Старость жива лишь прошедшим.
Крепко за память держись.
Вот он вопрос сумасшедший:
Как дальше жить?
Но существует спасенье,
С ним не стареет любой.
Молодость дочки – заменой,
Мужа святая любовь.
И ни успех, ни карьера
Вам не заменят любовь
И во спасение вера
Кажется слишком слепой.
Старость, когда лишь поэзия
Нам заменяет любовь!
Кушай её сколько влезет,
Кормись ею как на убой.
Можно поплыть по течению,
И не смотреть в зеркала.
Старости назначение
С осенью догорать.

Кинула взгляд свой – нате!
И он как жвачка прилип…
Милые дамы, не тратьте
Древнюю силу Лилит.

2. ЛЯГУШКА
Я родилася  желанной девчонкой,
В будущем верной женой.
Где тот, кто навек увлечён, как
Ромео Джульеттою, мной.
Да что там любовь! Даже жалость
Не тронула сердце его.
Тут Бог поскупился на малость,
И я его лени рекорд.
Ни рожи, ни кожи.
Я лучшая из квазимод.
И здесь макияж не поможет,
И модных бикини комод.
Я всех нас, таких же, жалею.
Я в зеркале вижу наш страх.
Взгляну и опять заболею,
И здесь не поможет Госстрах.
Порою волчицей повою,
То как крокодил, пореву.
Одна! Что же, вольному воля:
Не для меня «I love you».
Как ангел бесплотен –
Не знает он – баба, мужик.
Я место пустое для плоти –
Как дальше так жить?
О Боже, тебе я игрушка.
Мы все для тебя, как в хлеву.
Но девушку сделать лягушкой
Возможно лишь – во хмелю.
И это лишь в сказках с фатою
Лягушка в невесты идёт.
Царевич – в руках с добротою.
– Ты что нам принёс, идиот?
Ах, сказка – не сказка.
Судьба – не судьба!
Любовь твоя в ряске,
Стрелою в зубах.
Есть молодец тот, кто умнее богов,
Кто ходит к тебе, словно в церковь,
С гарантией от красивых рогов.
С терновою верою тёрпкой.
За красоту чужую месть,
Дурнушек ум, любовь и верность.
И потому лягушка в сказке есть,
Чтоб стать для молодца  невестой.
О, преданность  и нежность  женщин,
Счастливое от слёз  её лицо.
С ней одиночества на свете меньше,
Поэтов больше, музыкантов и певцов.
Амуровы стрелы
Точи – не точи.
Коль шкурка сгорела,
Ты пава в ночи.
И страсть и уменье,
И тел не разъять.
И зорям заменой
Сияют глаза.
Счастье – не счастье, беда – не беда.
Чудище в сказке  «Алый цветочек»!
Так ум возвышается и доброта
Наших любимых дочек

Ах, сказка – не сказка.
Судьба – не судьба!
Любовь твоя в ряске,
Стрелою в зубах.

СТАРАЯ ПАМЯТЬ
Стареть – значит стереть тебя с памяти.
Стареть – значит стереть твои радости.
Старость – староста без деревни.
Старость моя приходит,  когда ты уходишь.
Старость – монах без прихода.
Старость – странствие в прошлом.
Старость – остановившийся кадр.
Старость, когда только  прошлому  рад.
В старости раем кажется прожитый ад.
Старость – снова и снова памяти карусель.
Старость – память смешных потерь.
Старость – памятник бренный.
Старость – бесполезная ревность.
Старость – когда за себя неловко.
Старость – когда время бесстыжей воровкой.
Старость – над собою с издёвкой.
Старость – жуть от беседы с верёвкой.
Старость – мудрая тишина.
Старость – когда рядом только жена.
Старость – значит помнить одно хорошее.
Значит,  верить лишь в слово  Божее.
Старость – значит уже не стареть
И самую память о жизни стереть.
Старость – когда сегодняшним пуст.
Молодость – беспамятство чувств.
Молодость – любовь без памяти.
Старость – любовь только в памяти…
Память – тень расставаний,
Память никогда не обманет,-
Прошлому не соврёшь.
Память жизнью для старости станет,
Если жизнь остальная ни в грош.
Без ожидания бОльшего,
Старость тянется тенью прошлого.
В жизни реально только сегодня,
Всё остальное временем скошено.
И потому старость всего лишь-
тень прошлого.
Стареет всё
Всё быстрее,  быстрее,
И только память о тебе
не стареет!

РОЗОВОЕ  ЗДАНИЕ
Ты в начале пути, розовое здание,
В старых ветвях как рыба в сети
Школа средняя - твоё название
Потому что ты  у детства посреди

Ах ты, школа моя, школа средняя,
Твой урок не забыт.
Ты из памяти стая весенняя
Из ошибок, удач и обид.

Все птенцы твои – одношкольники
Из гнезда твоего летят.
Все зубрилы твои и все шкодники–
Не забудешь своих ребят.

От большой твоей перемены,
Где носилась бездумно гурьба.
Жизни взрослые перемены
Подарили нам слово: судьба.

От любви к тебе не излечишься,
Сколько б в жизни домов не менять.
Ты нам детское наше отечество,
А отечеству грех изменять.

Ты родная  пятьдесят восьмая.
В цифрах этих я из детства весь.
Ты одна - не надо нам другая,
Потому что детство наше здесь.

СЕРЕДНЯ ШКОЛА
Середня школа. Зачарувала.
Середньої школи багато чи мало?
Тебе не забути. Дитинство – це ти
Від першої літери  і до мети.

Середня школа. Тому ти середня -
У юність з дитинства Дніпровськая гребля,
Початок життя поділила надвоє,
Середня  в середині сердця ти моє.

Середня школа. Перше кохання,
Ти чисте як ранок, як плаття охайне.
Ти перше назавжди, до краю життя.
На білій сорочці мінливе шиття.

Середня школа. Ми разом, ми дужі.
Ми гурт, ми початок найдовшої дружби.
Ти класная  дружба - ти сила чимала.
Надійної дружби на світі так мало!

Середня школа. Тому ти середня –
У юність  з дитинства Дніпровськая гребля,
Початок життя поділила надвоє,
Середня  в середині серця ти моє.

ЗАВЕТЫ СТАРОЙ ШКОЛЫ

                И от снобов крутых проглочу я досадный упрек.
                И скажу, усмехаясь невесело: "Старая школа!"
                Лев Болдов
\
К тому, что есть, тянусь,
Погладить рвусь шакала.
Так рвусь принять страну,
Где быт в беде зашкалил.

В ней всё, что чуждо мне,
Что тут зовут приколом.
Так святы в чудаке
 Заветы "Старой школы".

Тебя, мятущая страна,
Купить готовы и Восток, и Запад,
Знов під спідницю Сатана,
Наглея, лезет жадной лапой.

Вновь на обочине народ –
Власть демократов жмёт его и школит.
Но память светлая не врёт,
Ей мягок сумрак Старой школы!".

Да, мы несоверщенны – ретро.
Наивны в вере до сих пор.
Неверия сегодняшнего ветры
Валяют наши линии опор.

Взахлёб мы жили – октябрята, пионеры,
Всегда готовы и на труд и в бой.
Разруха нам расстраивает нервы,
Страшней тиранит, чем тиран рябой.

Нас революции и войны убивать учили,
Злобя патриотизм на Интернационал.
Нам Сталина напоминал диктатор Чили.
Нам  и сегодня дорог тот, кто нас пинал.

Но вера в Коммунизм была похлеще
Всех мировых религий и церквей.
Мы презирали доллары и вещи
И слово иностранное О-Кей.

Как хороши у нищеты в бездумье.
Простые радости ценою в грош.
Чтобы народ в неверии не умер,
Он в Думе с жадностью клевал на ложь.

Нас грабанули так, что только в гроб,
Украв все вклады, что на смерть копили.
Смерть – самый лучший землероб.
Что перед нею деньги –  горстка пыли.

Народ и эту проглотил пилюлю
Обмана облигаций, лжи заёмов, лотерей.
И продолжал гудеть в трудах, как улей.
Для взяток пасека – праобраз лагерей.

А олигархов, депутатов рати
Шли в рост. Их время – грабь и жуй.
Стращали нас оскалом НАТО,
Поганым словом Сэмовским – буржуй.

Мы вышколены "Старой школой",
Ведомые неведомо куда;
Мы уголь чёрный в потной штольне,
Стальной страны железная руда.

Работали вдвойне, как на войне,
Забыв про личное и роздых.
Мы вознесли трудами до небес
Рук пятипалые звёзды!

Сегодня всё, за что мы жизнь отдали,
Разрушено, разграблено дотла.
Как тяжелы на кителях медали,
Надетые на старые тела.

Я пишу не для тех, в ком смеётся душа
Над святынями прошлого трудного,
Верю я, что не этим уродам решать
О пришествии времени судного.

ОТЧАЯННАЯ СТАРОСТЬ
Когда придёт отчаянная старость
Не званная как дальняя родня.
Отчаянно осознавать себя как тару
И кантоваться до отчаянного дня.

С отчаяньем от берега отчалив,
Я уплыву в покой, в небытиё.
Туда, где нет веселья и печали,
Где нам не треплет нервы бытиё.

Где над стихами нет ночей бессонных,
Где  ненависти  нет и нет любви,
Где нет Земли закрытой зоны,
Нет воровства, измены и ругни.

Там нет  земного – грешного, хмельного,
Но мне не надо ничего иного.
Отчаянье  не даст нам выбирать,
А я бы выбрал здешний рай и ад!

Когда придёт отчаянная старость
Не званная как дальняя родня.
Отчаянно осознавать себя как тару
И кантоваться до отгрузочного дня.

Но есть и в старости такая просинь,
Когда с тобою мира красота,
И чувства вновь свежи как росы,
И так никчемны все счета.


БУМЕРАНГ
Я бумеранг. Кидаешь? Пусть!
Другого точно б не достала,
Но ты, куда б меня не посылала,
Я всё равно к тебе вернусь.

Я, как осенний, голый куст,
Который ты не доломала.
Мне, видно, мук с тобою мало,
Я всё равно к тебе вернусь.

Пусть на меня наводит грусть
Киданий глупая забава
И ты не Пушкинская пава,
Я всё равно к тебе вернусь.

Ты как Есенинская Русь,
Как рупор дальнего вокзала.
Пусть даже ты меня не звала,
Я всё равно к тебе вернусь.

Пророчествует  наша жизнь –
Она всё видит, как слепая Ванга.
Любовь – мой лагерный режим,
Серп режущего руки бумеранга.

Любовь опять меня  позвАла
Прожить с тобою жизнь ещё одну.
Одной мне жизни крайне мало.
Я всё равно к тебе вернусь.

Я всё равно к тебе вернусь,
Твоим немолчным эхом.
Пусть!
Я всё равно к тебе вернусь…

ЕЛЕНА ПРЕКРАСНАЯ
Нет Елены прекрасней
Всё твердили века
Есть Елены прекрасней
Та, что любит меня.

И Парис поневоле
Сверх Еленой  любим!
Слаще славы и  воли
Миг, когда мы одни!
 
АДМИРАЛ
Минёр, океанограф и полярник,
Отмечен золотою саблею за храбрость,
Но не сподобилось ему почить на лаврах
Кровавым ветром большевицким забран.
Готов он заминировать весь мир,
Чтоб к Родине не допустить врага,
Чтоб захлебнулся  реввампир,
Готов в Сибирь, хоть к чёрту на рога.
Он спас весь золотой запас империи,
Своими предан, как годится смелым,
Он за великую свою в Россию веру
Командует своим расстрелом.
Но он в последний миг, подобно Блоку, видит,
Как впереди народа в белом венчике из роз
Двенадцати апостолов воскресший лидер
Грядёт Иисус Христос.

Как революции не укротимы в дури,
Так утро юное закутано в ночах.
В Сибири белой на краю кромешной бури
В Россию кутается адмирал Колчак.
Трясёт Россию на кровавом сите.
И каждый прав и каждый ненасытен.
Как революции патологичен страх,
И прошлого отряхивая прах,
Её быть человечной не просите.
Струится кровь над правым делом,
Спелёнутым  Сибирью белой.
России распростёрлось тело,
А тот, кто жив, тот враг.
И только смерть, уничтоженье,
От жизни самоотреченье-
Россия виселиц и плах.

Россию оскорблять - не сметь!
Пусть даже если и сбесилась.
С ней можно только прИнять смерть,
Как праздник гордого бессилья.

БОГ - ЕСТЬ ЛЮБОВЬ
Бог начинается из страха,
Надежд, болезней, неудач,
Как высшая инстанция Госстраха.
Молитва к Богу – полис наш и врач.

И церковь –  лучший  психдиспансер
Для всех  калек и доходяг.
Она любовью, пением и счастьем
Нас лечит, заслонив от передряг.

Мы  пациенты церкви!
Ищем исцеленья,
Неистово молясь, целуя образа,
С надеждой, подползая на коленях,
Заглядываем в Божии глаза.

Напрасен зов, молитвы тщетны.
Его и вашу глухоту приму.
В скрижалях веры  лишь  Любви заветы.
И если кажется порой, что Бога нет и,
То, что тогда Любовь к нему.

И невдомёк слепым от страсти,
Слепым от  боли, почему
Не оставляют нас  напасти,
Хотя мы молимся  неистово  Ему.

И страстные мольбы к нему напрасны,
И нищенские руки ни к чему .
Всё суета и лишь Любовь прекрасна,
Одна Любовь!
Одна Любовь к Нему.

И всё вокруг в телесной оболочке:
Земля  лесов, морей, плодов, цветов
И эти Бога прославляющие строчки –
Всё это лишь одно – Любовь!

И ты земная в помыслах и плоти,
Я всё прощу тебе, родная, всё пойму.
Ты для меня,  в конечном счёте,
Суть воплощения земной  Любви к Нему.

Нет Бога?
Есть любовь к Нему!
Вся мудрость мира сводится к тому.

КАК МНОГО НЕУСТРОЕННОСТИ В МИРЕ
Как много неустроенности в мире,
Как много не свершившихся надежд,
Но мы для веры открываем двери
Где Бог – Наставник и Главреж.
Как много совершается ошибок,
И кто-то режиссирует нам их.
А мы немы, обречены, как рыбы,
Застывшие перед крючком на миг.
Простого счастья жажду не насытя,
Беспомощного страха не избыв,
Отсеивает жизнь нас через сито
И рвёт нам кожу острым краем дыр.
И режиссер имеет нас, как куклу,
А мы беспомощны пред волею его.
Упавшим в вере не протянут руку –
Подняться трудно, а упасть легко.
А нужно- то всего совсем немного:
Краюху счастья – дети, муж в узде,
Удачу за рукав пустой потрогать,
Чтоб  было всё, как у людей.

И нужен в жизни хоть один дебош,
А остальное, как у всех, – в терпёж.

КАК  Я ДЕЙСТВИТЕЛЬНО БЫ  ХОТЕЛ
Как я действительно бы хотел
Рабом быть у любимых ног.
Медиум мёда над грудой тел,
В нирвану ушедший йог.
Такая жажда Любви
Такая жажда!
Как будто горло Сахарой обвил
И умираю дважды.
Такая жажда Любви
Такая жажда!
Как будто ещё и не жил,
Как будто для женщин потной юрбы
Душу – не обнажил!
Как будто из тела окон-пор
Не лезут женщины - капли пота,
Бранятся, плюются - вечен спор,
Тела моего рвота!
Верь! Есть Любовь!
Ошейник на шею мне,
В руки тебе нить!
Хочешь сладеньким лимонадом заменить
Злую собачью кровь?!
Хочу как  Богине тебе служить,
Раб,  которого можешь высечь.
Я  пережиток: не могу без  любви жить
Как прочих миллионы тысяч.
Осторожные – как будто идущие к цели.
На деле – уставшие от кружения…
А я! С любовью в орущем теле
Плюю на мнимый позор унижения!

РЕВНОСТЬ
Спасусь с корабля, раздавленного в голове,
Волны с кожи сдирая жестью.
Остров обниму – первый человек –
Остров непуганой дикости женской.
Проживу с Робинзоново,
Всё начиная заново,
И вдруг замечу
Следы человечьи.
Конечно, разгневаюсь, буду мрачен,
Волосами дикости обросший.
Взвою, великолепно орогачен,
Отвыкший от этакой роскоши..
Я ли не нежил? О-О!
Я ли с тобою не жил? О-О!
И, одичавший квартирный житель,
Разъярюсь и с рваным рычанием
Грудь разорву, сердце отдам – жрите.
Я так ревную тебя.
                Отчаянно.

О ВОЖДЯХ
Надела осень серое пальто,
И зонт раскрыла в дождевое небо.
Листает осень листьев том
Читает покаянно книгу жизни;
И это время подлости вождей,
Мораль, как листья, покидает души;
И тот, кто не готов
всю жизнь прожить в нужде,
Уже по-волчьи наохотил уши.
Я стаю не виню, виной – вожак.
Он не свободен, он толпе обязан.
И удила во рту и крепкая вожжа,
И только так вожак с народом связан.
Но он, как пробка, вылетает из толпы,
И пена бешенства с губы стекает.
И в сдвиге все: селяне и попы,
И ослепленье и глаза стеклянны.
Разнуздывает, опьяняет власть
И мнится вожаку, что он свободен,
А он свободен только пасть
В пасть к озверевшему народу.
И где тот беспримерно мудрый вождь,
Которым правят Божии заветы.
Он орошает поле душ, как дождь,
И освещает путь потоком света.
Как много значит проповедь Христа –
Она, как яд, мудра, медоточива,
И с ней душа светлицею чиста,
Так жертвенна свечи власть.
Как многозначен у толпы инстинкт –
Она и зверь, она и святотерпец,
И вождь ртом окровавленным приник.
Вампир и донор, и целитель он, и цепень.
И как народу повезёт с вождём,
Такою и судьба ему показана.
Вождя такого мы уже столетья ждём,
Но все они пока одним дерьмом помазаны.

БЫЛО УТРО КАК ЮНОСТЬ
Было утро, как юность,
Белый взмах крыла.
Я видел, как белой голубкой
Утра ладья проплыла.

Вскрикнул – раненный, 
В простынь, как в жизнь, вцепясь,
Где вы годы. годы ранние,
Смойте налипшую грязь.

Солёное, юное, раннее
Туман застилает седой.
И плачет и зыблется давнее
И клонится под бедой.

О НЕСЧАСТЬЕ
Несчастный человек не может быть счастливым,
Его гнетёт, гнетёт, гнетёт громада дум.
Несчастье быть не может слишком малым,
Несчастье – это угнетённый жизнью ум.

С годами входит в сердце жалость к людям.
Быть может, это только для моей страны синдром.
О, Украина, ты когда счастливой будешь?
Несчастье даже лошади – её дурной седок.