И стало так стыдно...

Бродячего, тощего, рыжего пса
Кормила  с опаской соседка с крыльца...

Не мясом – откуда, насыпала каши,
Плеснула в тарелку стакан молока...
Чужие...Чужие, понятно,  не наши –
Кость бросил, брезгливо погладил бока.

Пригрела старушка, поставила миску,
Пес жил у подъезда, рычал на бомжей,
На лапах усталых «служил» за ириску,
И скоро своим стал среди гаражей.

Соседи сначала ругались,  грозились,
Ходил участковый в знакомый подъезд,
Потом потихоньку привыкли, смирились,
Да, пес вроде умный, спокойный – не съест.

К зиме потолстел, пролинял , залоснился,
По первому снегу отчистил всю грязь,
Просох, почесался, да так распушился,
Порода – дворняга, а выглядит - князь.

И двор загордился такой красотою,
Ничей: покормил - и немножечко твой,
Пес днем на площадке гонял с детворою,
И весело лаял, играя с метлой...

Весной загулял, передрался - влюбился,
Пропал, появился, весь драный, хромой.
Неделю лежал: отъедался, лечился.
Опять убежал, а вернулся с женой.

Соседи терпели, терпели, завыли,
А к лету, еще, появились щенки,
Короче, куда-то они позвонили,
Приехали с ружьями ночью стрелки.

Стреляли три раза, щенят отловили,
Забросили в кузов скулящий мешок,
Собак аккуратно в пакеты сложили,
С дороги кровь смыли и снова тишок.

И стало неловко, так жалко, так стыдно,
За нас, за людей равнодушных, глухих,
За то, что не видим того, что так видно,
За то, что давно не в ответе за НИХ.