Домашнее

И я, устав от будничных тягот,
Увидел вдруг построенный однажды,
В ноябрьском поле дом многоэтажный.
И в доме том -
Что ни этаж, то год.
Но как бы я не напрягал очей,
Но как бы я не всматривался в зданье –
Этаж последний утопал в тумане.
И сколько там сокрыто этажей?
И шла по коридору этажа
Укрытая вуалью госпожа.
И облик был её неуловим,
Как облако небесное, как дым.
То строгой леди, образцом бонтона,
То нищенкой босою по бетону
Плыла она сквозь краски витража,
То восторгая душу, то страша.
И я прозрел:
Я видел с давних лет
Перед собою этот силуэт.
С рождения она была со мной,
Моей надеждой
И моим смятеньем,
Моим полётом
И моим паденьем,
Моим спасеньем и моим судьёй.

О, Госпожа по имени Судьба!
Мой вечный жребий,
Мой удел,
Мой Фатум.
Души моей наиглавнейший атом,
Моя царица и моя раба.
Я всё прошёл, что начертала ты:
Твои награды и твои же кары.
Я пил твои отравы и нектары.
И строил и сжигал твои мосты.
Горел в аду,
Блаженствовал в раю,
Познал любовь и ненависть людскую…
За круговерть такую немирскую,
За то, что я тоскую и ликую –
Благодарю тебя.
Благодарю!

Так я сказал.
И ножкой о паркет.
И голову склонил вполне по-светски.
Она ж, не поднимая занавески:
- Не подхалимствуй попусту, поэт.
Не сыпь зазря словесной мишурой.
И ты непрост,
И мне с тобой непросто.
И дом твой не по нормам, не по ГОСТам.
Так, сляпанный российский самострой.
Тут шик и блеск, а дальше – полный швах,
Бардак и тьма с пустою стеклотарой.
Ты б разобрался с собственной хибарой.
Хотя бы на последних этажах.
И так бурча, свалила с глаз долой.
Исчезла, испарилась, растворилась.
А я стоял растерянный и злой.
И что теперь?
Скажите мне на милость.
Забить на всё
Иль помахать метлой?
Или начать повествованья нить,
Как я узрел построенный однажды
В ноябрьском поле дом многоэтажный…
Узрел и понял: надо меньше пить!