***

Владимир Мялин: литературный дневник

Когда дышишь, не замечаешь, что дышишь. Так и поэзия оживает неприметно и легко.


Много раз я упрекал себя в многописании, но что же делать, если оба языка – поэтический и разговорный – стали для меня одинаково близки и необходимы?


Картина вторая


Ночь. Таверна. Иоахим, Эразм, Аннета, Луиза,
венгр-скрипач, посетители.


Эразм


Счастливцы эти на цветы похожи:
Подует ветер – словно пух, летят:
Пешком, в повозках, погрузив уклад,
Бегом от крыс, на крыс же и похожи.
А мы вот тут свой расточаем хлам
За здравье пьём друг друга – и за дам!


Иоахим


Ты шутишь: здравье…


Эразм


Нет, мне не до шуток:
Когда здоровья швах – удел наш жуток:
Не можем милых женщин мы любить,
И, вот беда, за их здоровье пить.
Но если есть такие силы в теле –
Легко себя проявим мы на деле.
Луиза и Аннета, пью за вас,
Два ангела с полотен Боттичелли.
Иоахим, будь счастлив, в добрый час! (пьют)


Луиза


Слыхала я сегодня от сиделки:
Занемогла, лежит в постели с грелкой
Джоанна, в лихорадке и жару
Уж третий день, и кажется пустячной
Её болезнь среди заразы мрачной,
Что кожи бархат превратит в кору.
Поблекнут щёки, ввалятся глазницы…
Кошмар ночной который месяц снится!
Нальём-ка мы бокалы по края
Помянем мёртвых, милые друзья!
(все пьют)


Аннета



Слыхала я от трезвого монаха:
Собрался в путь меняла Мардохей:
Бежать задумал, вроде, он от страха,
Не верю я что спустит долг еврей.
А должников немало, вот хоть этот
Отец семейства должен сто гиней…
Нет, не поверю, чтоб простил еврей
И лепты медной Нового Завета.


Эразм


Виват, Аннета! Прелести твоей
Да не сокроет пагубная Лета!
Такая грудь должна белеть средь нас,
А губы жечь. Мой ангел, в добрый час!
(целует в губы, пьёт)


Иоахим (хмелея)


Ты говорил: мадонна Боттичелли…
А я скажу: ты прав, на самом деле:
Луиза прелесть, уф как хороша!
Клянусь: женюсь, чтоб кисти облысели! –
Коль в небеса не отлетит душа.
Чума чумой, а перебор за кружкой
Мне обниматься повелит с подушкой!
(смех)


Эразм


Живых припомним! Ты, Иоахим,
Румяной охрой с суриком храним,
Тебе чума, что насморк и простуда.
Струится жизнь в тебя не весть откуда.
Примерный рост и лень, и рыжина –
Всё здесь за то, чтоб пить тебе до дна!
(пьют)
Аннет моя, как речь твоя скромна!
Как обходительна: как обойти умеешь
Вопросы странные… как в грусти ты томна –
И как в любви мгновенно пламенеешь!
И всё себе позволишь и посмеешь,
Как мой бокал, игрой страстей полна.
(пьют)
Луиза! Лань, встревоженная львом,
Стоит не в силах двинуться под взором
Опасных глаз, но вдруг летит – с позором
Отставший хищник гонит мух хвостом.
Печаль – могуча, юность быстронога.
Уйдёт Чума из наших скорбных мест.
Как жухлый лист, уляжется тревога,
И затанцует в небе медный пест.
Священник, выйдет к алтарю степенно,
Начнёт читать – и белоснежный хор
Храм огласит. И встанет на колено
Седой старик, молчавший до сих пор.
Мой тост за мир, за радость исцеленья! (пьют)
Теперь припомним нашего дружка,
Что забавлял нас здесь на удивленье –
Жаль в мастерской своей пропал Люка,
У верстака, средь дек, как женщин стройных,
В пыли древесной, с пальцами в клею…


Луиза


Угас Люка… на кладбище спокойном
Теперь он скрипку мастерит – свою.
И шутит, что в прижизненной могиле
Ему чужие скрипки приносили.


Иоахим


Люка, Люка… Мой бедный друг, не раз
Вот здесь над жизнью мы с тобой шутили…
И вот теперь, пожалуйста: угас…


(все молчат)


Иоахим (музыканту)


Сыграй нам песню грустную скрипач,
Протяжную, похожую на плач...


(музыкант играет на скрипке. Сидящий за соседним столом человек, по виду бродяга, падает со стула на пол и замирает)


(все молчат; музыкант играет)


Картина третья


Утро, комната, залитая светом. В оконце, голубом от лазури, звенят, похожие на дамские ножнички, стрижи.


Августин


Родная улица, тебя не узнаю,
Когда иду под вечер, где волокна
Закатных тучек плыли, как в раю,
И на заре раскрыты были окна,
Впуская свежий ветерок с реки,
Когда отец и старший брат учили
Меня аккорды брать – и в три руки
Играли мы и в небо звуки плыли;
А после я на пальцы долго дул,
Облизывая свежие мозоли…
Брат старший мой в Дунае утонул,
Отец сгорел, вина напившись вволю;
В тот день он свежий холмик обнимал,
И над могилой матери рыдал.
А помню я себя ребёнком малым:
Отец меня по улице ведёт.
Гремят литавры, цитры, розы валом
Из окон сыплют; в храме хор поёт.
А над толпой Пречистой изваянье
Плывёт, в венце из белоснежных роз,
И в полный рост паря, минует зданья…
И тут отец не сдерживает слёз,
И достаёт, раскрывши полу, флягу,
И долго пьёт спасительную влагу…
А, между тем, вся улица в цветах,
И мать нам машет из окна рукою.
Мой музыкант так весел, просто страх,
И так не ловок, что идёт дугою.
Цветы, венки, танцующий народ;
Курится ладан, музыки порывы…
Слепец в коляске женщину везёт,
Скрипач выводит жалкие мотивы.
А что теперь на улице моей?
Где был булыжник умащён цветами, -
Скрипят телеги, полные теней,
И смрадный дух над мёртвыми телами.
И где теперь Амелия? О ней
Давно не слышно: девять-десять дней…
В окне напротив плачет мандолина;
Стрижи летают в ясной вышине;
Ни человечка, улица пустынна,
И яркий день страшнее ночи мне.


Трубочист (с крыши)


Привет, дружок! Без музыки неделю
На крыши жарюсь. Скучно, в самом деле;
Жара и жажда и работать лень.


Августин


Ты разве чистишь трубы целый день?
Всегда-то ты работал на закате.
Потерю в весе кто тебе оплатит?
Весь в саже ты…


Трубочист


Да совесть не черна!
Иди к жене!


Трубочист


На кладбище жена.
Дом опустел, углы прогрызли мыши.
Теперь, дружок, мне веселей на крыше.


Августин


Несчастный Ганс!


Трубочист


Несчастен – у кого
В трубе засор, а в сердце ничего.


Августин (берёт мандолину, поёт)



Далеко Чума ходила,
Всюду ставила кресты.
Всех она похоронила:
Ей не пить с лица воды.


И чистюля, и чумазый –
Все легли в единый ров.
И пошли на небо сразу,
Обретая дом и кров.


Кто пониже, кто повыше,
За шиповником оград,
Кто совсем уже под крышей,
Где и трубы не дымят.


(трубочист плачет)



Уснула; спи, дремли, моя Ревекка!
Не дал нам Бог с тобой иметь детей.
Почти без ссор мы жили четверть века,
Так слёзы льёт сегодня Мардохей.
Всё, что я мог – я делал, что умею:
И вот один, весёлые дела!
На старость лет могилу я имею.
Зачем моя Ревекка умерла?.. (плачет)


Могильщик


Хозяин, всё, окончена работа.
С вас золотой – не дорого беру.


Мардохей


Работник, ты завысил цену что-то;
И половины я не наберу. (даёт серебро)


Могильщик


Ну, с вами Бог, что можете…


Мардохей


Ревекка!
Спокойно спи, не дал нам Бог детей…
Без ссор почти мы жили четверть века,
Так слёзы льёт, родная, Мардохей…(плачет)



(Неподалёку Амелия – лежит, обнимая холм; рядом вторая, ещё свежая, могильная насыпь)


Амелия


Амелия, ты слышишь, будто в храме
Под сводом хором ангелы поют?
Курится ладан; свечи огоньками
Дрожат, лампады тихие цветут…
У алтаря, колена преклоняя,
В одежде белой ангел мой, родная,
Псалтирь читаешь или слёзы льёшь,
Или меня по имени зовёшь?..
Вот муж твой бедный; век прожив в заботах,
Он знал любовь; прощёлкав дни на счётах,
Он жизнь свою проплакал по ночам,
Тебя любя одну на целом свете,
Доверчиво, как взрослых любят дети,
Век доживая с горем пополам;
И всё и всем вокруг себя прощая…
Прости и ты меня, моя родная!


(умолкает)



Другие статьи в литературном дневнике:

  • 27.02.2019. ***
  • 25.02.2019. ***
  • 21.02.2019. ***
  • 20.02.2019. ***
  • 17.02.2019. ***
  • 14.02.2019. ***
  • 13.02.2019. ***
  • 12.02.2019. ***
  • 11.02.2019. ***
  • 09.02.2019. ***
  • 08.02.2019. ***
  • 07.02.2019. ***
  • 06.02.2019. ***
  • 05.02.2019. ***
  • 04.02.2019. ***