Андрей ДементьевДЕТСКИЙ ЗАЛ МУЗЕЯ ЯД-ВАШЕМ На черном небе тихо гаснут звезды, И Вечность называет имена. И горем здесь пропитан даже воздух, Как будто продолжается война. Который год чернеет это небо, Который год звучат здесь имена, И кажется, что это смотрит слепо На всех живущих горькая вина. Простите нас, ни в чем не виноватых, Виновных только в том, что мы живем. Ни в жертвах не бывавших, ни в солдатах, Простите нас в бессмертии своем. На черном небе вновь звезда погасла… Я выхожу из памяти своей. А над землей, покатой, словно каска, Зовут и плачут имена детей. В БОЛЬНИЦЕ ШААРЕЙ-ЦЕДЕК Иосифу Альбертону Слева от меня звучит иврит. Что-то дед хирургу говорит. Справа от меня лежит араб. Как сосед — он так же стар и слаб. Сын араба молится в углу, Коврик постеливши на полу. Сын еврея, отодвинув стул, Первый раз сегодня прикорнул. А меж ними русский. Это — я. Интернациональная семья. И спасает жизни всем хирург, И тому — кто недруг, И кто — друг . И лежу я, как посредник, тут, Зная, что опять бои идут. И араб, что справа, и еврей — Ждут чего-то от души моей. А душа сгорела в том огне, Что пронёсся смерчем по стране. И рыдает боль моя навзрыд… Как мне близок в этот миг иврит. ВЕЧНЫЙ ГОРОД Земля уже предчувствует рассвет. И алый цвет к лицу Иерусалиму. Замри, мгновенье! Ты — неповторимо, Хотя и повторялось тыщи лет. Восход рисует вновь Иерусалим. Одно движенье гениальной кисти — И вот уже зазеленели листья, И вспыхнул купол, и дома за ним. Поклон тебе, святой Иерусалим! Я эту землю увидать не чаял. И мой восторг пред нею нескончаем, Как будто я удачливый олим*. А солнце поднимается все выше. Я с городом святым наедине. И снова поражаюсь, как он выжил В той ненависти, войнах и огне. Наступит день — сюда сойдет Мессия. И, встав у замурованных ворот, Он усмехнется мрачному бессилью Своих врагов, не веривших в приход. В долине состоится страшный суд. Восстанут из могил Иерусалима Умершие И нас судить придут. И только совесть будет несудима. - *Олим - репатриант НОВОГОДНЕЕ До чего же мы устали От московской суеты, От писательских баталий И от светской пустоты. И, забыв про все на свете, Мы летим в Иерусалим, Чтобы Новый год там встретить Рядом с небом голубым. На Святой земле, как прежде, В декабре цветут цветы. Жаль, бываем мы все реже В этом царстве красоты. Жаль, что жизнь здесь стала круче — Со взрывчаткой и стрельбой. И страданием измучен, Стал Израиль моей судьбой. И, хотя еврейской крови Нет ни в предках, ни во мне, Я горжусь своей любовью К этой избранной стране. Я в Израиле, как дома... На подъем душа легка. Если ж мы в разлуке долго, Точит душу мне тоска. Там таинственные пальмы Ловят в веер ветерок. Как любил свой север Бальмонт, Так люблю я свой Восток. Море катит изумруды И крошит их возле скал. Если есть на свете чудо, То его я отыскал. Отыскал библейский остров — Вечный берег трех морей, Где живу легко и просто, Вместе с Музою моей. Всех душою принимаю. Взглядом все боготворю. В ноябре встречаюсь с маем Вопреки календарю. Я в Израиле, как дома. Только жаль, что дома нет. Снова гул аэродрома. И беру я в рай билет... Еврейских жен не спутаешь с другими. Пусть даже и не близок им иврит. Я каждую возвел бы в ранг богини, Сперва умерив вес и аппетит. О, как они красноречивы в споре, Когда неправы, судя по всему. Душа их — как разгневанное море. И тут уже не выплыть никому. Но я однажды как-то чудом выплыл. И вдруг поверив спорщице своей, Ее-то я в друзья себе и выбрал, И стал чуть-чуть мудрее и сильней. Мой друг художник — молодой и светский, — Разводом огорчась очередным, Спросил в тоске: “Что делать? Посоветуй…” И я сказал: “Езжай в Иерусалим…” Престиж еврейских жен недосягаем. Непредсказуем и характер их. Когда они своих мужей ругают, То потому, что очень верят в них. В их избранность, надежность и удачу. Боясь — не потерялись бы в толпе. А неудачи — ничего не значат. Была бы лишь уверенность в себе.
© Copyright: Виктория Канунникова, 2024.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
