Прохлада угнездилась в погребах,
снаружи - пекло, город неприкаян.
В кузнечиковых трелях слышен Бах,
маэстро жаром выжженных окраин.
Послушаешь и думаешь - сорву
сухой листок, забытый корневищем,
и лягу в полумёртвую траву
мечтать о неизведанном и высшем,
которое в июле - хоть куда.
Тут важно не уснуть, сгоришь мгновенно.
И снизу вверх глядеть на провода
пока в седой висок стучится вена -
не спи, спускайся в погреб, там темно,
прохладно там, хотя довольно сыро.
Играет в глине терпкое вино -
всё тот же Бах, но только для блезира -
притворный гений высохших рябин -
такая мысль, сравнение плохое.
Пока что вкус не тот, но цвет - рубин,
и запах - то ли сено, то ли хвоя.
Наверно, память, сны и миражи,
в траву такую страшно спать ложиться,
и ты порыв, пожалуй, придержи...
Но честен Бах, обманчивы душица,
ромашки, маки, даже васильки -
наивный символ знойного июля.
Мы так же друг от друга далеки,
зато ни в чём себя не обманули.
Кузнечиковый Бах не свёл с ума
не выигравшим чувственным напевом.
А после поцелуев будет тьма,
но разве хоть один сравнится с первым...
