Дезориентация Перстнева Наталья
Из событий
Не трагедия, не драма,
Только праведная ложь.
Эх, куда меня ты, мама,
На веревочке ведешь!
Впрочем, ты не виновата,
Это дело не со зла,
В люди и тебя когда-то
Мама по миру вела.
И заканчивалось счастье
Возле школьного угла.
Тут-то жизнь и началась бы,
Если б мимо не прошла.
Прятки
мои дети выросли из моих школьных платьев
детство снова закрылось в шкафу
Плюс один
сегодня нужно встать пораньше
до детства еще один день пути
Приговор
В. Щ.
По небу расписался метеор,
О чем-то сообщило мирозданье.
Быть может, огласило приговор.
Быть может, отменило наказанье.
Так и живешь подвешенный за нос,
Присутствуя в раю попеременно,
То шестикрылый дух среди стрекоз,
То восьминогий гад канцерогенный.
Эдемский сад шумит себе, шумит,
К зиме благополучно облетая.
И вечно сомневающийся вид
Как рудимент творенья исчезает.
Горошек
Н. Б.
Я встречу свой призрак однажды в кафе на закате –
Он смотрит в окно и листает осенних прохожих.
Скажу полушепотом: «Чем-то мы с вами похожи».
Он вздрогнет от ветра, горошек посыплется с платья.
Ах, прошлая мода на шляпки и ситец с горохом!
Как все разлетается, стоит на миг разминуться –
И входит в стеклянные двери другая эпоха,
И тает пломбир на давно расколовшемся блюдце.
Давай погадаем на завтрашний день по осадкам,
По старой монетке – а все же, орел или решка?
Немного дождя и соленая жменя орешков
И город, плывущий под вечной луною, в остатке.
Виденье исчезнет легко, словно счастье и горе,
Оставит у столика призрак мерцанья улыбки,
А я, обознавшись, скажу о нелепой ошибке
И пригоршню белых горошин рассыплю у моря.
Созвездия зимнего неба
Н. Б.
Есть долгая память застывшего сада,
Спокойствие снега и лунной дороги.
Все та же высокая гроздь винограда
В нетронутом небе, поившая многих.
Все те же иссохшие губы надежды.
И снег, бесконечный, бездонный, безбрежный.
Отсутствие
М. В.
Оставь немного чая на столе
И сахарницу с желтым рафинадом.
Пройдет по пыли улиц сборщик лет,
И города пройдут, как снегопады.
И мытарь, наклонившийся к лозе,
И смерть с корзиной, полной яблок зимних, –
Останутся написанными все
На тающей в закате парусине,
Всё проплывет виденьем за окном,
Теряя основание и визу.
…А где-то есть на якорь ставший дом
И сахарница чайного сервиза.
Щепочки
А по улице ходят мальчики,
Ходят девочки, как в кино,
И сижу я тут в ресторанчике,
И сидит моя тень со мной.
А глаза у ней вот такие вот,
И коса висит за плечом.
И Москву видать аж до Киева,
Так глядит она горячо.
Все качается, как на щепочке,
В море, во поле и во ржи…
А по улице ходят девочки,
Ходят мальчики, ходит жизнь.
Быть может
Т. В-кой
Все о себе да о своем
Я разговаривала с ветром.
«Сдаются комнаты внаем
И заселяются посмертно».
Переплывали корабли
Большое небо голубое,
И не хватало нам земли
Найти пристанище земное.
«Но где-нибудь, потом, потом…» –
Баюкал ветер лист черешни.
И плыл кораблик за окном
Счастливый, белый и нездешний.
Быть может, плыл, а может, нет,
И, может быть, пусты каюты.
Но я пишу тебе ответ
На адрес Млечного приюта.
Таяние
Т. В-вой
За спиною только шорох –
Чайки поднимают ветер.
Тает леденцовый город
В синем море, в ярком свете.
Что за птицы, кто такие?
Птицы жадные воровки,
Замечательно простые,
Как базарные торговки.
Не торгуйся – не ответят,
Ничего оно не стоит.
В каждом клюве только ветер.
Только крики за спиною.
Безмолвие
А. Д.
Что это было? Удивленье
От тишины, как бутыль, полной.
Она несла моря и волны,
Расплескивая на ступени.
Я наступала и тонула.
Я утонула и осталась,
Как будто синяя акула,
Захлопнув пасть, не отпускала
Из глубины всех океанов,
Тюрьмы, прочнее всех застенков,
Где всё безжалостно и странно,
Где звуки мира – только пенка.
Дезориентация
*
Как не предвидела Кассандра,
Или болтать не захотела,
Но прохудившимся скафандром
Пора считать пустое тело.
Душа просачивалась тихо,
Не уживаясь с неполадкой.
Закончилась неразберихой
Потеря этого порядка,
Где в космос улицы выходишь –
И дела нет звезде ослепшей,
Что ты при солнечной погоде
Смог потеряться как нездешний.
*
Как все воспоминанья постарели
И по ночам плетутся еле-еле
По тротуару улицы слепой –
Несут их ноги глупые домой,
Ни сна, ни расстояния не помня,
Туда, где дом еще в каменоломне
И этот камень, будущий стеной,
Лежит плитой могильной надо мной.
И дикий ветер бродит по часовне
Еще не прирученною душой.
Оригинал
Дождь, обычный дождь усталый,
Человек с душою птицы
Льет вино Сарданапала
Из-за облачной границы.
Веселитесь, дети тленья,
Пейте каждое мгновенье!
Человеку только снится:
Птицы-недоразуменья,
Твердь, туманности, геенна,
Неупавшая ресница…
Свет из сонных глаз струится.
Бродит звездный сок по венам.
…И один во всей вселенной
Он не может прекратиться.
Тридцать три мои сестры
Т. Б.
Тридцать три мои сестры
На лугу альпийском пели.
Жгли осенние костры,
Звали зимние метели.
Тридцать три сестры моих
Улетели вместе с дымом.
Только ветер не затих –
Носит лета, носит зимы.
Каркают на ветках голых,
Точат ночью топоры
И летят на майских пчелах
Тридцать три мои сестры.
Рыбка
Пустеют мои города,
Мелеют моря и реки.
Надолго ты к нам, беда?
Беда говорит: «Навеки».
Едет в повозке смерть,
Бьют ей челом люди.
Будем еще терпеть?
Смерть говорит: «Будем!
Если тоски река
За год не обмелела.
Ты спроси рыбака,
Как его рыбка съела».
Намерения
*
Мышка бежала,
Хвостик потеряла,
Яичко не упало,
Вот и родилось…
*
Он все пиликает-пиликает,
Никак смычком не попадает
Во что-то вечное великое.
Оно потом его стирает.
Как неудачную мелодию.
Как с неба тучку прилетевшую.
Как замышление Господнее,
Дурной болезнью заболевшее.
Оно простило б своеволие,
Упрямство не переупрямило –
Но не отсутствие симфонии
За все нарушенные правила.
*
Они склонились надо мной
И долго рассуждали –
Моя судьба с моей душой
И дух дамасской стали,
Который тверд и глух и нем
К любому искушенью,
И я склонялась между тем
К самоуничтоженью.
Розовый конь
Сочетается плохо
И всегда на ножах
Человек и эпоха
При своих миражах.
Засевается поле
Голосами ворон.
Собирай с колоколен
Малиновый звон!
Всходит вольная воля,
Розовеет рассвет.
Эх ты, русская доля…
Впрочем, разницы нет.
Самодержавные заметки
Регулируют на фиг
Этот царский вопрос
Табакерка и шарфик
И балтийский матрос.
Он говорил
Он говорил: «Когда-то был
Минуту счастлив я.
В тот миг созвездья сочинил,
Тебя и муравья.
Счастливой бабочки полет,
Счастливый бег волны
И все, что хочет и живет
От солнца до луны.
Но так уж вышло, бедный друг,
И ты поймешь меня –
Услышав бабочки испуг
У жаркого огня,
Я умер весь в ее слезах,
И умерли со мной
Орлы и сойки в небесах
И ты в пыли земной.
И солнце больше не могло
Держать небесный свод,
Он раскололся, как стекло,
Как перезрелый плод.
Я на осколки лег ничком,
Ослепший без огня,
Я стал травой борщевиком,
И ты поймешь меня –
Как в этот черный миг и век
И тысячу веков
Тебя кроил я, человек,
Из всех борщевиков.
Да, так уж вышло, до конца
Не смог я умереть…
Так будь же счастлив за Отца,
Не проклиная смерть».
Соитие
Вот общая семейная постель
На всех блудниц и праведников бренных –
Ей-богу, все совьемся непременно
В один нерасплетаемый клубок
Костей, и вен, и губ, и сочетаний.
И, как ни будь ты в мире одинок,
Теперь-то что, любовного касанья,
Не избежишь в одном из тихих мест.
Разбудит Бог, сомлевшего, и съест.
Ведьма
Груба моя кожа и грудь из металла,
Скажи-ка, куда нас с тобой занесло?
А ведьма поэзии что обещала? –
Лужайки, ланиты и прочье фуфло.
А что ты волочишь в мешке за спиною? –
И череп, и кости, и – мама моя –
Бескровное сердце с огромной дырою.
Такое же точно таскаю и я.
Перед окном
Вл. Ш.
Открою окно, и пройдут под окном,
Облитые розовым криком заката,
И те, что успели случиться когда-то,
И те, кто должны совершиться потом.
Держу на ладони биенье и вздохи,
Прилежный таможенник линии жизни,
А мимо ползут тараканы и слизни,
Шагают гиганты и волки эпохи.
Полощутся ветром плащи и знамена.
Срывается первый с обрыва ладони.
Кто вас, золотых, назовет поименно,
Кого безымянная сила не тронет
Дыханием ветра? Идущие следом
Подставят под ветер горячие лица,
Подхватят упавшее знамя победы.
А дальше – открытая в бездну граница.
Быть может, она называется вечность.
Немеет закат и рука человечья.
Опустится кисть, осечется дорога –
И потекут по реке безвоздушной
Лохмотья столетия снявшие души
Перед окном в сновидении Бога.
Возвращение
Вспомнят одни деревья, косы сплетая в невод,
Падая птицей в ноги, бросая качели в небо,
Вместе с осенним ветром крики ловя ветвями.
«Где мои брат с сестрою?» – «Прячутся рядом с нами.
Слышишь, зовут на ужин, над головой месяц».
Правда, зовут. В кроне яблони скрипы лестниц,
В окнах стоят звезды, ласточка спит под крышей.
Ты дозовись только, я на ветру услышу
Елочный колокольчик, рождественские хлопушки,
В мамин уткнусь передник. В розовый снег подушки.
Водоем
У реки ее оживи,
Распусти цветы в волосах.
У печальной моей любви
Очарованные глаза.
Ей приснятся в саду твоем
Голубиные облака.
И, упавшие в водоем,
Мы утонем на все века,
Одинокие корабли
В непролившихся небесах,
Дальше дальнего от земли,
Ветром утренним в парусах.
Не разбавь темноты вина,
Пронеси стороной дожди.
Во хмелю затяжного сна
Милосердием не буди.
Зимний романс
Сказал он устало и горько,
К порогу в снегу подойдя:
«Несла меня легкая тройка,
А нынче лишь вьюги гудят.
Все умерли в долгом походе,
Любовь и надежду свою
Я сам хоронил на восходе
В далеком счастливом краю.
Надежда остыла в дороге,
Любовь уморила тоска.
В пути переломаны ноги
У верного коренника.
На нем бы к тебе я приехал,
Но спит он на голых камнях.
И в церковь пришел я по снегу
Поставить свечу за коня.
Лежит он у высохшей речки,
И грудь его птицы клюют.
Закрой же глаза мне и свечку
Задуй и его, и мою».
Непонимание
эй-эй кричит ветер вместе с капитаном
что ты делаешь на этой голой кочке посреди моря
я отчаянно машу в ответ пустой бутылкой
что он переводит как приятная погода не правда ли
символически чокается со мной откупоренным пивом и проплывает мимо
оставляя на память долгий гудок и тающую в лучах солнца надпись «Надежда»
кто бы сомневался первая яхта называлась «Возмездие»
Сочинение
Часы застыли на отметке «пять»,
Как будто оценили сочиненье.
И можно заворачивать в тетрадь
И рыбу, и гуртом миротворенье.
Бог выйдет на балкон перекурить,
Засыпать пеплом гаражи и дачи
И с головой селедки говорить
Без слова, содержания и плача.
Бог выйдет на балкон… и никуда
Пустое место выйти не сумеет.
В тумане звезд бессчетная звезда
Горит ясней и смотрит ледянее.
Он бросит в пустоту белок и спирт,
Накроет солью, сахаром и перцем.
К утру под крышкой заклокочет мир
И вывалится из пустого сердца.
Другие статьи в литературном дневнике:
