Рецензия-эссе на работу Н. Шлемовой Часть вторая

Рецензия-эссе на работу Н. Шлемовой "ЭСТЕТИКА ТРАНСЦЕНДЕНТНОГО В ТВОРЧЕСТВЕ МАРИНЫ ЦВЕТАЕВОЙ".

Часть вторая

«Марина Цветаева была и есть мост между двумя мирами, двумя реальностями: очевидной, но призрачной и невидимой, и истинной, сущей и достижимой нами в будущем», – утверждает Н. Шлемова, продолжая: – «Яркий тому пример «Новогоднее»:

Первое письмо тебе с вчерашней,
На которой без тебя изноюсь,
Родины...

И в минуту сильнейшей скорби и потрясения разрушение моста, соединение двух миров:

Жизнь и смерть давно беру в кавычки,
Как заведомо-пустые сплеты.»

Полностью можно согласиться с Натальей Шлемовой. Такое проникновение в неведомый потусторонний мир мог совершить Данте, написавший об этом.
Для Марины – это дело обычное, житейски-бытовое и, говорит она об этом, – как бы между прочим, подчеркивая взаимопроникаемость и взаимопереходность миров, (наподобие экстрасенсов), ощущая реальность и того и другого с разницей: там нас больше.

Чем больше, крупнее поэт, тем ёмче он схватывает реальность, отражаяя ее в своих творениях, преобразовывая её в поэтическую форму, предлагая следовать в новую сотворенную реальность: «Чтоб в рай моих заморских песен открылись торные пути» (А. Блок)

Поэтическое слово М. Цветаевой объединяет внутреннее и внешнее и, творя миры иные, приоткрывает завесу, уводя внешнее во внутреннее, дабы обогатить его, явить внешнему новую усвоенную, узримую, порожденную, (сотворенную) явь новой ментальности.

Язык – инструмент речи. Посредсвом речи, индивид формулирует и высказывает свои мысли,
тем самым обозначая, раскрывая свое сущностное «Я» в той мере и степени, насколько его внутреннее готово «выйти» во внешнее и насколько сильна эта потребность, обнаруживая себя во вне, в слове: познать свои глубины, раскрыть себя в себе.

Любое высказывание – есть творение себя и раскрытие себя, своего непознанного «Я», стремящегося уявить себя в реальности, закрепить через плотность формы внутреннююю неуловимость. Вся деятельность человечества направлена в одну сторону: познать и оставить след.

Любая мысль – уровень готовновности воздействия на окружающее (внешнее). Только слышат ли?
Мысль – несет информативную глубину, попытку понять и быть понятым, соотнесенным с вшешним миром, через который получаемая информация сверяется с имеющейся, накопленной (хранимой) и, сталкиваясь, «замыкаясь», порождает свое видение того или иного события, а вспыхнувшая искра – реакция эмоционального плана: удивление, восхищение, негодование и т. п., дает импульс для создания произведения.

Опираясь на высказывание В. Соловьева: "Достойное идеальное бытие требует одинакового простора для целого и для частей, – следовательно, это не есть свобода от особенностей, а только от их исключительности. Полнота этой свободы требует, чтобы все частные элементы находили себя друг в друге и в целом, каждое полагало себя в другом и другое в себе, ощущало в своей частности единство целого и в целом свою частность, - одним словом, абсолютная солидарность всего существующего, Бог все во всех" (10, с.131); Н. Шлемова делает вывод: «Ядро цветаевской “переходности” – двуначалие мужественного и женственного. Мужественного – личностного, дисциплинирующего, укрощающего, начала становления и восхождения и женственного – бесконечного растворения, не завершения, не утоления, подчинения стихии, нисхождения.»

Для примера Н. Шлемова приводит следующий стих:

Помни закон:
Здесь не владей!
Чтобы потом –
В Граде Друзей:

В этом пустом,
В этом крутом
Небе мужском - Сплошь золотом-

В мире, где реки вспять,
На берегу – реки,
В мнимую руку взять
Мнимость другой руки...

Лёгонькой искры хруст,
Взрыв – и ответный взрыв.
(Недостоверность рук
Рукопожатьем скрыв!)

О этот дружный всплеск
Плоских как меч одежд –
В небе мужских божеств,
В небе мужских торжеств!

Так, между отрочеств:
Между равенств,
В свежих широтах
Зорь, в загараньях

Игр – на сухом ветру
Здравствуй, бесстрастье душ!
В небе тарпейских круч,
В небе спартанских дружб!

20 июня 1922

Это не единство первичной андрогинности: соединение в одном двух противоположностей, но разделение на две категории – нисхождения и восхождения с приоритетом мужскому: «Небе мужском - Сплошь золотом…».

Там, в посюсторонним мире, сплошь духовном, бестелесном, М. Цветаева видит обретение истинного соединения, невозможного на земле, но только там: «В небе спартанских дружб».

Здесь, Н. Шлемовой подчеркивается явное отчуждение М. Цветаевой от мирского, любимого, но не идеального, востребованного внутренним представлением и, проявлением этого представления, в порывисто-неуправляемых поэтических выбросах, спонтанностях рождаемых строк, наполненных мощной энергетикой, бьющей через зримый сплав смыслов и образов, сравнимый с пульсацией звезды, имеющей физические обоснования природах явлений, не доступных наблюдению соответствующими современными технологиями, равно, как и математическими исчислениями.

Энергетика же стиха М.И. Цветаевой, сможет быть пока уловлена только человеческим аппаратом неясных импульсов, поглощающих исходную парадигму. И, усиливая, аккумулируя эти импульсы (неясно каким образом сохраняющиеся на бумаге), своим восприятием, своим внутренним созвучием, устремлять свой взор и свою мысль в заданном направлении, приобщаясь к мета поэтическому коду мировой символики.

Другие статьи в литературном дневнике:

• 31.01.2014. ***
• 03.01.2014. Рецензия-эссе на работу Н. Шлемовой Часть вторая