*
Видеть цветок, не называя, вот утраченное искусство.
С его помощью мы выходим из мира следствий и проходим в начало,
не обладающее формой.
И тогда не мы смотрим на цветок, а он на нас.
Такой подход не филологичен, не научен, не концептуален.
Он поэтичен.
*
*
Сколько же в нашем мире тихих ослепительных исчезновений!
Чистых уходов в отсутствие.
Крик птицы. Отшумевшее дерево. Прошедший трамвай. Произнесенные и отзвучавшие слова таксиста. Улыбка. Цвет Чистых прудов под тучей. Смерть человека. Уход поезда.
Невозможно перечислить все.
И каждое исчезновение рождает бесшумную ноту своего неприсутствия. Каждая вещь уходит на своей единственной ноте. Их миллионы, миллиарды таких "звуков". Мир окутан ими как аура.
Иссяканий, угасаний больше чем вещей. Вещь может исчезать от нас по нескольку раз на дню. Но мы не замечаем чистых исчезновений - мы думаем о самих вещах, а не о бесконечной тишине их отсутствия.
Тем не менее с нами говорит само отсутствие.
Сами исчезновения, ясные и тихие вспышки бессловесных послесловий.
Они говорят вне назидания, вне ностальгии, вне слов.
О чем же они нам говорят, складывая свою мировую симфонию?
*
*
В стихотворении всегда есть то, что превышает его: отсутствие, живая пустота, дырка. В бублике для меня важнее всего дырка, заметил Мандельштам, бублик можно съесть , а дырка останется. Для выявления этой дырки оно и пишется, из нее и происходит, ей и движется, как колесо движется вокруг пустой втулки по замечанию Лаоцзы. Чтобы найти наше собственное живое отсутствие, из которого и которым мы живы в насквозь лживом мире – нам подчас нужно стихотворение. Понятно, что о подделках и имитациях здесь речи идти не может.
