Два процента роста - это унизительно для страны«Два процента роста — это унизительно для страны» — Анатолий Борисович, на Гайдаровском форуме была дискуссия по поводу исторической инерции, и ее влияния на экономический рост. У нас наблюдается тот самый «эффект колеи», о котором говорили участники дискуссии? Может быть, в нашем прошлом есть вещи, которые стоит взять, опереться на них и, уже оттолкнувшись, идти дальше, развиваться, расти? — Вы знаете, это очень большой и очень серьезный разговор, не совсем для этого формата, но я попробую ответить. Тем более, что дискуссия была крайне интересной, для участников, для меня лично. И такие люди, как Александр Аузан или Виктор Полтерович, фактически основоположники российского либерального институционализма, были очень интересны и важны. — Сейчас идет еще активная дискуссия о том, на что опираться, какие приоритеты ставить, какие стимулы придумывать для России в ближайшие шесть лет. На ваш взгляд, какие это могут быть приоритеты? — Ответы на год отличаются от ответов на шесть лет. А ответы на шесть лет отличаются от ответов на 30 лет. — Давайте на шесть лет. — Если вы меня спрашиваете на шесть лет, то, в моем понимании, рассчитывать на какие-то радикальные глубинные преобразования шансов не очень много. Но есть и самый плохой сценарий. Который, мне кажется, к сожалению, не исключен. Сценарий, который называется «делать ничего». Собственно, все у нас, в общем, не так ужасно. А что, какая у нас катастрофа? У нас, кризис? Нет. — Кризис закончился. — Кризис закончился. У нас падения экономики нет. У нас рост полтора процента. А может быть, даже 1,6%. Ну, и чего тогда нам во все это ввязываться? Давайте-ка лучше мы пока тихо посидим и подождем. Вот это, в моем понимании, самый плохой вариант из возможных. — Одно уточнение тогда. На ваш взгляд, по вашим ощущениям, какой сценарий наиболее вероятен, из того списка, что вы перечислили? — Я не отвечу на ваш вопрос. Потому что я знаю ответ. — Это интрига, но мы подождем, увидим. И, в общем-то, осталось ждать немного. — Конечно, жизнь покажет. — Многие эксперты, например, Алексей Кудрин, Герман Греф, с которым у вас была в свое время интересная дискуссия по поводу солнца и ветра, говорят о том, что нарастает технологическое отставание России, и это одна из главных угроз и один из главных рисков для страны. Вы согласны с этим? Эту тенденцию можно переломить каким-то образом в обозримой перспективе? — Мы говорим про год, шесть лет или 30 лет? — А в какой перспективе эту тенденцию можно переломить? — Во-первых, является ли это настоящим риском для страны? Ну, конечно же, да, никаких сомнений на этот счет нет. Во-вторых, можно ли всерьез переломить эту картину в диапазоне год? Нет. Можно ли всерьез переломить эту картину в диапазоне шесть лет? В значительной степени — да, но не полностью. Для того, чтобы эту картину переломить в диапазоне шесть лет, далеко недостаточно тех сценариев, которые я описал. Концентрация бюджетных ресурсов на образование и здравоохранение вещь правильная, разумная, нужная, интересная, полезная, но недостаточная. Она не решает той задачи, о которой вы спрашиваете. В этом смысле, для этой задачи нужны гораздо более масштабные преобразования. А масштабное — знак равно — рискованное. Поэтому отнесите эту опцию к числу также возможных. Но поставьте вероятность ее реализации ниже, чем вероятность реализации бюджетного маневра, о котором я говорил. — На ваш взгляд, какой риск для страны наиболее опасен? То, о чем вы говорили, ничегонеделание, успокоенность, удовлетворенность текущей ситуацией или какой-то другой? — Смотрите, практически мы все признаем, от оппозиции до президента, я тут не единственный, уж точно. Двухпроцентный рост — это то, на что мы, похоже, устойчиво вышли. И это последовательное необратимое стратегическое увеличение отставания России от мира. И это в долгую неприемлемо, просто неприемлемо. Такие преобразования, а) вполне возможны. Политического ресурса у действующей политической системы достаточно, чтобы запустить. б) они высоко рискованны. Не бывает реформ без риска. А произойдут они или нет, ну, посмотрим, ближайшее будущее нам покажет. — Наверное, последний вопрос я вам задам. Как вы считаете, для того, чтобы провести эти реформы, о которых вы говорите, большие, масштабные, и с большой долей риска, и, видимо, с наличием некоего негативного момента для большого количества людей, надо ли убеждать народ, население, можно по-разному называть, граждан страны, в том, что эти реформы нужны? Они должны их принять? Или это должны быть классические реформы «сверху», навязанные и осуществленные властью, доведенные до каждого человека, невзирая на последствия? — Ответ состоит из двух пунктов. Реформа «сверху», как вы сказали, в том понимании, которое вы этому сейчас придали, это всегда вещь на порядок более болезненная, и порядково более сложная, чем поддержанная «снизу». И, в этом смысле, сложность преобразований, которые, на мой взгляд, стране необходимы, такова, что без серьезнейшей опоры на электорат, на народ, как хотите, называйте, их просто сделать невозможно. — Можно? — Ответ — да. Ну, конечно же, да. При той мощи, которой обладает современная российская политическая система, при той мощи всех видов ресурсов, включая информационный ресурс, который у нее в руках, о котором мы даже мечтать не могли в отдаленные 90-е, ну, конечно, задача разрешима. Но она все равно связана с рисками. — Вы оптимистично смотрите на перспективу шести лет и дальше вперед, к 30 годам? — Нет. Газета.Ru: последние новости © Copyright: Сергей Таллако, 2018.
Другие статьи в литературном дневнике:
|