Цветаева и Гёте

Антонина Кузнецова
ЦВЕТАЕВА И ГЁТЕ
(небольшой этюд на необъятную тему)
Всякая разумная мысль уже приходила кому-нибудь в голову, нужно только постараться еще раз к ней прийти.

И.-В.Гете

Этюд - не исследование. Этюд - это набросок, размышление по поводу. Его можно начать с любого места и времени. Одни только цитаты из статей и писем Цветаевой о Гёте могли бы составить большое полотно. Все мысли, движения души, откровения она сверяла по нему. Ссылаясь на Гёте: "Goethe тот, о котором говорю, судя современность: - Перед лицом Goethe - ...". Но и не только "судя". Гёте был насущно необходим, повседневно - всю жизнь. О чем бы она ни говорила, самым очевидным, самым достоверным аргументом (подтверждением, утверждением) был всегда Гете.

Цветаева - мать говорит: "Матери Гёте не было 17-ти лет, когда он родился, и она, позднее, говорила ему: "Ты хитрец, ты мою молодость взял в придачу".

Цветаева - женщина: "Любовь без ревности есть любовь вне пола. Есть ли такая?
1. без ревности
2. вне пола.
Есть любовь с невозможностью ревности, т.е. любовь несравненного, вне сравнения стоящего. Так, может ли Гёте ревновать любимую - к любому? (Ревность - ведь это некий низший заговор равных. Своего рода - братство. Одну дрянь променяла на другую дрянь). ...Позвольте, но есть разные планы превосходства (соревнования). Бетховен превосходил любого - сущностью, но любой превосходил Бетховена - красотой. Гёте (80-ти лет) превосходил любого гением (и красотой!), но любой превосходил его молодостью".

Цветаева - жена: "Брак и любовь личность скорее разрушают, это испытание. Так думали и Гёте и Толстой. А ранний брак (как у меня) вообще катастрофа, удар на всю жизнь".

Цветаева - творец: - всюду Гёте. Загляните хотя бы в статью "Поэты с историей и без истории", где она анализирует проживаемую гением жизнь. "Если бы зрелый Гёте встретил на перекрестке молодого Гёте, он, возможно, даже не узнал бы его и не захотел бы познакомиться с ним. Говорю не о Гёте - личности, а о Гёте - творце и беру этот пример, как наиболее очевидный" и т.д.

Слишком много пленяло, завораживало, удивляло ее в Гёте (беру на себя смелость предположить, что не только его гений, но и полная естественная свобода или свободная естественность - во всем). Присмотритесь к ее записи в тетради - очень даже эмоциональная: "(NB! Второй Фауст - работа (лаборатория) целой жизни и "Ueber alien gipfeln 1st Run" на стене охотничьего домика... Связать. 1933г.)""

В этом же году - в письмах В.Н. Буниной "Теперь во весь опор пишу Лесного Царя, двух Лесных Царей - Гёте и Жуковского. Совершенно разные вещи и каждая - в отца".

"Только что получила из Посл<едних> Нов<остей> обратно рукопись "Два Лесных Царя" (гётевский и жуковский -сопоставление текстов и выводы: все очень членораздельно) - с таким письмом: - "Ваше интересное филологическое исследование совершенно не газетно, т.е. оно - для нескольких избранных читателей, а для газеты - это невозможная роскошь". Но Лесного Царя учили - все! Даже - двух. Но Лесному Царю уже полтораста лет, а волнует, как в первый день. Но все пройдет, все пройдут, а Лесной Царь - останется!". Почему "Лесной Царь"? В письме к А. Тесковой (в том же 1933 г.) она отвечает: "Лесной Царь" -попытка разгадки Гёте". В 1937 г. она просит А. Тескову "Если есть вид мариенбадского дома, где жил Гёте - пришлите! Хотелось бы также хороший его старый портрет". А в следующем 1938 г. "Где в точности, в какой горе добывается радий? Мне это срочно нужно для стихов. И дайте немного ландшафт... Я помню - в разговорах Гёте с Эккерманом - целый словарь горных пород! А дело ведь было в Богемии".

В 1939 г. - Пастернаку "...А знаешь - дела дивные! - раскрываю Гёте "Aus meinem Leben" и - эпиграф: - Es ist dafur gesorgt, dass die Baume nicht in den Himmel wachsen - т.е. то, что постоянно, всю жизнь говорю о себе и о своей жизни я - только у меня: - Es ist von Gott besorgt, dass die Baume - .. ."

Сама удивилась и обрадовалась такому совпадению. А что пишет об этом именно Пастернаку? - Только он поймет, - сам такой. В сущности, тема "Цветаева-Пастернак-Гёте" может быть предметом отдельного исследования (размышления). Рильке был четвертым. Ему досталась (на него обрушилась) двойная любовь Цветаевой. Она любила в Рильке - Гёте и потом уже Рильке. С Гёте ее разделяло время (оно не мешает любить, понимать, но оно мешает возможности живого разговора). Рильке был живой современник и при этом - воплощение духа той немецкой литературы (культуры), вершиной которого был (и останется!) Гёте. Я нисколько не пытаюсь умалить Рильке - его высота и совершенство бесспорны. Речь идет о том, что в восприятии Цветаевой Рильке всегда шел рядом с Гёте. - За ним. "Goethe und Rilke - те обратно. Derm Einen am Letzten nennen 1st ihn am nachsten ftihlen-nennen-haben.

И когда живого разговора сердец не получается (с той стороны нет равноценного жара) - Пастернаку (1926 г.): "Гёте в старости понадобился только Эккерман (воля последнего к второму Фаусту и записывающие уши). Рильке перерос Эккермана, ему - между Богом и "вторым Фаустом" не нужно посредника. Он старше Гёте и ближе к делу. На меня от него веет последним холодом имущего, в имущество которого я заведомо и заранее включена. Мне ему нечего дать: все взято. Да, да, несмотря на жар писем, на безукоризненность слуха и чистоту вслушивания - я ему не нужна, и ты не нужен... Тем более, что он прав (не его холод! оборонительного божества в нем!), что я в свои лучшие высшие сильнейшие, отрешеннейшие часы - сама такая же. И может быть от этого, спасаясь (оборонительного божества в себе!), три года идя рядом, за неимением Гёте, была Эккерманом, и большим - С. Волконского! Итак всегда хотела во всяком, в любом - не быть".

Раствориться "в любом - не быть" - для нее невозможная, неосуществимая страсть. Помните, в письме к Ариадне Берг она пишет: "всю жизнь завидовала - всем кто не я...". И при этом никому (жизни!) никогда не позволила посягнуть на свою сущность. И даже ушла из жизни так, как сочла нужным. Свобода и своеволие? - Да. Она всегда оставалась собой (хотела того, или не хотела). Прошу простить мне это отступление.

После смерти Рильке Цветаева просит Черносвитову (секретаря Рильке): "Вы пробыли с ним два месяца, а умер он всего две недели назад. Возьмите на себя огромное и героическое дело: восстановите эти два месяца с первой секунды знакомства, с первого впечатления, внешности, голоса... Начните тотчас же... Вспомните книгу Эккермана, единственную из всех дающую нам живого Гёте" - и здесь ссылаясь на Гете.

С ее безмерностью во всем, в любви тем более, она дарила Гёте всем, кого любила. Раздаривала его. Здесь неуместно привычное "хотела поделиться" - ибо это значит отдать часть. Нет, она страстно хотела, чтобы он весь был нужен (им - любимым и нам - читателям) так же, как ей.

Р.Б. Гулю(1923г.):

"Gesprach mit Goethe" Эккермана. Эту книгу я умоляю Вас купить на прилагаемую "валюту" и передать Пастернаку до его отъезда. Думаю, есть много изданий? У меня в Москве было чудесное, Вы сразу узнаете: увесистый том, великолепный шрифт (готический), иллюстрации (Веймар, рисунки Гёте и т.д.). Я бы не знаю, как просила Вас разыскать именно это, это отнюдь не редкость, издание не старинное. Очень хотелось бы мне ему старого Гёте, хороший портрет. Есть такие коричневые - не гравюры, но вроде".

Пастернаку (1926 г.):

"Борис, я не знаю, почему ты не идешь за моими вещами к Н.А. От какой-то тоски, от самообороны, как бежишь письма, которое требует всего тебя. Кончится тем, что все пропадет, все мои Гёты!".

В.Н. Буниной (1935 г.):

"У меня есть хорошая книжка про Гёте - по-французски. (Выдержки из записей о нем современников). Хотите - пришлю? Не забудьте

ответить. Письма Goethe к Frau von Stein я читала 17 лет, равно как и переписку с матерью, - какая чудная! Напоминает мне Пра". И разумеется, у Пра (матери Волошина) - "профиль Гёте", а сам Волошин, "знал или не знал об этом, был гетеанцем".

А. Штейгеру (1936 г.):

"Я, в жизни, любила Наполеона и Гёте, т.е. с ними жизнь прожила". "...Наполеон сказал Гёте о Вертере - от двух вещей не умирают (Вертер: любовь и расстроенные дела), всегда - от одной. (Иногда - от всего, но это тоже - от одного)". Последняя фраза - о себе, кратко и исчерпывающе - о своем будущем уходе из этого мира. А о Вертере - в статье "Искусство при свете совести". - Один прочел Вертера и стреляется, другой прочел Вертера и, потому что Вертер стреляется, решает жить. Один поступил, как Вертер, другой, как Гёте. Гёте по какому-то закону данного часа его жизни, нужно было застрелить Вертера, самоубийственному демону поколения нужно было воплотиться рукой именно Гёте..." - и т.д.

В другом письме Штейгеру она пишет: "Знаешь сонет у Гёте, который называется "Sie kann nicht enden..." (гениально, что он с этого - начинает! И гениально, что самая законченная форма - сонет). Я совсем не случайно привела этот фрагмент письма. - Это богатейшая тема для размышлений. Например, Ф.И. Тютчев всю свою жизнь следовал гетевскому поэтическому принципу - писать стихи "на случай": на память приходят его маленькие шедевры: "Не раз ты слышала признанье...", "Весь день она лежала в забытьи...", "Вот бреду я вдоль большой дороги..." и т.д.

А сам Гёте (в разговорах с Эккерманом): "Мир так велик и так богат, так разнообразна жизнь, что поводов для стихотворства у вас всегда будет предостаточно. Но это непременно должны быть стихотворения "на случай", иными словами, повод и материал для них должна поставлять сама жизнь. Единичный случай приобретает всеобщий интерес и поэтичность именно потому, что о нем заговорил поэт. Все мои стихотворения "на случай", они навеяны жизнью и в ней же коренятся. Стихотворения, взятые, что называется, с потолка, я в грош не ставлю".

И Цветаева согласна. И вдохновляет А. Бахраха (письмо 1923 г.): "Случай - повод для нас самих. Не все ли равно: о Степуне или о японском землетрясении, лишь бы по поводу частности найти (сказать) вечное. Вспомните слова Гёте: "Jedes Gesicht ist ein Gelegenheitsgesicht". И это Гёте говорил, муж Рока!".

Но дальше, дальше - присмотритесь. - Письмо к В.А.А. (1930-е годы). "Поэт неизбежно терпит крах на всех других путях осуществления. Привычный, приученный (собою же) к абсолюту, он требует от жизни то, чего она дать не может, ибо она то, из чего, а не то, что. Впрочем, бывают поэты-двоеженцы: Гёте, напр<имер>, Тютчев, сумевшие совместить. Но они были не только поэтами, м.б., и больше, Гёте - неизмеримо больше".

Еще: "Проза поэта - отличная проза, стихи прозаика -дрянные стихи, ибо мог он их писать, он бы только их и писал.

(Исключение - тот же Гёте, вообще - исключение)".

И это Великое исключение - Гёте - говорит следующее: "Чтобы писать прозу, надо иметь что сказать. Тот же, кому сказать нечего, может кропать стихи, в них одно слово порождает другое, и в результате получается нечто, вернее - ничто, которое выглядит так, будто оно в самом деле нечто".

Ну как тут не залюбоваться ими обоими? Знала ли Цветаева? -Да. - Это из ее любимой книги Эккермана "Разговоры с Гёте". Но любить, не значит слушаться во всем (слышать - да!). И в статье "Два Лесных Царя" она пишет: "Хорошие стихи всегда лучше прозы - даже лучшей.. .".

Но больше всех Гёте был нужен Б.Пастернаку. - Так думала, чувствовала ("знала") Цветаева, - и не ошибалась!

Б.Пастернаку (1923 г.):

"В два места я хотела бы с Вами: в Веймар, к Goethe и на Кавказ (единственное место в России, где я мыслю Goethe)".

Итак, Гёте и Кавказ? Известно, что Гёте, создавая "Фауста", пользовался народными легендами. Вот одна из них: "И задумал доктор Фауст облететь весь свет. И приказал он духу Мефистофелю, чтобы он доставил его, куда Фауст пожелает. Для этого Мефистофель обратился в коня, но были у него крылья, и бежал он, куда бы доктор Фауст его ни направлял. Фауст объехал и объездил многие княжества и земли... Кавказ, что между Индией и Скифией - это самый высокий остров с его горами и вершинами. Оттуда доктор Фауст обозревал многие княжества и земли и дали морские, ... а с восточной стороны до полуночи издалека в вышине далекий свет, словно от ярко светящегося солнца, огненный поток, подымающийся подобно пламени от земли до неба... И захотелось ему тогда узнать причину и основания того, что он увидел. Дух же дал ему добрый ответ и сказал: "Это рай, расположенный на восходе солнца, сад, который взрастил и украсил господь всяческим веселием, а те огненные потоки - стены, которые воздвиг господь,чтобы охранить и оградить сад".

Цветаева (запись в тетради): "Пишу Б.П<астернаку> и все время думаю о Втором Фаусте Гете".

Четвертый акт "Второго Фауста" начинается так: "Высокий скалистый гребень. Проплывает облако, оседает на плоском выступе горы. Из облака выходит Фауст.

- У ног моих лежат холмы и пропасти.
На край горы схожу с предосторожностью
Из облака, которое в дни ясные,
Несло меня над морем и над сушею.

Именно здесь, на свободной (отвоеванной им у моря) земле Фауст и начинает создавать счастливое государство:

"Мильоны я стяну сюда -
На девственную землю нашу.
Я жизнь их не обезопашу,
Но благодатностью труда

И вольной волею украшу..."
"Трудясь, борясь, опасностью шутя,
Пускай живут - муж, старец и дитя.
Народ свободный
На земле свободной!"

Надеюсь, Вы помните, что вышло из этой затеи. Но сейчас речь о другом. Мне очень хочется написать самыми крупными буквами "ПЕРЕВОД БОРИСА ПАСТЕРНАКА"

Гете, Цветаева и Пастернак были на Кавказе! Когда Пастернак переводил Фауста (1948-1953) - Цветаева была рядом.

В 1941 г. 23 мая она пишет дочери (посмотрите на дату - сколько ей осталось): "А сейчас мне предложили - из Консерватории - новые тексты к гетевским песням Шуберта: песни Миньоны.

Не знаю тех переводов, но знаю, что именно эти вещи Гёте - непереводимы, не говоря уже о пригнании их к уже существующей музыке: ведь Шуберт-то писал - с Гёте, а я должна - чтобы можно было петь - писать с Шуберта, т.е. не с Гёте, а с музыки. Для песен Миньоны стоит изучить язык".

В 1942 году Пастернак напишет о Цветаевой:

"...Когда кривляться станет ни к чему,
И даже правда будет позабыта,
Я подойду к могильному холму
И голос подниму в ее защиту..."

Он не только "поднял голос", он сделал лучше - так, - как делают поэты. Он перевел на русский язык всего "Фауста", он перевел песни Миньоны (не с Шуберта - с Гете). Песня Миньоны (пер. Б. Пастернака):

Я покрасуюсь в платье белом,
Покамест сроки не пришли,
Покамест я к другим пределам
Под землю не ушла с земли.

Свою недолгую отсрочку
Я там спокойно пролежу.
И сброшу эту оболочку
Венок и пояс развяжу.

И встав, глазами мир окину,
Где силам неба все равно
Ты женщина или мужчина,
Но тело все просветлено.

Беспечно дни мои бежали,
Не оставлял следы их бег.
Теперь, состарясь от печали,
Хочу помолодеть навек.

Другие статьи в литературном дневнике:

• 27.01.2013. Цветаева и Гёте
• 06.01.2013. Последнее стихотворение Пушкина.