***13 ноября – день памяти Ольги Берггольц. «Вырвали душу и копались в ней…» В 1934 году её принимают в Союз писателей – в 1937-м исключают, как врага народа. В 38-м её восстанавливают, но после ареста снова исключают. Ольга Берггольц, дневники: «Иудушка Головлев говорит накануне своего конца: “Но куда же всё делось? Где всё?” Страшный, наивный этот вопрос всё чаще, все больше звучит во мне. Оглядываюсь на прошедшие годы и ужасаюсь. Не только за свою жизнь. Где всё? Куда оно проваливается, в чём исчезает и, главное, — зачем, зачем?!» Война и дикая ложь Ольга отказывается от эвакуации и принимает решение остаться в осаждённом городе. Она пишет стихи и читает их по радио ленинградцам – и они ждут её голоса, и этот голос поддерживает их. «Мы все последние годы занимались больше всего тем, что соблюдали видимость. Может быть, мы так позорно воюем не только потому, что у нас не хватает техники (но почему, почему, черт возьми, не хватает, должно было хватать, мы жертвовали во имя её всем!), не только потому, что душит неорганизованность, везде мертвечина, везде кадры помета 37—38 годов, но и потому, что люди задолго до войны устали, перестали верить, узнали, что им не за что бороться. О, как я боялась именно этого! Та дикая ложь, которая меня лично душила как писателя, была ведь страшна мне не только потому, что мне душу запечатывали, а ещё и потому, что я видела, к чему это ведёт, как растёт пропасть между народом и государством, как всё дальше и дальше расходятся две жизни — настоящая и официальная». 24 сентября 1941 А я должна писать для Европы о том, как героически обороняется Ленинград, мировой центр культуры. Я не могу этого очерка писать, у меня физически опускаются руки. Она сидит в кромешной тьме, даже читать не может, сидит, как в камере смертников. Плакала о Тане Гуревич и так хорошо сказала: "Я ненавижу, я ненавижу Гитлера, я ненавижу Сталина, я ненавижу тех, кто кидает бомбы на Ленинград и на Берлин, всех, кто ведет эту войну, позорную, страшную..." О, верно, верно! Единственно правильная агитация была бы — "Братайтесь! Долой Гитлера, Сталина, долой правительства, мы не будем больше воевать, не надо ни Германии, ни России, трудящиеся расселятся, устроятся – не надо ни родин, ни правительств — сами, сами будем жить"… ... О, какие мы люди несчастные, куда мы зашли, в какой дикий тупик и бред. О, какое бессилие и ужас. Ничего, ничего не могу. Надо было бы самой покончить с собой — это самое честное…. Закричать "братайтесь" — невозможно. Значит, что же? Надо отбиться от немцев. Надо уничтожить фашизм, надо, чтоб кончилась война – и потом у себя всё изменить. Но как??..» 23/III-42 Заговор молчания Практически умирающую от дистрофии Ольгу друзья переправляют из Ленинграда в Москву. Из писем Ольги Берггольц: Муж Берггольц, литературовед Николай Молчанов, умер от голода в 1942 году. Пить и не видеть После войны опять начались репрессии, «ленинградское дело», музей блокады закрывают. Берггольц больше не хочет выступать на бесконечных собраниях, не хочет лгать. И она начинает пить, чтобы к тому моменту, когда ее вызывают на трибуну, быть в стельку пьяной: «Когда председатель собрания объявлял: «Следующей приготовиться Ольге Берггольц!» – я уходила в буфет и к моменту выступления была неспособна что-либо говорить. Когда-нибудь всех спросят: «А что вы делали в начале 50-х?» Я отвечу – пила». Иногда её помещали в больницу, её коллективно осуждали – но ей уже было наплевать. Она просто больше не могла трезво смотреть на жизнь вокруг... Великий дар любви …Александр Крон вспоминал: «У Ольги Берггольц был великий дар любви... Она любила детей и страдала от того, что из-за перенесенной травмы материнство было для нее недоступно. Любила друзей, не просто приятельствовала, а любила самоотверженно. Она любила Ахматову и бросалась к ней на помощь в самые критические моменты её жизни; узнав смерти Фадеева, выскочила из дому в одном платье, без билета приехала "стрелой" на похороны – обратно её привезли простуженную... Она любила свой город, свою страну, и это была не абстрактная любовь, а обострённая способность к сопереживанию…» ...Ольга Берггольц умерла в абсолютном одиночестве в доме на набережной Чёрной речки в 1975 году в возрасте 65 лет. Она просила, чтобы её похоронили «со своими», на Пискарёвском, где погребены сотни тысяч жертв блокады, но власти ей отказали. Похоронили её на Волковском кладбище. Из воспоминаний Даниила Гранина: © Copyright: Миоль, 2021.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
