Мне важно рассказать эту историю именно сегодня. Один помог моей бабке после того, как дед свалил к молодухе, бросив ее, едва умеющую читать, с четырьмя детьми и коровой, поделив поровну даже прищепки. Второй приехал в наши ****я управлять сахарным заводом, и весь поселок гудел «У него бежевый замшевый пиджак, а в паспорте так и написано - еврей». А так-то вообще в Центральном Черноземье с евреями было туго. Что ни в коей мере не мешало моим родственникам трястись, да не от страха ни разу, при одном только их упоминании. Не видевшая ни единого живого еврея, я, конечно, тихонько задалась вопросом: а что такое-то? Тихонько - потому что спросить прямо было не у кого. Это были воспоминания Романа Полански, напечатанные в каком-то толстом журнале времен перестройки. Меня даже сейчас накрыло тем убийственным ужасом, который я испытала, впервые читая о том, что Полански пережил ребенком в Варшавском гетто. Слушайте, семнадцатилетняя маугли в Москве 90-х - легкая добыча, никем нелюбимая, никому не нужная, с мешком неосознаваемых проблем и нелепой гордостью на пустом месте. Вот какой я была - я и тысячи таких же голодных, глупых, спесивых и до смерти испуганных девчонок, готовых прильнуть к любому, в ком увидят хоть тень ласковости. Многие хотели мне помочь. Многие помогали. Но только евреи, только они не хотели с меня за эту помощь ничего. Потому что для них я была - ребенком. Для взрослого мужчины Якова Моисеевича я была - дитём. Для Бориса, Лёни, Баси, Изы - дитём. Непутевой малышкой, не знающей ни себя, ни жизни. О которой просто надо позаботиться. Накормить. Приодеть. Утереть сопли. Иной раз и прикрикнуть. Просто мать вашу позаботиться, ничего не требуя взамен, даже быть хорошей. «Маленькая бузит». Так они про меня говорили в редакциях и литчастях московских театров. Я была дурой. Я воспринимала эту заботу либо как должное, либо раздраженно: никакая я не «маленькая»! Лишь спустя много лет я поняла, что Яков Моисеевич и его друзья дали мне прожить хотя бы часть моего непрожитого детства. В одичавшей, голодной, опасной Москве 90-х. Но вот что я понимала даже тогда своим скудным умишком - что в каждом из них сидит нечто мне недоступное: память о мальчиках и девочках, которых хотели убить и убивали - нипочему. За то, что они евреи. То, что ужаснуло и заставило заледенеть меня, читавшую книгу Полански, для них было частью… даже не знаю. Частью их самих. Которую ни забыть, ни отрезать. И, возможно, именно поэтому я была для них «маленькой» - без оглядок на мою кровь, мои корни, мою юность и мою глупость. Детей надо хвалить, детей надо любить, детям надо помогать, говорила одна типичная еврейская мама, подкладывая мне в тарелку куски побольше, не стесняйся, детка, кушай как следует. Длинно получилось, простите. Алла Боголепова © Copyright: Архив Тимофеевой, 2025.
Другие статьи в литературном дневнике:
|