Власть и общество
Юрий Дмитриев в суде. Сандармох — место массовых расстрелов и захоронений жертв политических репрессий под Медвежьегорском — было найдено и стало известно благодаря самоотверженной деятельности Дмитриева и коллег по «Мемориалу». По мнению многих его соратников, именно Сандармох и желание перелицевать память о сталинских злодеяниях стали реальной причиной ареста историка. Анатолий Разумов, историк, археолог, библиотекарь, руководитель Центра «Возвращенные имена» при Российской национальной библиотеке, давний друг и соратник Дмитриева, рассказал о ходе судебного процесса и о новой книге. Суд да дело The New Times: Анатолий Яковлевич, три года назад Юрий Дмитриев был арестован, сейчас идет уже второй судебный процесс, и конца края ему не видно… Что происходит, почему все так долго тянется? Анатолий Разумов. Приемную дочку Юрия Дмитриева опрашивали во второй раз? Да, ее привозили в здание суда вместе с бабушкой. И на одном из заседаний, в отсутствие приемного отца, ей задавали вопросы. Никто из нас ее не видел, их с бабушкой проводили с другого входа, и мы не знаем, что она сказала — процесс закрытый. Третий год слежу за этим процессом, и все это время меня не оставляет вопрос — почему вообще он начался, кому Дмитриев помешал, кто с упорством, достойным лучшего применения, пытается сгноить историка в тюрьме? На мой взгляд, у кого-то из нынешних или бывших, но до сих пор влиятельных чиновников и силовиков огромный зуб на Дмитриева. Вероятно, затевая этот процесс, они не сомневались, что быстро с ним расправятся, распространив по телевизору информацию о «мемориальце-педофиле». В полной уверенности, что общество клюнет на эту грязную наживку, начнет смаковать ложь... Но вот прошло уже три года, а осудить Юрия Дмитриева так и не удалось! Все это благодаря профессиональной защите и гражданскому обществу! Каким бы слабым оно у нас ни было, но оно работает. Возможно, для тех, кто пытается расправиться с Дмитриевым, такая ситуация стала дополнительным фактором раздражения — крокодилы не пятятся задом и добычу из пасти не выпускают. Гражданское общество работает? На чем основан такой оптимизм? Юре в тюрьму приходят сотни писем, люди приезжают в Петрозаводск из разных городов на заседания суда, только чтобы на несколько секунд увидеть Дмитриева в коридоре, поприветствовать, прокричать слова поддержки. Нам помогают издавать его книги, оказывают профессиональную правовую поддержку. И просто люди на улицах симпатизируют ему. Недавно стоял в пикете в поддержку Юры в Петрозаводске, подходили молодые люди, пожилые, расспрашивали, возмущались преследованием Дмитриева, передавали ему привет, желали здоровья и благополучия. Никто не сказал ни слова осуждения! На мой взгляд, у кого-то из нынешних или бывших, но до сих пор влиятельных чиновников и силовиков огромный зуб на Дмитриева. Вероятно, затевая этот процесс, они не сомневались, что быстро с ним расправятся
Поэтому я так и написал в тексте для презентации книги — верим, что Дмитриев будет освобожден, и места злодеяний станут местами памяти. Я искренне в это верю.
Итак, книга о Сандармохе вышла из типографии. Начинал над ней работать Юрий Алексеевич, а вы продолжили? Чья она в больше степени — ваша или Дмитриева? Наша общая, я редактор и составитель, а книга Дмитриева. Дело в том, что самая первая книга Дмитриева — «Место расстрела Сандармох» — издана в 1999 году и уже давно стала библиографической редкостью. Но переиздать ее ни у Юры, ни у меня не было ни времени, ни сил, и мы это откладывали. Накануне ареста в 2016 году Юра работал одновременно над несколькими фундаментальными трудами — «Красный Бор», «Их помнит Родина: Книга памяти карельского народа» и «Спецпоселенцы в Карелии». Первые две книги нам удалось издать в 2017 году, когда уже шел первый процесс, а труд о спецпоселенцах до сих пор не завершен. И палачами я их не называю, такой должности в органах не было, в Сандармохе и ему подобных местах действовали расстрельщики. А палачи у нас лежат на Красной площади!
В книге «Место расстрела Сандармох» был впервые опубликован полный список известных на то время имен местных жителей, узников БелБалтлага, имена глав семей спецпоселенцев и вывезенных с Соловков заключенных, всех, кого расстреляли и погребли в лесном урочище под Медвежьегорском. Но это же были убийства, а не расстрелы! По сути — убийства, по форме и процедуре — расстрелы. И «дострелы» — немало людей умирало по дороге к расстрельным ямам, их в Сандармохе достреливали. Судя по отчетам, нескольких соловчан привезли в Медвежьегорск с перебитыми позвоночниками, они лежали и стонали в изоляторе, их просто не задушили, а потом полуживых отвезли в лес. Имена исполнителей вы тоже называете? О палаче Сандармоха, Михаиле Матвееве, пишете? Все имена называем, но Матвеев был не один, просто так была устроена бухгалтерия расстрелов: старший по команде подписывал все документы, и Матвеев подписал акты о приведении приговоров в исполнение. Узников соловецкой тюрьмы в Сандармохе расстреливали четверо, их имена известны. И палачами я их не называю, такой должности в органах не было, в Сандармохе и ему подобных местах действовали расстрельщики. А палачи у нас лежат на Красной площади! Поэтому я предпочитаю вполне точные слова — расстрелял, проткнул железным прутом, задушил, пробил голову деревянной дубиной. Те, кто это делал, исполняли бессудные приговоры согласно планам партии и правительства. По сути, вы сделали новую книгу? По содержанию она тоже о Сандармохе, как и первая, но форма подачи материала — новая, и новое название — «Место памяти Сандармох». Уточнены и дополнены множество справок, так называемых биограмм. В справках о расстрелянных спецпоселенцах приведены сведения о судьбе их жен и каждого ребенка: что случилось с ними после того, как убили отцов. Это было принципиальное решение, мы обсудили его с Юрой в тот короткий отрезок времени, когда он был под подпиской в 2018 году. Тогда же решили, что все биограммы будут даны строго по алфавиту, без особого выделения или подчеркивания отдельных групп имен. В изданный том вошли имена по списку расстрелянных на А–Б–В, одиннадцать очерков и воспоминаний, журналистское расследование Анны Яровой «Переписать Сандармох». Юра посвятил новую книгу своим друзьям Эйле Аргутиной и Наталье Лариной, которые все эти годы работали рядом, были соратниками и коллегами, помогали делать книги. Но они обе уже ушли из жизни. Если сейчас опубликована тысяча биограмм, значит, это всего лишь первый том? Да, первый том. И мне надо еще обсудить с Юрой — продолжим ли мы отдельные тома или подготовим сразу объединенный. Все покажут январские презентации и взгляд Юры, когда он подержит книгу в руках. Память о репрессиях Известно ли все-таки, сколько же точно человек было расстреляно в Сандармохе? Когда дойдем до последней фамилии в списке наших биограмм, сможем сказать. Книги памяти — не скрижали, а продолжение пути, наша задача — искать и искать имена, это дорога без конца… И насколько я понимаю, все места массовых расстрелов и захоронений жертв политических репрессий тоже до сих пор не известны? Конечно! Расстрелы производились обычно в местах, где была обеспечена наибольшая конспирация, имелись хорошо изолированные, звуконепроницаемые помещения, именно поэтому как правило расстреливали в крупных административных центрах — столицах краев, областей, республик и лагерей. Или в окрестных лесах. Но ни одна конкретная могила не известна! Я спрашиваю, почему россияне не знают своих могил, почему ФСБ не выдает сведения о местах расстрелов и захоронений, почему это не публикуется, почему россиян водят за нос десятилетиями?
Видимо, поэтому в начале декабря в «Единой России» было принято создать рабочую группу, которая займется решением проблем, связанных с местами массовых захоронений репрессированных, о чем уже официально заявил Александр Хинштейн? Об этом рано говорить, группа еще не создана. В этом году я несколько раз выступал с докладами и заявлениями на совещаниях разного уровня — почему россияне не знают своих могил, почему ФСБ не выдает сведения о местах расстрелов и захоронений, почему это не публикуется, почему россиян водят за нос десятилетиями? Видимо, это произвело должное впечатление. Что, по-вашему, нужно делать? В первую очередь, назвать точные места массовых казней и погребений, раскрыть документы, связанные с судьбой всех пострадавших от государственного террора. И делать это нужно с такой же тщательностью, как и в отношении пострадавших во время войны. Все это вместе должно составить общий фонд национальной памяти, который подлежит вечному хранению. Мы сами должны осознать масштаб катастрофы, и себя в этом процессе не забыть: посмотрите в зеркало, загляните в свои души — пусть каждый решит, палач он или жертва
Все это касается и расстрельщиков? Почему нет? Как правило, имена исполнителей в документах есть, Юрий Дмитриев и его соратник Иван Чухин двадцать лет назад предали огласке имена всех расстрельщиков в Карелии, опубликовали имена всех, кто выносил приговоры согласно планам партии и правительства, подписывал предписания на расстрел и приводил приговоры в исполнение. В чем тайна? В 2008 году в восьмом томе «Ленинградского мартиролога» я также опубликовал множество имен ответственных за медвежьегорские расстрелы. В интернете пять лет назад появилась моя статья «Скорбный путь. Соловецкие этапы», где я снова назвал все имена организаторов и исполнителей — от Сталина до тех, кто проводил допросы и пускал пулю в затылок, до шоферов и конвоиров со служебными собаками. Этот ряд имен постоянно дополняется и уточняется. Говорите ли вы в книге о нашей коллективной ответственности за репрессии? Говорим, но не в лоб. Книгу открывает предисловие Юрия Дмитриева «К читателю», а расстрельные документы предваряет текст Дмитрия Лихачева «К читателям». Дмитрий Сергеевич написал его для первой публикации соловецкого расстрельного протокола Особой тройки во втором томе «Ленинградского мартиролога» в 1996 году. В нем есть слова о нашей ответственности. Перечитайте. Я свою ответственность чувствую, поэтому занимаюсь этой темой. Думаю, Юра Дмитриев тоже. И мы на своем пути памяти не остановимся. Что касается палачей и жертв — понимаете, дело не в том, чтобы кого-то «посадить» или злорадствовать в отношении чьих-то потомков: деление на палачей и жертв, линия между злом и добром складываются в душе и сердце каждого человека. Анна Ахматова не арифметически размышляла о России, которая сажала, и России, которая сидела. Мы сами должны осознать масштаб катастрофы, и себя в этом процессе не забыть: посмотрите в зеркало, загляните в свои души — пусть каждый решит, палач он или жертва. © Copyright: Архив Тимофеевой, 2020.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
