Все мы - почти пейзаж?

Рина Арчи: литературный дневник

Рецензия на «Все мы - почти пейзаж? А есть письма к стене!» (Эмма Гусева)
Первоисточник - http://proza.ru/2023/01/09/80


Я раньше стихами особо не интересовалась. Сказка - моя любимая литература. На госэкзамене по научному коммунизму мне попался вопрос о современной культуре. В кино и театр мы с подругами ходили часто, а книг, вообще, не читали. С новинками театра и кино я комиссию ознакомила, но они требовали рассказать о книжных новинках современников, на что им ответила: "Люблю классиков". Мне поставили тройку, показав, что остальная, недостающая часть до отличной оценки, - за современниками. В течении жизни некогда было увлекаться ни классиками, ни современниками, читались лишь школьные учебники детей и профессиональная литература по языкам программирования.


И, вот, лет пятнадцать назад, я попадаю в мир Интернета, на литературные сайты, начинаю читать произведения современников, пишущих о времени и о себе, и, даже, общаться со многими авторами, находя в этом не малое удовольствие. Стих Иосифа Бродского про стену я прочитала также в последние годы, он мне понравился и запомнился.


За это время я поняла, что жизнь классиков и современников похожи, проблемы у всех во все времена, одинаковые, а творчество и стена - порой единственные друзья и собеседники, которые защищают и поддерживают в желании жить... А, в целом, "все мы - почти пейзаж", где каждый на своём месте...


"Пишите и читайте письма! Документальные!! О времени и о себе. Не верьте птичьему чириканью! Верьте документам и честному таланту!" С вами, Эмма, невозможно не согласиться. Спасибо за публикацию, живо пишите, вызываете движение мысли...
Ирина Петал
18.01.2023 14:06



"Ты - никто, и я - никто. Вместе мы - почти пейзаж."


Случайно сейчас вышла в Инете на стих Бродского "В горах". Впервые читаю. Спасибо, Эмма, за знакомство с этим произведением.


В горах
Иосиф Бродский


1
Голубой саксонский лес
Снега битого фарфор.
Мир бесцветен, мир белес,
точно извести раствор.


Ты, в коричневом пальто,
я, исчадье распродаж.
Ты — никто, и я — никто.
Вместе мы — почти пейзаж.


2
Белых склонов тишь да гладь.
Стук в долине молотка.
Склонность гор к подножью дать
может кровли городка.


Горный пик, доступный снам,
фотопленке, свалке туч.
Склонность гор к подножью, к нам,
суть изнанка ихних круч.


3
На ночь снятое плато.
Трепыханье фитиля.
Ты — никто, и я — никто:
дыма мертвая петля.


В туче прячась, бродит Бог,
ноготь месяца грызя.
Как пейзажу с места вбок,
нам с ума сойти нельзя.


4
Голубой саксонский лес.
К взгляду в зеркало и вдаль
потерявший интерес
глаза серого хрусталь.


Горный воздух, чье стекло
вздох неведомо о чем
разбивает, как ракло,
углекислым кирпичом.


5
Мы с тобой — никто, ничто.
Эти горы — наших фраз
эхо, выросшее в сто,
двести, триста тысяч раз.


Снизит речь до хрипоты,
уподобить не впервой
наши ребра и хребты
ихней ломаной кривой.


6
Чем объятие плотней,
тем пространства сзади — гор,
склонов, складок, простыней —
больше, времени в укор.


Но и маятника шаг
вне пространства завести
тоже в силах, как большак,
дальше мяса на кости.


7
Голубой саксонский лес.
Мир зазубрен, ощутив,
что материи в обрез.
Это — местный лейтмотив.


Дальше — только кислород:
в тело вхожая кутья
через ноздри, через рот.
Вкус и цвет — небытия.


8
Чем мы дышим — то мы есть,
что мы топчем — в том нам гнить.
Данный вид суть, в нашу честь,
их отказ соединить.


Это — край земли. Конец
геологии; предел.
Место точно под венец
в воздух вытолкнутых тел.


9
В этом смысле мы — чета,
в вышних слаженный союз.
Ниже — явно ни черта.
Я взглянуть туда боюсь.


Крепче в локоть мне вцепись,
побеждая страстью власть
тяготенья — шанса, ввысь
заглядевшись, вниз упасть.


10
Голубой саксонский лес.
Мир, следящий зорче птиц
— Гулливер и Геркулес —
за ужимками частиц.


Сумма двух распадов, мы
можем дать взамен числа
абажур без бахромы,
стук по комнате мосла.


11
«Тук-тук-тук» стучит нога
на ходу в сосновый пол.
Горы прячут, как снега,
в цвете собственный глагол.


Чем хорош отвесный склон,
что, раздевшись догола,
все же — неодушевлен;
то же самое — скала.


12
В этом мире страшных форм
наше дело — сторона.
Мы для них — подножный корм,
многоточье, два зерна.


Чья невзрачность, в свой черед,
лучше мышцы и костей
нас удерживает от
двух взаимных пропастей.


13
Голубой саксонский лес.
Близость зрения к лицу.
Гладь щеки — противовес
клеток ихнему концу.


Взгляд, прикованный к чертам,
освещенным и в тени, —
продолженье клеток там,
где кончаются они.


14
Не любви, но смысла скул,
дуг надбровных, звука «ах»
добиваются — сквозь гул
крови собственной — в горах.


Против них, что я, что ты,
оба будучи черны,
ихним снегом на черты
наших лиц обречены.


15
Нас других не будет! Ни
здесь, ни там, где все равны.
Оттого-то наши дни
в этом месте сочтены.


Чем отчетливей в упор
профиль, пористость, анфас,
тем естественней отбор
напрочь времени у нас.


16
Голубой саксонский лес.
Грез базальтовых родня.
Мир без будущего, без
— проще — завтрашнего дня.


Мы с тобой никто, ничто.
Сумма лиц, мое с твоим,
очерк чей и через сто
тысяч лет неповторим.


17
Нас других не будет! Ночь,
струйка дыма над трубой.
Утром нам отсюда прочь,
вниз, с закушенной губой.


Сумма двух распадов, с двух
жизней сдача — я и ты.
Миллиарды снежных мух
не спасут от нищеты.


18
Нам цена — базарный грош!
Козырная двойка треф!
Я умру, и ты умрешь.
В нас течет одна пся крев.


Кто на этот грош, как тать,
точит зуб из-за угла?
Сон, разжав нас, может дать
только решку и орла.


19
Голубой саксонский лес.
Наста лунного наждак.
Неподвижности прогресс,
то есть — ходиков тик-так.


Снятой комнаты квадрат.
Покрывало из холста.
Геометрия утрат,
как безумие, проста.


20
То не ангел пролетел,
прошептавши: «виноват».
То не бдение двух тел.
То две лампы в тыщу ватт


ночью, мира на краю,
раскаляясь добела —
жизнь моя на жизнь твою
насмотреться не могла.


21
Сохрани на черный день,
каждой свойственный судьбе,
этих мыслей дребедень
обо мне и о себе.


Вычесть временное из
постоянного нельзя,
как обвалом верх и низ
перепутать не грозя.
1984 г.


p.s. и, хочется сказать, - в классики просто так не попадают...
Ирина Петал
18.01.2023 14:15



Рецензия на «Подарок в золоченой раме...» (Эмма Гусева)
Первоисточник - http://proza.ru/2023/01/18/99


Здравствуйте, Эмма. Улыбаюсь душевной публикации. Детские мечты и их реализация - без помощи взрослых и хороших учителей не обойтись. Кому-то посчастливилось попасть к настоящим учителям своего дела, любящих профессию и детей. Я в детстве хотела записаться в кружок рисования во дворец культуры. Приду: говорят, что рано пришла. Приду: говорят, опоздала. Так и не получилось туда попасть. В старших классах пошла в городскую студию художественную: там надо было сначала пройти тест на выживание. Ничему не учат, дали гипсовые геометрические фигурки - рисуй с натуры! Месяц рисуй, два рисуй, три рисуй и т.д... Потом мне надо было уже готовиться к выпускным экзаменам, поступлению в институт, некогда было в студию ходить фигнёй маяться. Моя профессия - инженер-программист, ощущаю себя на своём месте :)).


Дорогая Эмма, Вы в профессии - на своём месте! Но та дама в золочёной раме, которую Вам подарили, тоже Вы! Ваша часть. Я очень рада, что Вы попали в дорогую раму, и не чужая она Вам. Просто, не всегда мы можем соответствовать "золотой раме": картина в ней нуждается в добротном холсте жизни, качественных (дорогих) красках и кистях, на что не всегда есть задел. Самым простым и доступным остаётся - СЛОВО. И Ваши публикации, Ваша работа - «подарки в золоченой раме» для людей.


С теплом,
Ирина Петал
18.01.2023 11:42



Рецензия на «15. 01-Всемирный День снега!» (Эмма Гусева)
Первоисточник - http://proza.ru/2023/01/17/1635


Всё таки это замечательно и очень правильно, что в нашем Мире есть День для Снега. Мистер Снег его заслужил. Снег помогает: спасает животных, деревья, посевы от мороза. Это и отличная маскировка, утоление жажды, дом, утеплитель, очиститель, зимняя забава и утешение... Конечно, и Снег может нахвататься всякой всячины от мира сего и быть под шофе... Но первородный Снег - с душевной чистотой, тихий, прекрасный.


Спасибо, Эмма, замечательная публикация. И песня.
Снег - детсткое счастье :))
Ирина Петал
18.01.2023 11:02



Рецензия на «Кат Алекс. Снег для тебя» (Ирина Петал)
Первоисточник - http://proza.ru/2020/02/13/469


Дорогая Ирина, всё, что я не могу написать словами ( нет рифмы, скажем, или просто нужных слов), дополняете Вы-ОСТРЫМ ЧУВСТВОМ МЕРЫ, УМА,ПОНИМАНИЯ самого -самого СОКРОВЕННОГО...
Вам я доверяю ПОЛНОСТЬЮ!СПАСИБО ВАМ ЗА ВСЁ! Сохраните себя такой ДЛЯ ВСЕХ НАС!
С глубоким уважением к ВАШЕМУ ТАЛАНТУ ПОНИМАТЬ людские слабости!Эм.Дм.
Эмма Гусева
18.01.2023 14:06


Все мы одним миром мазаны. Учимся друг у друга.


Снег прекрасен белым холстом для нового дня. И кто-то пройдёт по глубокому снегу впервые, создавая свой уникальный след-дорожку. Кто-то пойдёт вслед, благодарный за удобную протоптанную дорожку. А на новом снегу уже оставит свой след... Можно идти одному, можно идти вдвоём... Главное, для нас есть "снег" (хотя он стал больше виртуальным), и есть мы...


Бодрого Вам здоровья, Эмма Дмитриевна, и хорошего настроения.
Искренне благодарю за доброе восприятие моей личности. Взаимно.
Ирина Петал
18.01.2023 14:38



СТЕНА


Письма к стене
Иосиф Бродский


Сохрани мою тень. Не могу объяснить. Извини.
Это нужно теперь. Сохрани мою тень, сохрани.
За твоею спиной умолкает в кустах беготня.
Мне пора уходить. Ты останешься после меня.
До свиданья, стена. Я пошел. Пусть приснятся кусты.
Вдоль уснувших больниц. Освещенный луной. Как и ты.
Постараюсь навек сохранить этот вечер в груди.
Не сердись на меня. Нужно что-то иметь позади.


Сохрани мою тень. Эту надпись не нужно стирать.
Все равно я сюда никогда не приду умирать,
Все равно ты меня никогда не попросишь: вернись.
Если кто-то прижмется к тебе, дорогая стена, улыбнись.
Человек -- это шар, а душа -- это нить, говоришь.
В самом деле глядит на тебя неизвестный малыш.
Отпустить -- говоришь -- вознестись над зеленой листвой.
Ты глядишь на меня, как я падаю вниз головой.


Разнобой и тоска, темнота и слеза на глазах,
изобилье минут вдалеке на больничных часах.
Проплывает буксир. Пустота у него за кормой.
Золотая луна высоко над кирпичной тюрьмой.
Посвящаю свободе одиночество возле стены.
Завещаю стене стук шагов посреди тишины.
Обращаюсь к стене, в темноте напряженно дыша:
завещаю тебе навсегда обуздать малыша.


Не хочу умирать. Мне не выдержать смерти уму.
Не пугай малыша. Я боюсь погружаться во тьму.
Не хочу уходить, не хочу умирать, я дурак,
не хочу, не хочу погружаться в сознаньи во мрак.
Только жить, только жить, подпирая твой холод плечом.
Ни себе, ни другим, ни любви, никому, ни при чем.
Только жить, только жить и на все наплевать, забывать.
Не хочу умирать. Не могу я себя убивать.


Так окрикни меня. Мастерица кричать и ругать.
Так окрикни меня. Так легко малыша напугать.
Так окрикни меня. Не то сам я сейчас закричу:
Эй, малыш! -- и тотчас по пространствам пустым полечу.
Ты права: нужно что-то иметь за спиной.
Хорошо, что теперь остаются во мраке за мной
не безгласный агент с голубиным плащом на плече,
не душа и не плоть -- только тень на твоем кирпиче.


Изолятор тоски -- или просто движенье вперед.
Надзиратель любви -- или просто мой русский народ.
Хорошо, что нашлась та, что может и вас породнить.
Хорошо, что всегда все равно вам, кого вам казнить.
За тобою тюрьма. А за мною -- лишь тень на тебе.
Хорошо, что ползет ярко-желтый рассвет по трубе.
Хорошо, что кончается ночь. Приближается день.
Сохрани мою тень.
© Иосиф Бродский, Письма к стене (1964)




СЕБЕ НА ЗАМЕТКУ


И. Бродский «В горах»: Поэтика распада, или Скорбная песнь небытия


«Возможно, важнейшая весть, принесенная Бродским, весть об агонии вещи, о вытеснении биологического «текста» его отображения» , - писала в своем исследовании Е. Ваншенкина, а Ю. Лотман говорил, что в поэтике И. Бродского «опустошение вселенной компенсируется заполнением бумаги» .


Но чаще всего перо поэта запечатлевает на бумаге сам процесс «агонии», процесс распада, исчезновения. Поэт фиксирует разрушительное действие времени и обесценивание человека враждебным пространством. Муза И. Бродского поет скорбную песнь небытия. Вот небольшой срез из стихов середины 80-х:


1984 год:


«Вот это и зовется «мастерством»:
способность не страшиться процедуры
небытия - как формы своего
отсутствия, списав его с натуры» ;


«Мы уже не увидимся – потому
что физически сильно переменились.
Встреться мы, встретились бы не мы,
но то, что сделали с нашим мясом
годы, щадящие только кость» .


1985 год:


«...вглядываясь в начертанья
личных имен там, где нас нету: там,
где сумма зависит от вычитанья» ;


«Человек, дожив до того момента, когда нельзя
его больше любить, брезгуя плыть противу
бешеного теченья, прячется в перспективу» ;


«Пока ты пела, осень наступила
Пока ты пела и летала, листья попадали.
А ты, видать совсем ослепла.
Пока ты пела, за окошком серость усилилась.
Пока ты пела и летала, птицы
отсюда отбыли. В ручьях плотицы
убавилось, и в рощах пусто.
Совсем испортилась твоя жужжалка!
Но времени себя не жалко
на нас растрачивать...
Для времени, однако, старость
и молодость неразличимы.
доказывая посторонним,
что жизнь синоним
небытия» ;


«Я тоже опрометью бежал всего
со мной случившегося и превратился в остров
с развалинами...» .


1986 год:


«В третий - всюду толстая пыль, как жир
пустоты, так как в ней никто никогда не жил.
И мне нравится это лучше, чем отличий дом,
потому что так будет потом» ;


«Только пепел знает, что значит сгореть дотла» ; «...Развалины - род упрямой архитектуры» .


И так год за годом, стихотворение за стихотворением. Идет постоянный, навязчивый мотив распада. Но настоящим «гимном» исчезновения человека является стихотворение «В горах» . Через все стихотворение проходит постоянный рефрен: «Ты - никто, и я никто». Два человеческих тела в бездушном, равнодушном пространстве горного плато даже не составляют пейзаж: «Вместе мы - почти пейзаж».


Пространству не до человека. Оно озабочено своим противостоянием исчезновению:


«Мир зазубрен, ощутив,
что материи в обрез.
Это - местный лейтмотив.
Дальше - только кислород:
в тело вхожая кутья
через ноздри, через рот.
Вкус и цвет - небытия».



Воздушная стихия есть метафора времени у И. Бродского. Человек зажат между двумя враждебными стихиями. Пространство выталкивает человека из себя, чтобы он, надышавшись временем, слился с последним, равно как и с первым, то есть развоплотился, исчез:


«Чем мы дышим - то мы есть,
что мы топчем - в том нам гнить.
Данный вид суть, в нашу честь,
их отказ соединить.
Это - край земли. Конец
геологии; предел.
Место точно под венец
в воздух вытолкнутых тел».


Для этого мира двое людей лишь «сумма двух распадов» и больше ничего. Этот мир жаждет как можно быстрее уничтожить человека, «съесть» его:


«В этом мире страшных форм
наше дело — сторона.
Мы для них - подножный корм,
многоточье, два зерна».


Но именно эта микроскопичность человека по сравнению с обступившим его миром является защитой от немедленного поглощения его или пространством, или временем:


«Чья невзрачность, в свой черед,
лучше мышцы и костей
нас удерживает от
двух взаимных пропастей».


Но распад, рано или поздно, все равно неизбежен. Надежды на спасение нет. Не будет нас таких, какие мы сейчас, и не будет нас других:


«Нас других не будет ни
здесь, ни там, где все равны.
Оттого-то наши дни
в этом месте сочтены.
Мы с тобой никто, ничто.
Сумма лиц, мое с твоим, очерк чей и через сто
тысяч лет неповторим».


Предчувствуя приближение небытия, человек с особым трепетом и скорбью осматривает вокруг себя «простые» вещи не бытия, но быта, понимая, что этого он больше никогда не увидит:


«Снятой комнаты квадрат.
Покрывало из холста.
Геометрия утрат,
как безумие, проста».


Но главное, что хочется, чтобы как можно дольше оставался в сердце, в душе, на сетчатке глаза облик родного человека:


«Жизнь моя на жизнь твою
насмотреться не могла».


Что же остается в итоге, когда наступает тот «черный день», «свойственный» всем? Другими словами, что же остается после распада, после смерти? Неужели полное небытие? Да! В реальном мире наступает небытие, но остается бытие текста, остается написанное стихотворение, остается «часть речи», что является определенной формой вечности.


«Сохрани на черный день,
каждый свойственный судьбе,
этих мыслей дребедень
обо мне и о себе.
Вычесть временное из
постоянного нельзя,
как обвалом верх и низ
перепутать не грозя».


«Временная» жизнь человеческая становится постоянной в «нетленном теле» стихотворения.


Но стихотворение заканчивается, а распад «временной» жизни продолжается. Один-единственный акт запечатлевания недостаточен. Это нужно делать снова и снова. Борьба с распадом, со смертью, с небытием должна идти постоянно. В этом и видел И. Бродский цель своего творчества. Победа над разрушительным действием времени и пространством, победа над распадом осуществляется с помощью фиксации этого распада посредством языка. Поэтому поэтику И. Бродского можно назвать своего рода «поэтикой распада». Или, как определил ее М. Павлов, «поэтика потерь и исчезновений» . Эта поэтика почти лишена катарсиса. Он есть внутри стихотворения, но после последней точки исчезает, и читатель остается на едине с холодом небытия. Мир и душа остаются непреображенными, а после деформированными.


С этим можно не соглашаться, этому можно сопротивляться, но это так. В мире И. Бродского не смерть нарушение бытия, а жизнь человека есть нарушение бытия небытия. И смерть имперсональна. Человек ведет борьбу не с «кем», а с «чем», а это борьба со следствием, но не с причиной. Поэтому в конце все равно проигрыш. Но небытие и смерть не имперсональны. У них есть конкретный источник и конкретная причина. Человеку дано знание с кем ему вести борьбу, и он знает как вести борьбу. Более того, победа над смертью уже состоялась. И лишь гордыня не позволяет человеку воспользоваться плодами этой победы в синергии с Победителем.


Литература
1.Бродский И. Собр. соч.: В 4 т. СПб., 1997. Т. 3.
2.Ваншенкина Е. Острие. Пространство и время в лирике Иосифа Бродского // Литературное обозрение. 1996. №3.
3.Лотман Ю. Лотман М.Ю. Между вещью и пустотой // О поэтах и поэзии. СПб., 1996.
4.Павлов М. Поэтика потерь и исчезновений // И. Бродский: жизнь, творчество и судьба. СПб., 1998.
© Руслан Измаилов
Источник информации - http://sirinlyricclub.narod.ru/article3.htm







Другие статьи в литературном дневнике: