С огромной любовью
Моя дочь общается с парнем-евреем. В глаза я это чудо ещё не видела, но лелею надежду, что он не посрамит рода своего и станет мини-олигархом)
Моя тётя была замужем за армянским евреем, начитанным, умным, безумно влюблённым в неё мужчиной. Наша национальная забава - посиделки с родней - прибавляли ему седых волос, поэтому он удалялся сначала на кухню, потом, когда туда приходили "пошептаться", на балкон, и, в итоге, ретировался в спальную.
Русские щедры. Моей сестре в тот день подарили десять кукол, а тётя выставиа на стол минимум два горячих блюда, несколько салатов, закуски. Обычно посиделки продолжались до глубокой ночи.
В литературном анализе есть свой чек-лист: пространство, время, цвет, звук...
Почему-то у меня те посиделки ассоциируются с яркими платками, которые надевали наши бабушки. Старшая в семье - моя бабушка- надевала ярко-синий с розовыми цветами или ярко-зелёный с красными цветами платок.Это летом. Зимой - только красный, с длинной бахромой. Её средняя сестра приходила в голубом платке, а младшая сестра - в белом с коричневыми рисунками. И вот эти яркие платки так и остались в моей памяти пунктирной линией.
Звук.
Мои бабушки шикарно пели, их дети - тоже. У нас, у внуков, уже гораздо хуже получается, впрочем совсем недавно в караоке-баре я зажгла, но об этом совсем другая история.
Пели на три голоса, на два, соло и всей толпой. Песни занимали примерно добрую треть времени. Совсем недавно один мой знакомый рассказывал мне, как он мучается в поисках "перехода" в стихах от одного действия к другому. Так вот, у моих бабушек такой проблемы не было: расскажет баба Аня, как в войну тяжело было, загрустят все, песню затянут, а после вдруг начнут что-то другое обсуждать. Песни и частушки и были тем самым безупречным коридором по лабиринту тяжёлых и светлых воспоминаний этих простых людей.
Пространство.
С этого надо было и начинать, поскольку пространство наших посиделок начиналось с коридора и заканчивалось кухней. На кухне шептались женщины, в коридорах - мужчины, а в основной комнате пели и пили старики, которым незачем больше шептаться и совсем молодые, которым ещё не о чем: вся радость и печаль на виду.
У детей было своё пространство: кладовки, балконы.
Время.
"Нас зовут к 16.00." - объявлялось торжественно, и это время почти никогда не сдвигались на более поздний срок. Иногда действо начиналось в 14.00., но это если ещё надо накрыть всем большой стол совместный, наделать голубцов и пюре из картофеля. Заканчивалось не ранее часа ночи. Я любила возвращаться с таких праздников домой ночью зимой. Идешь, а под ногами снег хрустит. Тишина, высокие звезды в ночном небе. Мне жаль, что у моей дочери таких воспоминаний почти нет... не зря меня бабушка называла нелюдимой. У меня мой дом - моя крепость, он для меня, всё в нём, как мне удобно. Они жили по-другому, жили для людей, для близких. О работе, в отличие от нашего поколения, вообще не говорили, но все работали, работали много и честно.
Однажды, когда мы в гостях у тети праздновали очередной чей-то день рождения, я зашла в комнату, где сидел её муж, тот самый армянский еврей. Он читал книгу, и я начала тоже рассматривать полки с рядами книг. Вытащила одну и... унеслась в мир "Синей птицы" Метерлинка. И как-то все это было органично:тихий дядя, читающий книгу, я с книгой, пение в соседней комнате, громкий разговор на кухне и высокие звезды в вечернем небе. Все мы были выходцами той страны, где нет плохих наций, есть плохие и хорошие люди. Хорошие люди всегда могут договориться и жить рядом, даже такие разные.
С огромной любовью к моим родным.
Другие статьи в литературном дневнике:
