Юрий Казарин
Зима — прямой порядок слов,
в деревне дыма, и следов —
в заснеженном сибирском поле —
прямее слез, прямее боли...
Равнину ставит на попа
озябших ангелов толпа,
и чьи-то призраки в метели
без глаз опомнились, взлетели
в халатах белых и пошли...
И пели валенки, земли
не убивая, и по снегу
шептали, выли, ныли негу —
а всё заплакать не могли...
***
***
Тепло. Прикроешь поддувало,
толкнешь заслоночку до дна.
Мне руки ночь поцеловала —
у сажи твёрдая слюна.
Окно прикроешь как попало,
чтоб небо там настороже
мою живую боль держало —
невыносимую — в душе.
***
***
Где снежный порох не просох,
зарывшись в ели, плачет Бог.
Ох, оттепель. Переполох
глухого холода. Подвох
небес, явившихся врасплох.
Где лось от голода не сдох.
Стоит и плачет в мокрый мох.
***
***
Бог иногда ночует в яблоке. Червячком.
Этого не увидишь серым сухим зрачком.
Только зелёным, сладким, синим и золотым,
чтобы в живую мякоть взял его горький дым —
и поносил по ветру, в дырах и в облаках,
где, обнимая яблоко, ангелы скажут: “Ах!”
Где ты ещё летаешь мальчиком в полусне,
слыша, как чьё-то сердце дятлом стучит в сосне.
***
***
Где очень больно, там светло,
а здесь темно и небывало.
Я спал и думал: всё прошло,
а оказалось — всё пропало.
Удушье снов, удушье слёз —
до немоты и полной муки
произносить большой мороз
и в нем клубящиеся звуки.
У этой музыки твои
зрачки сиреневые... Боже,
и ледяные соловьи
без оперения и кожи...
Другие статьи в литературном дневнике:
