***

Гражданские страсти девятого в
Гелла Хамаль
Время покажет, войдет ли в историю эта гражданская война. Но школьные летописцы что-то там у себя зафиксировали. Им осталось только сверить свои наблюдения, убрать эмоции, вывести общее, независимое, мнение, и записать в хроники школы, обозначив даты начала, апофеоза и разрешения конфликта. С началом-то у них будет сложно. Никто и никогда не вспомнит, когда промелькнула первая искра неприязни между нынешними девятиклассниками Клеопатрой (настоящее имя!) Юшиной и Николаем Хомченко. Когда актив класса разделился на поддерживающих (соответственно, Клео) девочек и, как уже понял читатель, мальчишек на стороне Николая? Этого тоже никто не вспомнит. Это была самая молчаливая война в истории человечества: никто, поверьте, никто и никогда не высказал стороне противника своих претензий, требований. Не прозвучало ни слова, способного прояснить суть самого конфликта. Но вся школа ждала. Ждала открытыми редкозубыми ртами первашат, взглядами-сканерами педагогического состава. Что-то вот-вот где-то рванёт!

Вы спросите: в чём, собственно, выражалась эта неприязнь? Что говорило или намекало на то, что в государстве было неспокойно? Граждане 9 «в» вам скажут, что началось это, когда первоклассница Клюшка завязала в гардеробе рукава куртки, принадлежащей гражданину Хоме. Ударение на первый слог.

А гражданки ответят – нет, это первый Коля Хомченко. Во-первых, он был Хомяк до пятого. С ударением на второй. А потом, Хомченко еще до куртки тогда в междурядье содержимое Клеопатриного ранца раскидал. Весь класс собирал. Да он вообще ей проходу не давал. За косички дергал? Дергал. Ранец в окно выбрасывал? Плевался из трубочки бумажками? А потом, когда в пятом он завоевал первенство в рукопашке, ну, по району, и заодно провозгласил себя Хомой, так вообще житья от него не стало. Клеопатре. А страдали с ней заодно все гражданки 9 «в». Это из дружбы страдания.

На что граждане 9 «в» ответят, что ваша Клеопатра сама хороша. Что она из пальцев Хоме показывает? Клей на стул кто наливал в 4 классе? Кто на уроке труда в седьмом пришил букву «У» в красном треугольнике «опасно» Хоме на пиджак и что она означает? И ведь, что главное, ни на один из этих вопросов ответа мы не получим. Дружный же в целом класс. Вот учителя спрашивают: «Что у вас происходит?» Ни-че-го. И так – все девять лет.

Общаются между собой Клеопатра и Николай только в третьем лице: «Скажи ему, Вовочка, что он – урод», «Передай своей госпоже, что она – дура». И передавать обычно ничего не надо. Всё громко. И ответы – жестами. В начальной школе еще на ноги друг другу наступали. Стукнуть друг друга могли. А вот после Хоминого первенства по рукопашке как отшило-отбрило. Очевидцы говорят, что Клеопатра еще могла Кольку вроде как нечаянно плечом задеть. Но чтобы он и в ответ – ни за что! Научился вещи всякие лицом показывать. И пальцами. Может еще как нечаянно в междурядье или в дверях её прижать – и щурит глаза, прямо как бритвы глаза щурит. Опасная, мол, твоя война, Клюшка! Нет, с Клюшкой тоже все затихли в старших классах. Никто больше так не звал. Это она в началке длинная была и ходила вперед нагнутая. Волосы в косе. Потом начиталась книг исторических. На линейке ей грамоту за «отлично» директор в шестом вручал: «Юшина Клеопатра Петровна», из старших рядов сказал кто-то: «Вот учудили назвали – Клеопатра Петровна», а она: «вдвойне по-царски». Кому надо, все услышали. С тех пор её волосы черные под каре, плечи развернуты, подбородок – вперёд, и глаза она для улицы сверху чёрным подводит.

И вот ходят по коридорам школы на переменах. Клеопатра со своей свитой. Николай – со своей дружиной. Столкнутся вроде нечаянно. Встанут напротив и смотрят друг на друга. Щурят глаза и дышат громко. Клеопатра один раз выдохнет – с досадой, как босой ногой на острый камень наступила. Николай тот даже подфыркивает, как конь на старте. А кругом сразу все замолкают. Малышня прям в клубке сцепившаяся замирает. Старшие сразу в телефоны смотреть начинают, будто неинтересно. Средние если и бегут друг за другом, то уже по инерции и шепотом. Только Николай чуть сверху чуть вниз серыми бритвами на Клеопатру смотрит. Плечи широкие, костяшки на кулаках белые, уши между рыжими кучеряшками ходуном ходят и горло дрожит. Дышит. Пока с любой стороны не скажут: «Чё связываться-то?». Дёрнут все плечами и расходятся. Но на уроке шуршит и возится. Это идёт, летит и мешает учебному процессу переписка. Бывало, и учителя перехватывали. Но разве понять непосвященным, что это за знаки, символы и буквы на листах? Класс, по мнению педагогов, был настолько дружным, что концов не сыщешь. Вот и сидят они в учительской, гадают.

- Что это, по-вашему, Марья Игнатьевна? – спрашивают учительницу рисования.
- Это, простите, клюшка, простите, в унитазе, - качает «нет-нет» Марья Игнатьевна и разглаживает другую мятую бумажку, - а это, простите, мышь повешенная.
- Крыса? – надевает очки на кончик носа биологичка Мичурина.
- Хомяк! – качает «да-да» подбородком угрюмый угловатый, похожий на двухметровый брус, трудовик Григорий Обжиров.

И вот однажды, когда урок литературы вела по замещению психологиня, нежная тургеневская барышня с высоким лбом и красивым голосом, которым молча заслушивалась вся школа… однажды в этот день в 9 «в» было как обычно, только ради голоса шуршали тише. Записка была изготовлена на первой парте адъютантом Хомы Дёминым, сложена вчетверо, смята до шарика в кулаке и в тот момент, когда Светлана Игоревна повернулась к спинке своего стула, выпущена, как мяч в боулинге, по полу междурядья. Это было послание вожаку на четвертую парту. Подозреваем, что цель Юшиной была ни в коем случае не перехватить послание, а только отразить его отправителю. Предполагаем, что перворазрядный рукопашец Хомченко ни за что бы не стал сближаться с Юшиной, тем более она девочка, своей головой до синяка на её царственном лбу. Совершенно точно то, что в этот момент и гром, и молнии видел весь класс. Скрежет стульев, лобовая встреча, взметнувшаяся журавлицей психологиня…
- Тебе каюк!
- Уничтожу!
Или так:
- Уничтожу!
- Тебе каюк!

Вот незадача. Как пишется в прозе речь, произнесенная одновременно? Унитебечтокажуюк?

Свидетели утверждают, что, выпалив одновременно, заговорив друг с другом в первом лице и впервые за девять совместной классной жизни, они и сами потом не могли вспомнить, что именно и кто именно произнес. Светлана Игоревна, когда увидела, что Клеопатре медицинская помощь не нужна, такая радостная стала, аж изнутри засветилась. Сказала, что появилась идея. Вы, мол, двое, ребята, подойдите в мой кабинет после всех уроков. И всё. Зловещая такая тишина. Мертвая. Ни шур-шур. Только мелодичное курлыканье психологини про литературу. И весь класс, не поворачивая голов, следит, как испепеляют друг друга взглядами Хомченко и Юшина.

До кабинета школьного психолога идут в сопровождении своих свит. Пять на пять и два вожака – хоть в хоккей иди играй – с клюшкой (усмехнулся Дёмин). Светлана Игоревна радушной хозяюшкой распахивает двери:
- Коля, Клеопатра, проходите, будете гости мои. Ребята, вам лучше идти по домам – мы тут надолго. Я и вас потом чайком напою.
И так тепло глядит на всю честную компанию, что подслушивать под дверью совестно. Пятясь в темень коридора, граждане и гражданки 9 «в» видят, как трое рассаживаются за столом, что стол накрыт скатертью, парок от чайника поднимается вверх, а клочковатый снег сыплется в черном окне вниз, и через пар его видно. И на стекле снежинки бумажные.

Решили играть в снежки на школьном дворе. Кричать громко. И поддержка, и чтобы эти двое слышали, что их на задворках ждут. Снежный бой: свита против дружины. Обе стороны берегут противника, чтоб всем вместе дождаться. Давно бы уже снега друг другу за шивороты натолкали. А тут вежливо так снежки бросают. Растянуть бой, поверьте, сложнее, чем сразу навалять. А окно психологини светится, надпись на стекле поздравляет с 2017 годом – начало декабря, и война снежная полным ходом. Сколько обкидывались – не засекали, тут в окне погасло. Свистит с правого угла школы Хома, Клео эйкает с левого – подобрали сумки, отряхнули шапки да рукавички и разбежались: граждане направо, гражданки налево.

- Ну? – обступают девчонки Клеопатру
- И? – спрашивает на ходу Дёмин Николая.

Идут два отряда по одной улице, да по разным сторонам. Идут ускоряя шаг, навстречу неизвестности. Всю свою сознательную историю человечество только и делает, что разгадывает загадки. Тем и живет. «Ой, девочки, такое предложение…надо подумать. но я почти согласна», - говорит своим Клеопатра. И вскидывает руки к снежным облакам. Прям элемент египетского танца получился. Должно понимать, разговор окончен. На противоположной стороне ладно и стройно шагает хомченкова дружина. «Завтра скажу да или нет, - цедит с акцентом на «завтра» Хома, - а пока тема закрыта».

С первого по девятый вэшки были океаном: булькнет где-то – и понеслась волна цунами. А где булькнет – непредсказуемо. Стихия. Умаяли они учителей своими штормами. Учителя же не синоптики. Им не погоду угадывать. Им уроки вести. А тут пока буря стихнет – звонок на перемену. Страдает учебный процесс от подводных катаклизмов в девятом «в».

А теперь тишина и покой. Что такого вчера Светлана Игоревна этим двоим сказала…

До бала остается десять дней. Вторая перемена первой смены. Все гражданки девятого «в» в полном составе обсуждают наряды, собравшись на диванчике и подоконнике в большой школьной зале.

- Девочки-девочки, буду в сиреневом платье. Давайте цвета не повторять…
- Я буду в зеленом костюме с … ой, кажется, Клео, это к тебе, - кругленькая Оля Лапкина прыгает с подоконника, - это к тебе, - добавляет она шепотом: со стороны лестницы, ведущей в подвал, к ним вразвалочку, руки в карманах, вышагивает Хома.
- Я – не к тебе. К тебе – не я. Тебя. Там. Ждут. - говорит отрывисто, так, что слышно, как отрывается в паузах жвачка на коренных зубах.
- Кто? – разрывая паузу манерного молчания предводительницы, мячиком выкатывается Лапкина.
- Гроооб, - выкруглив единственную гласную и левый глаз, самым страшным голосом сказал Хомченко.

Гроб – это нестрашно. С трудовиком мы уже знакомы. Он ведет труды и кружок по столярно-электрическим делам. Григорий Валерьевич Обжиров. Обжора? Нет, не прижилось: тощий и в обжорстве замечен не был. Циркуль, два-метра-сухостоя, змей – что ни примеряли только! Прозвище сколотилось из первых букв инициалов. Накрепко.

- Добро пожаловать в преисподнюю, - киношным голосом произносит Хомченко и указывает ладонью на дверь в подвал.
- Ах, ну, если ты настаиваешь, - глаза в глаза на вдох и выдох, Клеопатра усмехается и идет за провожатым, бросив через плечо подругам:
- Я быстро.

Хомченко распахивает перед гостьей двери в подвальные мастерские, и, стоя в дверях, зловеще скалится и качает головой. Вроде как «нет, небыстро». Или даже «никогда». И всем гражданкам девятого Вэ стало страшно. Зачем? Зачем Гроб зовёт Клеопатру? Почему визжит циркулярная пила и стучат молотки?
Рядок и петелька… до бала всего ничего осталось: пять дней. Все девчонки из девятого «в» нашли, отшили и подогнали по себе наряды.

- Холодно мне, девочки. Вот тут вот холодно. – Клеопатра прижимает к груди ладони и глаза цвета тёмного чая наливаются влагой, - маленькой себя помню. Мама мне платье сшила с блёстками. Снежинкой я была.

Через три дня всё состоится. Клео с верной свитой примеряет в швейной мастерской белое в пол платье. Рукава собраны на запястьях резинкой, ноготочки только видно из кружевных оборок. Кружевные рюши нацепляли с пола разноцветных ниток. Швейки из кружка, они тут из разных классов, любуются платьем из простенького ситца. Малышки второклашки шепчутся, что невеста.

- Красавица наша, - завязывает тесемки бантиком на груди и раскладывает по кружевному вороту черное, стриженое идеально ровной линией «каре» Клеопатры трудовичка Вера Сергеевна, - Белоснежка? Снежная королева?
Загадочно переглядываются гражданки из 9 в…

День икс наступил. Суетливыми мышками носится малышня по коридорам школы. Карнавальные маски валяются бесхозными. Хозяева и хозяйки ищут свои маски и пакеты с костюмами… Кое-как учителя собирают своих цыпочек, снежинок, мальвинок в более-менее организованные стайки по кабинетам, чтоб строем вывести и рассадить в зале. Чу! Начинается.

Елочка как в песне до потолка – справа от центра, если из зала смотреть. Малышня расселась на скамейках в первых рядах и так до последнего – по классам, по возрастанию. На боковых приставных усадили администрацию школьную. Директор Сан Саныч – фигура громоздкая, чтоб никому не загораживать, у шкафчика на боковых.

- Раз – раз. (акустику проверяет восьмиклассник Сёмочка) – начинаем наше представление, посвященное празднованию Нового года в нашей школе. В конце представления – бал.
И понеслись-закружились. Снежинки, стишки, малыши все выступили. Потом наступает короткая заминка и выключается свет. И ёлка тоже гаснет. Сёмочка кричит:

- Тихо, тихо, просим тишины, сейчас всё наладим.
Возня у ёлки, от шкафа слышится «это что – по сценарию?». Директору никто не отвечает. Голос Дёмина сочный в тишине, хриплый и мрачный: «Готово». Щёлк! Загорается настольная лампа тёплого жёлтого, ночного света. Дёмин высвечивает зрителей порционно. Вот в пятне света малыши, глазёнки блестят, как у хомячков, когда ночью такой свет включишь. Вот – трудовичка Вера Сергевна, вот сам Сан…
Визг с первых рядов. Дёмин резко поворачивает лампу на ёлочку. Под ёлкой стоит на двух табуретах гроб.

- Спокойствие, - восклицает Дёмин, поднимает свободную руку вверх, фиксируя «спокойствие», и в воцарившемся безмолвии держит в кольце света сцену, где в гробу лежит прекрасная Клеопатра в белых одеяниях.

- Девять лет изводила ХомУ ведьма, - заунывно проговорил-пропел Дёмин, делая непривычное ударение на второй слог в привычном для всех имени - и вот он, час расплаты, настал. Должен прочесть отрок такие слова, чтобы успокоилась ведьмина душа. А что из этого получится – один Гоголь ведает.

И отошел дальше, и вступил в световое пятно Хома. И подошёл к гробу.

- Она прекрасна. О, как она прекрасна. Но это всё, друзья, обман. Ведьма она!
Клеопатра резко села в гробу и вытянула вперед руки. Малыши завизжали. Учителя зашикали. Зал выдохнул и подался к сцене. Глаза у всех попривыкли, и стало видно, что вдоль стен, как декорации, стоят гражданки 9 «в», прямо за ёлочкой. А с противоположной, на стороне Хомы, выстроились граждане. Девочки в белых балахонах, мальчики вроде по-школьному…

Клеопатра посмотрела в сторону Хомы и сильно округлила глаза.
- Хома! – зашипела она громко, - Хома, что ты держишь в руках?
- Молчи, проклятая ведьма, молчи, - громко взвыл Хома, - и не пялься на меня, - тише сказал он, - ты молчишь по сценарию.

Хома смотрит в свой молитвенник и видит там вместо сценария со словами (который был замаскирован обложкой «Слова от нечисти») журнал «Сто идей для маскарада» и смотрит на ведьму такими же круглыми глазами.
- Никчемная книжица! Не спасет меня! Увы мне! – отшвыривает в темень за сцену злосчастный журнал.
- Ха-ха, попался, голубчик, - театрально громко кричит ведьма, и выносит белую туфельку за гроб. И уже ступает одной ножкой на пол. Подружки воют и стонут за ёлочкой.
- Ну уж нет уж, - Хома судорожно шарит по карманам, вытаскивает из нагрудного мел и очерчивает круг вокруг себя, и приговаривает.
- Девять лет ты меня изводила, ведьма. Помнишь, как на ранце моём с горки каталась?

Но сильна гоголевская идея. Работает. Ходит ведьма Клеопатра вдоль черты, руками как в стекло упирается, и сделать ничего Хоме не может. Только шипит в ответ. Из-за ёлочки заунывные стоны и охи слышатся.

- Это в третьем-то классе когда?! Ты мне еще первый припомни.
- В первом, ведьма, ты всем сказала, что у меня уши просвечивают. И весь класс смотрел, когда солнце через меня проходило, и смешно всем было.
Из-за ёлочки хихиканье раздается.
- Кто мне в компот жука бросил?
- Кто мне клей на стул наливал?

Страшно красивая Клеопатра. В белой сорочке в пол, бледная, губы красные, глаза углями горят. Ходит, руками в невидимую преграду упирается. Хома протягивает руку в темноту, и кто-то из его дружинников подает ему опрыскиватель для цветов.

- Вот она, вода от силы нечистой. Вот тебе, ведьма, за годы моих страданий.
И брызгает Клеопатре в ладони, которыми она по случаю закрывает лицо.
- Ах ты…Хома, ах ты… мы же так не до…
- Сейчас, пропоёт петух первый, и падай ведьма в гроб! И духу твоего чтоб!..
Хома брызгает ей прямо под ноги, Клеопатра отскакивает к гробу. Хома торжествующе хохочет. Многозначительно смотрит в сторону звукооператора Сёмочки и говорит голосом прорицателя:

- Сейчас кричит петух!

Теперь ведьма Клеопатра торжествующе хохочет и указывает залу на пол. Слабенькая черта от мела замыта водой из опрыскивателя. Небольшие, но ворота для нечистой силы.

- Мел, - кричит Хома, - подайте мне мел, - и рыщет в карманах, и не находит. Ведьма, злорадно улыбаясь, идёт на Хому с вытянутыми руками.

- Я вижу рассвет! Сейчас будут кричать петухи! – Хома нервничает: ни мела, ни петуха, ни тем более сценария.

Малыши на первом ряду качаются, как на пружинках, взад-вперед. Середина повставала, чтоб видеть, что на сцене на полу, задние их уталкивают на сиденья. Сейчас что-то будет.

- Ведьмы, подруги мои, зададим-ка трёпку этому…Хоме.
Из-за ёлки нерешительно выступают гражданки в балахонах, с каждым шагом всё увереннее приближаясь, вступают в круг света.

- Петух! – орёт в сторону звукооператора взмыленный и взъерошенный Хома, - Сёмочка, я, если выживу, убью тебя.

- А не будет твоего петушка, Хома, - сладко улыбается Клео, - я же ведьма, я порчу на аппаратуру навела.

И подтирает белую линию ножкой.

- А Вий будет? – кричат из зала. – вы приведете Вия?

Ведьмы замерли у белой черты. Клеопатра растерянно смотрит в зал. Находит глазами психологиню, пожимает плечами. По сценарию первую ночь отпевания планировали. Ведьма-панночка – полежит, посидит, встанет из гроба, подойдет к невидимой преграде. Хома-семинарист – текст с листочка почитает, там про то, как в мире хорошо живется без нечисти. Ведьмы повоют. Дружина у стены подождёт: как петух пропоет и ведьма-панночка-Клеопатра в гроб кинется, свет погаснет. Тогда надо утащить гроб с содержимым так же быстренько, как притащили.

И дальше – Сёмочкины слова, про то, что была разыграна сценка из «Вия» Гоголя в интерпретации девятого «в».

Тут голос директора.
- Сейчас вам, черти, Вий будет.

И встает. И снимает с себя пиджак. Просовывает немного руки в рукава со спины, на лицо накидывает так, что ворот на затылке. И идёт, качаясь, огромный такой, к сцене. Руки вперед, рукава свисают.

Гражданки ведьмы визжат, Хома спиной к колонне встал.
- Поднимите мне веееекииии…

Клеопатра догадалась. Подошла к Сан Санычу и фалды пиджака приподняла. Как Хома обрадовался тогда, что «Вия» всего прочитал:

- Нет, нет, я не должен на него смотреть. О! Как мне интересно на него посмотреть! Нет!

Посмотрел и сполз по колонне вроде замертво. Молодец. Неизвестно, что бы с ним эти ведьмы сделали. Тут петух закричал. Это Сёмочкин аппаратуру наладил. И все засмеялись. И долго смеялись. Потому что петух после того как раз прокричал, всё кричал и кричал. Свет выключили, а петух всё кричит. Чары, что ли, спали. Под эти крики в темноте вся нечисть и разбежалась. Слышно было, как на лестнице что-то уронили тяжёлое.

Свет включили настоящий, праздничный. И гирлянды на ёлках. Директор уже на месте сидит. Все переглянулись. Для того, чтобы он вышел, целый ряд поднимался. А вот как директор-Вий попал к шкафу, никого не потревожив – до сих пор никто не знает. Теперь как вспоминают – сразу образцовый порядок в школе.
Сёмочкин петуха успокоил. Выключил просто из розетки аппаратуру. Граждане и гражданки из 9 «в» вернулись на свои места, уже в праздничной одежде, а Клеопатра рядом с Николаем стоит в белом вся. Они сначала кивали то туда, то сюда головами в ответ на поднятые пальцы (во как сыграли, во как!), а потом решили на сцену смотреть. Там Сёмочкин микрофон устанавливал и под себя регулировал:

- Итак, вы только что посмотрели сценку по мотивам повести Николая Васильевича Гоголя «Вий» в интертрепации…

Осёкся - понял, что оговорился, но те, кто услышал, уже хохотали вовсю. Заулыбался и закончил как договаривались:
- В главных ролях Клеопатра Юшина, Николай Хомченко! Да прокричит вам петух в ту секунду, когда на вас навалится нечистая сила! С новым 2017 годом!

Другие статьи в литературном дневнике:

• 31.05.2017. ***
• 26.05.2017. ***
• 18.05.2017. ***