Александр катков.
Разрушилась страна,
А я остался цел.
Меня они не взяли на прицел.
Но я с тех пор живу на той войне
С разрушенной страной наедине.
Я до сих пор кричу от немоты:
«Ужель была неправедною ты?
Ужели ты, пропавшая страна,
Была так непригожа и срамна?
Ну почему тебя не заслонил,
Да с чем я жил, да где я раньше был?»
Я просыпаюсь, до утра курю,
В сырую тьму печально говорю:
«Любимая моя, подай же весть!»
И мне с небес доносится: «Я здесь…»
* * *
Это родина – синие ставни,
это родина – ивы внаклон,
над которыми сирыми стаями
птицы тянутся в небосклон.
Было вдоволь и песен, и хлеба,
жизнь взахлёб и беда по плечу.
Но под этим единственным небом
я от родины мало хочу.
Я хочу, чтоб земля не скудела,
от которой и песня, и хлеб,
чтобы, делая нужное дело,
не оглох я и не ослеп.
Я хочу, чтоб река не мелела,
чтоб пьянил и дурманил чабрец,
чтобы мама моя не болела
и чтоб сильным остался отец.
* * *
Это мы, Господи, ненавидящие друг друга,
навесившие на грудь православный крест.
Почему мы не умерли,
оцепенев от испуга,
узрев содеянное в себе и окрест?
Это мы, стоящие в очередях за водкой,
ожидающие голода
и гражданской войны,
падающие в пучину
каждый в своей подлодке,
чтоб отлежаться поглубже
от этой штормящей страны.
Ты отрекся от нас, отмывая от копоти,
лишая разума и Всевышней любви.
И выдохнуть некому:
«Это ж мы, Господи,
Тобою забытые,
грешные дети Твои!..»
ХОДИКИ
Памяти бабки моей
Феодосьи Фёдоровны
Говорила: «Ну что вы всё ходите
Мимо окон, проезжий чудак?»
А в простенке перечили ходики:
«Может – он? Может – твой? Может – так?»
А потом они так отмеряли,
Феодосья, свиданья твои,
Что и сами собой замирали
В ночи, полные бабьей любви.
Как же время жестоко бежало
Под размеренную тишину!
Ты готовила, шила, рожала,
Провожала его на войну.
В ожиданье грядущей печали
Заржавел голубой циферблат.
В сорок пятом всё лето стояли –
Это он не вернулся назад.
И, казалось, истошному крику
Всю себя до конца отдала.
Но потом ты подправила гирьку,
Стрелки правильно подвела.
Поднимала себя и сына,
И на внуков хватило сил,
У которых теперь над камином
Электрические часы.
Нет тебя. Только крест над холмиком
На погосте, среди тополей.
Но не крест – я поставил бы ходики,
Словно памятник жизни твоей.
* * *
Как прожить в этом мире без горя и грусти,
как по миру пройти с равнодушным лицом?
Если книгу издам — назову «Захолустье»,
пусть узнают, как мама бедует с отцом,
пусть любимая знает, как вместе бедуем.
Сколько горя и снега в окно нанесло!..
Только дочка уснет, только свечку задуем —
снова в двери стучатся нахально и зло.
Это время стучит, это мой участковый.
Поневоле идешь ему открывать.
Он вручает повестку поэту Каткову,
чтоб жилплощадь под солнцем
не смел занимать.
Другие статьи в литературном дневнике:
