Майя Никулина.
Кермек.
Кто из рук судьбы назначенной
вырвал этот жалкий клад,
этот пыльный, молью траченный,
нежный антиквариат —
шубки из морского котика,
шляпки в шёлковых цветках,
муфты, фетровые ботики
на горбатых каблуках,
эти блузки рукодельные,
эти платья, боже мой,
прилегающие, цельные,
скроенные по косой?..
Кто докажет нам, растерянным,
что парад забытых мод,
завершивши цикл отмерянный,
не вернётся в обиход,
что тоска немилосердная
не обрушит нас туда —
в молодые, передсмертные,
предвоенные года?..
*
За поворотом возраста и лета
земля белым-бела, черным-черна,
линяют непреложные приметы,
и камнем обрастают имена.
В большом обезголосевшем лесу
просторно, пусто, ветрено и голо —
одни жизнеспособные глаголы
удерживают время на весу;
убил, обидел, разорил, ославил,
извёл, измучил, руки развязал,
пришёл, разделся, сапоги оставил,
согрелся, лёг, ни слова не сказал.
*
Спорится медленный труд,
меркнет любимое имя,
милые дети растут,
выросли, стали большими,
тихо легчает душа
в долгой привычной тревоге…
Жизнь хороша, хороша,
донник цветёт у дороги…
Силится, ладит в полёт
узкие белые крылья,
вянет, уходит под лёд,
тянет сухие будылья
сквозь январи-феврали
в новые вёсны и светы,
в долгие лета земли,
в долгие, многие лета…
*
Но тело больными ночами,
не в силах себя обмануть,
склоняется к бабушке, к маме,
на ручки, под тёплую грудь,
назад по теченью, в верховья,
где ты в родовой скорлупе
ещё не исходишь любовью,
а светишься сам по себе.
Кермек — терпеливый и стойкий бессмертник, степная гвардия, живёт, вцепившись корнями в камень, цветёт щедро и долго, и, сорванный где-нибудь в Аркаиме или в Херсонесе, уже разлучённый с ними, жёсткий и крепкий, как проволока, долгие годы не осыпается и не теряет стати...
Другие статьи в литературном дневнике:
