Жанна Владимирская.
Из воспоминаний.
Бродскии; и я.
...А затем мы волею судеб оказались «соседями» Бродского, перебравшись в эту самую Америку и поселившись в Нью-И;орке, где я даже побывала в его квартире в Гринич Виллидж, хотя, признаюсь, испытала почти священныи; ужас, когда в ответ на мои; звонок он немедленно предложил заглянуть к нему на Мортон стрит. К этому времени он был для меня фигурои; почти легендарнои;, и я тве;рдо знала, что кумирам нужно поклоняться издалека.
Позвонить ему в Нью-И;орке я решилась, потому что позвонившая мне из Парижа Наташа Горбаневская заявила, диктуя мне телефон Иосифа, что позвонить я ему обязана, что она ему сообщила о том, что я только-только приземлилась в Нью-И;орке, что он меня помнит, и что вообще – как же не позвонить Иосифу?
Он сразу же решил, когда мы с ним встретились, что моему голосу немедленно, просто не сходя с места нужно наи;ти применение, и стал «делать звонки», как он выразился, в Нью-И;оркскии; отдел Голоса Америки. С неожиданным для себя результатом. Дама, которои; он позвонил (не стану называть, зла не держу), остудила его энтузиазм, сообщив, что Голос Америки на работу сеи;час никого не бере;т, в новых сотрудниках не нуждается, ну, и что-то еще; в этом духе. Думаю, что советские эмигранты уже сумели произвести должное впечатление на аборигенов. Так что, на Голосе я стала работать три года спустя, и это – другая история.
А Иосиф, после того, как мы навели мосты в разговоре на Мортон, сказал, что так меня не отпустит, что мы сеи;час иде;м ужинать. Любите китаи;скую кухню? «Понятия не имею, что это такое», - сказала я. «Да что вы? - удивился он, - Тогда тем более иде;м». Уже позднее я узнала о его пристрастии, помимо ностальгических русских блюд в русском ресторане, именно к китаи;скои; еде.
Очень растерялась я, когда увидела, что он уверенно бере;т в руки палочки: попробовав сделать то же самое, я поняла, что это безнаде;жно, и он, великодушно подозвав официанта, попросил принести нормальные в мое;м понимании приборы. Так, кстати сказать, и не научилась: у меня всю жизнь имеет место «дрожание рук». Лебедев, мои; педагог, даже преподавал мне специальныи; урок того, как скрывать это на сцене.
Но в тот вечер у меня еще; дрожали и ноги. Нервничала. Только после глотка чего- то тоже незнакомого пришла слегка в себя. А вот когда мы шли по совершенно раскале;нному июньским зноем Нью-И;орку, Иосиф, скосив глаз в мою сторону, изре;к: «Все;-таки вы не совсем свободно себя чувствуете» – я буквально поперхнулась готовои; сорваться с губ фразои; «Не совсем? Да я дурею от ситуации. И от того, что это уже – другои; Иосиф. И от того, что он мне такои; нравится, и от того, что это Нью-И;орк, и что я уже в этот Нью-И;орк влюблена. Позднее я, кстати, сочла почти комплиментом это его НЕ СОВСЕМ. И решила, что я уже – на пути к просто свободе, от прежнеи; своеи; свободы в режиме сопротивления и – от чего-то, свободы отторжения и неприятия.
В нашеи; новои; с Алексеем и далеко не простои; жизни его свобода, его стихи, стали безусловным моральным компасом (с Але;шеи; познакомила Иосифа через пару днеи;, а десять лет спустя, когда Иосиф стал поэтом-лауреатом при Библиотеке Конгресса Соедине;нных Штатов, Але;ша взял у него по этому поводу большое интервью).
А я, в одном из своих интервью, говоря о том, что стихи Иосифа значили в моеи; жизни, сказал и повторю:
Больше всего поражало и поражает до сих пор его мироощущение свободного
человека. Знать, что кому-то оно безусловно дано, и что этот человек живет и деи;ствует рядом, в одно время с тобои; – было огромнои; радостью и помогало жить.
Элендея Проффер
Для тех, кому это имя незнакомо: благодаря американским славистам Карлу и
Элендее Проффер, основателям издательства Ардис, русскоязычным читателям стали
доступны книги, которые не могли быть напечатаны в СССР по цензурным
соображениям. Все поэтические сборники Бродского увидели свет именно в этом
издательстве (не без гордости скажу: все они есть у меня, и, иначе как к драгоценностям, к
ним не отношусь).
Почему мне кажется эта небольшая книжка Элендеи такои; важнои;?
О Бродском написано очень много: одни склонны возводить его чуть ли в не в ранг
божества, другие приходят в неистовство, когда кто-то осмеливается позволить себе даже
минимальную критику его стихов, третьи, на противоположном конце спектра, вообще
отказывают ему в поэтическом таланте и называют чуть ли не графоманом.
Все; чаще звучат голоса людеи;, с готовностью смакующих любые интимные
подробности его биографии и жадно выискивающих порочащие его детали.
Еще; одни утверждают, что, не окажись Бродскии; под крылом у Профферов,
дружеские отношения с которыми длились долгие годы, не видать ему ни славы, ни
Нобелевскои; премии.
Профферы и впрямь сыграли в жизни Бродского чрезвычаи;но важную роль: Карл
встречал Бродского в Вене, куда тот, выдворенныи; из страны, прилетел в 1972 году;
благодаря Карлу состоялась встреча Бродского с Оденом; он, Карл Проффер, добился для Бродского приглашения на преподавательскую должность в одном из американских
колледжеи;... Все эти факты разыгрываются, как козырная карта, с помощью которои;
пытаются склонить читающую публику к мнению, что, не будь этого, Бродскии; не сумел
бы вообще реализовать себя на Западе.
Но Элендея всего лишь однои; фразои; ставит все; на свои места: да, Бродскому
помогали, да, его опекали, да ему буквально раскрыли объятья многие видные фигуры в
литературном мире Америки. Но ум и чуткость Иосифа сыграли во все;м этом важнеи;шую
роль. «Связи были у многих, - ответила Элендея одному агрессивному, враждебно
настроенному по отношению к поэту человеку, - но не все получают Нобелевскую
премию. Бродскии; прибыл в Штаты как особыи; человек. И, потрясе;нныи; незаметным
положением в стране поэта, был полон решимости это исправить. Русскому интеллигенту
открыто признаться, что он желает славы – почти позор. Иосиф, - говорит Элендея, - был
сам себе законом. Если у тебя слава, у тебя есть возможность влиять на культуру, если ты
прославился, ты показал Советам, что они потеряли».
Я читала эту книгу почти умиле;нно, потому что за всем, за очень иногда
нелестными для Иосифа подробностями его не слишком порои;, скажем так, красивого
поведения, за же;сткои; критикои; того, что имеет уже непосредственное отношение к его
стихам – собственным их переводам, например – за всем этим стоит огромная любовь, и, я
бы сказала, даже нежность.
Элендея Проффер, отдавая отче;т в масштабе личности Иосифа, будучи
свидетельницеи; того, что единственныи; бог, которому Бродскии; служил, был бог поэзии,
выносит суждения, не осуждая, восхищается без подобострастия, и, главное, понимает,
чему она была свидетельницеи; на протяжении многих, многих лет.
И последнее. Элендея рассказывает в этои; книге и о Карле – удивительном
человеке, страстно влюбле;нном в русскую культуру, в русскую литературу, и открывшем
для русскоязычных читателеи; прежде всего Набокова, а, вслед за ним – еще; множество
име;н. Без него не было бы Ардиса, и не было бы напечатанных в Ардисе стихов
Бродского.
Сеи;час, накануне семидесятипятилетия поэта и всеи; тои; помпы, которои;
празднование это будет сопровождаться, упомяну о том, что Элендея признае;тся, что ее;
очень огорчает идея создания музея Бродского: «Этого магнетического и трудного
человека из плоти и крови пожирает памятник – чудовищныи; процесс, учитывая, сколько
в не;м было жизни», - сокрушается она.
Прислушаи;тесь вот к этим ее; словам: «Верить в высшую силу Иосифа заставляло
само присутствие его дара. И, как Блок, он был поэтом каждую минуту своеи; жизни.
Иосиф Бродскии; был полон огня и предубеждении;, он жаждал признания и был гением».
Другие статьи в литературном дневнике:
