С. Б. Дунаев.

Таня Даршт: литературный дневник

Мандельштам и еврейство.


sbdunaev
1 ноября, 2013
Вот уже сто лет подряд по нескольку раз на дню евреи пытаются приватизировать Мандельштама. Удивительно это слепое упорство. Но еще более ошеломляющим фактом является то, что они 2000 лет подряд по миллиону раз на дню пытаются приватизировать Христа и сделать из него еврея. Христос не был евреем, в нем не было семени ни Иосифа, ни Марии,- нерушимая догма Непорочного Зачатия,- происхождение Христа человечеству неизвестно, несмотря на всю свою святость, Мария была суррогатной матерью, именно Христос даровал ей бессмертие и сделал вечной заступницей человечества.
Однако, речь идет не о Боге, а о Поэте.


Мандельштама тяготило еврейство. "Весь стройный мираж Петербурга был только сон, блистательный покров, накинутый над бездной, а кругом простирался хаос иудейства, не родина, не дом, не очаг, а именно хаос, незнакомый утробный мир, откуда я вышел, которого я боялся, о котором смутно догадывается и бежал, всегда бежал… Иудейский хаос пробивался во все щели каменной Петербургской квартиры угрозой разрушенья", - читаем мы в книге Осипа Эмильевича Мандельштама "Шум времени".


Но если бы только это. Любая поэтическая строка Мандельштама полна тайных смыслов, причем сложена она на русском, а евреи претендуют на роль смысло-извлекателей, ибо отождествляют себя с первоначалом с формо-порождающими эйдосами. Поэзия вообще странная штука, также как в урановой породе кроется чудовищная по своей мощи ядерная сила, так и истинная поэзия - это грамм радия в тысячах тонн словесной руды, в тяжелых и темных каменоломнях сознания. Творчество Мандельштама это вершина, то самое "акмэ", которое мечталось бездарному Гумилёву и снилось по ночам холодно-льдистой Ахматовой.


Мандельштам был крещен и, как утверждают евреи, якобы, по принуждению.


Когда мозаик никнут травы
И церковь гулкая пуста,
Я в темноте, как змей лукавый,
Влачусь к подножию креста…


Жена Мандельштама, уродённая Хазина, приложила, по-моему, нечеловеческие силы, что убедить Мандельштама в значении иудейства, да так, что он в "Четвертой прозе" заявил: «Я настаиваю на том, что писательство в том виде, как оно сложилось в Европе и, в особенности в России, несовместимо с почетным званием иудея, которым я горжусь. Моя кровь, отягощенная наследством овцеводов, патриархов и царей, бунтует против вороватой цыганщины писательского племени».


Кто знает, кто, как и когда редактировал эту многозначительную фразу поэта. Вся поэзия Мандельштама неразрывно связана с русским пространством, с русским миром, с русским самосознанием, а главное, - с русским языком первоисточником всех русских философий.


"Слово в эллинистическом понимании есть плоть деятельная, разрешающаяся в событие. Поэтому русский язык историчен уже сам по себе, т. к. во всей своей совокупности он есть волнующееся море событий, непрерывное воплощение и действие разумной и дышащей плоти" (О природе слова. 1922).


Мандельштам настаивает, что: "Русский язык — язык эллинистический. По целому ряду исторических условий, живые силы эллинской культуры, уступив Запад латинским влияниям и ненадолго загощиваясь в бездетной Византии, устремились в лоно русской речи, сообщив ей самобытную тайну эллинистического мировоззрения, тайну свободного воплощения, и поэтому русский язык стал именно звучащей и говорящей плотью.
Если западные культуры и истории замыкают язык извне, огораживают его стенами государственности и церковности и пропитываются им, чтобы медленно гнить и зацветать в должный час его распада, русская культура и история со всех сторон омыты и опоясаны грозной и безбрежной стихией русской речи, не вмещавшейся ни в какие государственные и церковные формы."


Эллинизм абсолютно несовместим с иудаизмом, поэтому затаскивание Мандельштама в иудейское лоно само по себе отвратительно. Об этом свидетельствует и сам Мандельштам:


"Речь матери - ясная и звонкая, без малейшей чужестранной примеси, литературная великорусская речь,.. это язык, в нем есть что-то коренное и уверенное… У отца совсем не было языка, это было косноязычие и безъязычие, …совершенно отвлеченный, придуманный язык, витиеватая и закрученная речь самоучки, где обычные слова переплетаются с старинными философскими терминами Гердера, Лейбница и Спинозы, причудливый синтаксис талмудиста…это было все что угодно, но не язык, все равно - по-русски или по-немецки. По существу, отец переносил меня в совершенно чужой век и отдаленную обстановку, но никак не еврейскую. Если хотите, это был чистейший 18 или даже 17 век просвещенного гетто где-нибудь в Гамбурге. Религиозные интересы вытравлены совершенно. Просветительская философия претворилась в замысловатый талмудистский пантеизм".


На этом фоне особенно отвратительно выглядят попытки образованных евреев (Михаил Эпштейн) подвести поэзию Мандельштама к талмудистским корням, а Пастернака - к хасидским.


Оба эти поэта не русскоязычные, а русские. Русская судьба Мандельштама как поэта особенно показательна. Уж кто-кто, а он точно не канареечный поэт. Он и умер как истинный поэт в степи под звёздами.


Кому зима — арак и пунш голубоглазый,
Кому — душистое с корицею вино,
Кому — жестоких звезд соленые приказы
В избушку дымную перенести дано.


И:


В плетенку рогожи глядели колючие звезды,
И били вразрядку копыта по клавишам мерзлым.


И:


Да, я лежу в земле, губами шевеля,
Но то, что я скажу, заучит каждый школьник:
На Красной площади всего круглей земля,
И скат ее твердеет добровольный,
На Красной площади земля всего круглей,
И скат ее нечаянно-раздольный,
Откидываясь вниз - до рисовых полей,
Покуда на земле последний жив невольник.



Велемир Хлебников, высоко ценимый Мандельштамом за то, что "погружается в самую гущу русского корнесловия, в этимологическую ночь, любезную сердцу умного читателя" однажды так высказался о смерти и бренности существования: "Степь отпоёт".


Вот Мандельштама-поэта степь и отпела. Степь отпела, а Русь запомнила.



Дневник провинциала. Живой Журнал.




Другие статьи в литературном дневнике: