Из удалённого..
Акация
Говорил я ей слова,
а её там не было,
ставил греться самовар,
а ее там не было,
приходил по вечерам,
а её там не было,
у подъезда ждал вчера,
а её там не было...
Не приходит, хоть кричи,
хоть об стену бейся.
Позову её - молчит,
как у пирса крейсер.
Я ругался. Говорил -
дрянь ты, мол, паскуда.
Только в кухне перебил
новую посуду.
Как-то раз пришла, - Привет! -
будто бы отбегала,
будто б клином белый свет.
А меня там не было.
Рос бы я зеленым кленом,
а она акацией,
был бы я в нее влюбленным
в этой ситуации.
Варенье из грусти
Нелепую грусть,
что похожа на чувство прозрения,
ты мажешь на хлеб, как варенье.
Ее накопилось в тебе до краев,
ты, будто бы давишь рукой муравьев
(но ты ведь не давишь рукой муравьев?!),
и ловишь нелепую грусть
по пластмассовой букве.
А я собираю нелепую ложь.
Нелепая ложь, как знакомая вошь,
живет у меня под рубашкой.
Не может она не кусаться.
И только привычка чесаться
меня побуждает кормить
эту злую букашку.
Мы там,
где из неба и моря пришлось
по капле собрать всю нелепую злость
в бутылочку крепкого яда.
По капле, по слову, по взгляду.
- Так выпьем! -
кусает и чешется вошь -
ведь мир этот так несомненно хорош!
Споем ему песни и гимны!
Нелепо грустишь ты:
- Не лги мне...
&
Я пальцы крестом на удачу сложу.
Грустинка моя, я не лжу!!!
Внутренняя планета
О, дочь Венеры, дева юная,
Вы красота от века сущая,
взывая шелковыми струнами
всё плодоносное, цветущее.
Вы мимолетное и главное,
неповторимое практически.
И Вами, кровное, желанное,
я заразился венерически.
Болею тающими мартами,
листвой осеннею и с придури.
Мой врач с косой и бакенбардами
нажил на мне не много прибыли.
Он иногда, бывает, с силою
ругает Вас и ножкой топает.
Не поскупитесь, моя милая,
придет пора, пусть заработает.
Болезнь моя, мужи ученые
Венеру чтут планетой внутренней.
Что скажешь, хворый и никчемный я
ее зову звездою утренней.
Но если вдруг ученым стану я
от пересчетов, плюсов, минусов,
подбросьте парочку, желанная,
мне Ваших самых злющих вирусов.
Право на ответ
*.*.
Мы изучаем истории нравов.
И в подкидного шалим на любовь.
Но что это - долг или, может быть, право
гнать в артерии кровь?
Так часто твердим на наречиях медных,
что даже ломаем о воду весло.
Но в наших глазах омертвевших и бледных
лишь несколько слов.
В жалобах квинт, благозвучиях терций
кажется нам, будто снова горим.
Но мы изучаем повадки инерций
в камерах рифм.
Разве есть право глядеть из колодца,
право узнать у созвездий ответ?
Право узнать в отражениях Солнца
солнечный свет.
Приходите
Сонным солнышком в восемь,
за ветки держась до поры,
приходите, как осень,
в связи с окончаньем жары.
Приходите невестой,
в глазах притаив торжество,
приходите повесткой
на столь долгожданный развод.
Вы в пустой в хололильник
еще приходите ко мне,
разногласьем идилий,
что тонут в хорошем вине...
Как заправский грабитель
без лишней пустой болтовни
вы врасплох приходите.
Чтоб не с чем вас было сравнить.
Я под землёй, а Вы на небе
Я под землей, а Вы - на небе.
И обоснованный итог,
что много Вас у Вас и негде
мне даже всунуть хоботок.
Уют и тишь у Вас в квартире.
По мне, как будто бы в раю.
Через отдушину в сортире
я, залетая, познаю:
на то гармония в природе
и полнота в ночной Луне,
чтоб Вы себе разок по морде.
наотмашь съездили во сне.
Крылья
Можно плавать в море Черном,
можно плавать в море Красном,
можно плавать в море Мёртвом
ловко, хватко, на матраце,
и тонуть, и быть накрытым
огроменною волною.
Можно, впрочем, и в корыте -
ты тонула в нём со мною.
В своём розовом берете
утопая, - вот же жалость! -
ты теряла всё на свете,
но корыто оставалось
за тобою, пред тобою,
в общем, в собственности частной.
Я сдавался не без боя
сотни раз. Довольно часто
я кричал тебе открыто:
- Что тебе в посуде тощей?!!
И лежал на дне корыта,
затонув под мыльной толщей.
И теперь о море Черном,
море Мёртвом, море Красном
я пишу в желанье вздорном,
пребывая на матраце.
Он качается. И крылья
своим каждым миллиметром:
- Море! Ветер! Всплыл я, всплыл я!.. -
машут морю, машут ветру.
Микрофон
...- Уверен, я совсем не в вашем вкусе.
Я сам себе порою так смешон,
но вы, наверно, даже и не в курсе, -
когда вы отнимали микрофон,
дабы присечь от слов моих усталость,
не рассмотрели, кажется мне, вы -
на нем висеть рука моя осталась.
Верните руку, к ней я так привык.
Пусть тот, кто вас услышит, своё сердце
предложит вам с рукой взамен моей.
Верните руку. Дам вам соли с перцем,
чтоб предложение было повкусней...
И в паузах молчания между нами
ее лицо просило кирпича,
и кровь хлестала прямо на динамик.
Который я не смог перекричать.
Не ревную
У меня на лбу морщина -
кто же я тебе?
То тебе я вдруг мужчина,
то тебе кобель.
Вдруг хандры твоей причина,
вдруг тебе супруг.
Всё бы ладно. Но мужчина -
реже всяких вдруг.
Как у нас с тобой на даче
выросла трава.
На траву смотрю и плачу:
- Чур не ревновать!
Не ревную к грядке длинной,
к саженцам подруг.
Взял, и выдрал куст с малиной
почему-то вдруг.
Не ругай
Не ругай, что я тебе не звоню.
Основание есть у меня -
только сотворишь какую-нибудь ***ню,
и поверх этой ***ни вырастит другая ***ня.
Не надейся, кашу сам себе не варю.
Выменял полчаса в кровати на утренний бег.
- От кого бежать теперь? - говорю
тебе.
А еще идея не Бог весть
какая в голове моей обитает -
завтра к соседке в форточку попробую влезть.
Одного ребра ведь теперь не хватает...
Невеста
Можно плавать в море Черном,
можно плавать в море Красном,
можно плавать в море Мёртвом
ловко, плохо и прекрасно,
и тонуть, и быть накрытым
огроменною волною.
Можно, впрочем, и в корыте.
Ты тонула в нём со мною.
И была ты морем Черным,
и была ты морем Красным...
Иногда бывала черствой,
но всегда была прекрасным
и бескрайним мокрым местом.
Всё, что помню я с тобою,
моё диво и невеста,
было связано с водою...
Моряки в тенистых скверах
пьют вино от бабы Гани,
а корабль "Слепая Вера"
познает морскую гавань.
Паучок Таро
Черные, белые, кто-то еще,
кого срисовали в Таро, -
числа им нет и сбивался счет -
все прилетали на кровь.
И лили ее, сорвав якоря
из бездн, облаков границ.
Крутились цепи. И, говорят,
стирался весь смысл лиц.
Что их всех связывало? Только кровь.
Но где ее взять, уцепившись в грунт,
в небо (и пусть говорят, что оно -любовь.
Не знают его и врут).
Что кровь это цепь - сообщил Дурак
по званию старший Аркан.
Дурак был всегда предводителем врак
и сыном от их полка.
Давно это было. Лишь кто-то еще
остался лететь на кровь.
Но ждет вместо крови его паучок -
мсье Паучок Таро.
Половинка
Цену дали - Цинандали
отдают по триста тридцать.
Взял одну, кручу педали,
чтоб на две не расхрабриться.
Эх, от счастья половинка! -
повернул с дороги длинной
на короткую тропинку
в Алазанскую долину.
От одной еще бутылки
отказаться я не в праве.
Почесал чертей в затылке,
покупаю Саперави.
Любит бог - опять мне шепчут -
сразу трёх, забыл ты, дурень,
из долины черный жемчуг.
Покупай Кинзмараули!
Прочь, отродье! Врать не надо
мне ни льстиво, ни умело.
И несу из винограда
три бутылки крови в целом.
Псих
Как обычно, по любви,
раз в лесу дремучем
собралися муравьи,
натаскали кучи.
Рыли лазы от врагов,
надрывали спины,
а у дивных берегов
плавали дельфины.
Кожа нежная у них,
гладкая на ощупь...
А еще завелся псих
на рассвете в роще.
И у психа у того
все сезоны - весны.
Накрывает с головой
и кусты, и сосны.
Он бы вскачь, да босиком!
А зима решила,
и ему голову снежком
чуть припорошила.
Разделение чувства
У меня такое чувство, -
глубоко, внутри -
будто б выросла капуста.
Вот она, смотри! -
молодая, лист хрустящий,
зелень перламутр...
Где же милый взгляд твой, зрящий
глубоко вовнутрь!
У меня такое чувство -
незнакомо, в новь.
А на сердце как-то грустно.
Что же хмуришь бровь?
Разделять пытался чувство
сообща.
Порубил свою капусту
для борща.
Тебе тоже будет весело!
Она работает дурочкой в овощном ларьке
в вечно натянутой на лоб серой шапке.
Наверняка, до того, как поступить на работу в ларек,
она работала дурочкой в школе.
Боже, какая она красавица!
Она все время смеется. Когда насыпает картошку,
и когда я на нее смотрю. Уверен, что она смеется даже тогда,
когда на нее никто не обращает внимания.
Просто дурочка из овощного ларька.
Боже, какая она красавица!
Я про нее все время забываю.
Зачем мне помнить о всяких дурах,
в серых шапках, натянутых на лоб?
А когда я ее вспоминаю, она тут же
насыпает мне картошку в пакет и смеется.
Сегодня я видел ее на улице.
Я наблюдал перед зеброй за людьми, похожими на пингвинов
в серых и черных зимних куртках и шапках.
А когда они все перешли дорогу, я увидел ее.
Она смотрела на меня и смеялась.
Вот, что я решил.
Когда я закончу все свои важные дела,
я обязательно поступлю на работу в тот самый овощной ларек.
Мы будем втроем насыпать людям картошку и смеяться.
Боже, какая она красавица!
Тебе тоже будет весело!
Ты вернёшься
Ты вернешься. Ты обязательно вернешься.
Я знаю двух ребят, которые это обещали. Это Карлсон, который живет на Крыше и Иисус Христос.
Ты не обещала. И именно поэтому я знаю, что ты не соврешь.
Узнаю ли я тебя? Может быть. А может и нет. Лучше, чтоб не узнал.
Тогда наверняка это будешь ты.
Возвращайся.
Не ленись.
Хочу, бывает
Хочу бывает - не хочу.
Хочу бывает - ненавижу.
Хочу бывает по плечу,
бывает, вызывает грыжу.
Хочу бывает как мазоль
и трет об обувь: - Что ж вы, братцы!
Хочу, бывает, эту роль.
Хочу, бывает, разобраться,
но только это захочу,
хочу, бывает, забывает.
Тогда ему не по плечу
понять, когда оно бывает.
И что тогда?! И всё?! Уже?!
Не дали даже наглядеться! -
плаксиво мямлит в неглиже
хочу. Но силы нет раздеться.
О ней
Застегнул я чёрную рубаху,
марш сплясал сонаты си-бемоль,
и в помойку со всего размаху
выкинул поваренную соль.
... Что же я наделал?! Всё пропало.
Но потом вдруг вспомнил я о ней.
Мне её не солоно хлебало
скрасит весь остаток пресных дней.
Добро
Ты сказала мне: - Стань и иди!
Ты сказала: - Добро победит!
Только я, хоть иду, хоть стою,
замечаю - ему *****.
Говорят, что была ты ребром,
очень важным и нужным добром.
До чего же добро ты дошло,
что всецело тобой обросло.
С цветка на цветок
Ты хочешь увидеть небо?
Оно такое синее
без тебя.
А снег
он подсвечивает чёрный асфальт
и танцует квикстеп
вокруг лампы уличного фонаря.
Останься
дома, за чашкой любимого чая,
где-нибудь там,
где ты не сможешь себя отыскать.
И ты узнаешь,
что продавец сигарет
понимает язык оловянных солдатиков
и говорит по-эльфийски свободно
и без акцента.
- Так странно, - подумаешь ты, -
ведь обычно армяне
не летают с цветка на цветок,
что же произошло
теперь?
Не то
Всё то тебе не то, не о том,
всё то тебе не верится,
Джана моя, с пушистым хвостом,
на подоконнике греется.
Встретится буду с тобой я рад,
Джана моя ревнивая,
нас повенчает однажды март
ночью под старой сливою...
Ну, а пока я жених не вполне
ровня невесте важной.
В кровь расцарапала
милая мне
руку с сосиской говяжьей.
Тогда
Рассвет - не менее красивый, чем закат
(по мне цвета его нежней и краски гуще).
В том, что не видимся мы, сон мой виноват.
А, может, толк кривой о дне грядущем.
Начало, тайна милая моя,
что приглашает и не заставляет.
Люблю в субботу просыпаться я.
Но кончился рассвет. И день сияет.
Ты ждешь меня, рассвет, который месяц.
И в том еще Уиллетт виноват.
Смотрел он на тебя, с кареты свесясь,
чесал свой одинокий, толстый зад.
Когда расстанусь я с своей подушкой,
ты будешь меня ждать не торопясь.
Мы станем кипятком с пустою кружкой
и воссоединимся не крестясь.
Заваркой будет нам тогда в то утро
уютный сад, прощальная звезда...
И день придет застенчивый и мудрый
тогда.
Любимой тарелке
...Что-то слушал, ждал, пытался вникнуть.
Иногда заведомо молчал.
А ведь так хотелось взять и крикнуть,
и кричать! Но я не закричал...
Был обед. И, отколовшись льдиной,
я, откушав свежего борща,
заявил тарелке, как любимой:
- Так! Немедленно! На кухне! Прямо щас!
Но, услышав тихое "Удачи!",
взгляд с тарелки поднял на нее.
- Завтра интернет к*уям собачим!
И еще потом про дурачье...
что то слушал, ждал, пытался вникнуть,
иногда заведомо молчал.
А ведь так хотелось взять и крикнуть.
И кричать. Но я не закричал.
***
Я не хотел бы любить японку,
от африканки мне легче б не стало.
Я - на тебя бы набросил тонкое
покрывало.
Спрятал тебя бы от глаз незрячих,
спрятал тебя бы от рук прилипших.
Чтоб им сухарь, да холодный хрящик
стали законной пищей.
Вот заговор бы мне, чтобы однажды
строгий, жестокий, отважный я,
всех превратил бы их в розы бумажные
белые.
Выйди же, ставшей на век, минутою,
песней или картиною -
в миг я тебя с головою опутаю
крепкою паутиною.
стихи Михаила Монастырёва
.
Другие статьи в литературном дневнике:
