Святые помидорыАркадий Бабченко, журналист В России, кажется, образовалась новая сакральная идея, снова в момент объединившая крымнашистов и либералов, антимайдановцев и майдановцев, православных и атеистов, левых и правых. Я знаю, что такое голодуха. О, да! Уж поверьте. Однажды в казарменном сортире, в помойке, куда из ведер выбрасывали использованную туалетную бумагу, я увидел целлофановый пакет с печеньем, который сержанты отобрали у партии вновь поступивших новобранцев, и выкинули в помоечный ящик. Довести людей до животного состояния, до настоящего, всамделишнего голода, когда в глазах у человека, который спер в овощном цеху немытую морковь, засовав её в кирзачи, или на раздаче стырил бачок с кашей и стоит теперь жрет её в углу, давясь, торопясь, пока не отобрали и не начали избивать, с совершенно животным выражением лица, когда в глазах не остается ничего человеческого — а потом за это же состояние его и чморить — это то, чем и занимается наша власть сегодня. Выбрасывать еду — это жест пахана. Мне стоило диких усилий заставить себя не схватить этот пакет из сортирной помойки и не начать жрать прямо здесь, на очке. Жрать втихаря, в одинаря из помойки на очке — представить в армии преступления хуже этого невозможно. Хуже нет ничего. После этого тебе просто п… Лучше сразу самому повеситься. Так вот. Взять, и просто выйти, не схватив этот пакет, мне стоило нечеловеческих усилий. Это было больно именно физически, в прямом смысле этого слова. Вот прям по-настоящему. Когда я вышел, у меня болела каждая мышца, каждая косточка. А потом в расположение с выражением лица, какое бывает у спаривающейся собаки, и абсолютно потерянным взглядом, забежал мой сослуживец, и с приглушенным полу-криком полу-шепотом «пацаны, печенье» — поднял в руке этот пакет. И пацаны, не знавшие, где он его нашел, налетели на него как саранча, и жрали эти галеты из помойки, и мне второй раз стоило диких усилий не присоединиться к этой куче голодных, которая пихала друг друга за эти галеты и набивала их в рот горстями, потеряв все человеческое в своем образе. Так что что такое жрать зубную пасту месяцами я знаю. И потом, в Грозном, что такое жарить голубей на шомполе, знаю (голубю главное в голову попасть, потому что тушку автоматная пуля разрывает вбрызги), и дальше, в горах, под Шаро-Аргуном, что такое жрать собачатину, тоже знаю (у собаки надо жир срезать, он горчит), и затем, в Грузии, что такое пить из болота или ручья, где выше по течению лежит труп теленка — знаю тоже. Но никакого культа еды у меня не образовалось. Я не стою над душой у ребенка с ложкой, чтобы он доел в тарелке все до последней крошки, только из-за того, что отцы и деды голодали — свободное незашоренное сакральностями развитие личности моего ребенка для меня важнее, чем ложка недоеденного пюре, которую меня совершенно не запарит выкинуть. Меня не повергают в шок испортившиеся продукты. Я радуюсь празднику кидания помидорами в Испании. И поддерживаю бельгийских фермеров, выливающих под свой Парламент тонны молока в знак протеста. А в Европе в темном прошлом с голодухи мерли не меньше нашего. Нет, я совсем не говорю, что уничтожать еду — хорошо. Уничтожать еду — плохо. Вырастить полторы тысячи свиней, кормить их, ухаживать, чистить, потом везти их через океан в Россию — и только затем, чтобы сжечь в крематории — это совершеннейшая дичь, конечно. Друзья мои, ну, если мы будем делать сакральность еще и из помидоров — стране тогда точно крышка. Для меня все происходящее ассоциируется не с продуктовыми карточками во время войны. Для меня все происходящее ассоциируется только с одним — с группкой мордатых сержантов в каптерке, тумбочки в которой забиты отобранной у нищих пейзан колбасой; с существованнием в своем теплом сытном уютном мирке группы окончательно ушедших в астрал милиардеров, выбрасывающих на глазах толпы проголодов санкционку в сортирную помойку и вводящих самые жесткие меры наказания за то, что кто-то эту санкционку будет жрать. И уверенных, что так и надо, что они правы. С кривым, совершенно диким миром казармы, в которую они превратили всю страну, с его извращенной, животной моралью, ублюдочной нравственностью, сумасшествием душой и мозгами. С властью, которая рассматривает все остальное население барака как свою собственность, и населением, которое соглашается с этим и готово жрать галеты из сортирной помойки, и желательно по возможности замазать еще и всех вокруг — но лишь бы только не возвысить голос, не заблеять, не заявить о своих правах и своем достоинстве, не стать не таким, как все. Так что сжигание сыров в специально закупленных для этого передвижных крематориях и давление помидоров бульдозерами говорит совсем не о том, что помидоры святые. Впрочем, большинство населения страны, что там говорить, под стать властителю — их это либо устраивает, либо оно готово с этим мириться. В рамках проекта «Журналистика без посредников» http://echo.msk.ru/blog/ababchenko/1598832-echo/ © Copyright: Елена Толстенко, 2015.
Другие статьи в литературном дневнике:
|