Лада Пузыревская. колокольные сны
Тем, чей сорванный голос тут держится лишь на гвоздях,
нет нужды повторять, как настырно сентябрь високосен,
нам на стылых ступенях не выстоять – сказочник Росси
не напрасно подмешивал в краски балтийский сквозняк,
и в последнюю осень
разом сбудутся сны – их не спрятать, их не придержать
вплоть до лучших племён – водянистого времени знаки,
верно, в сказках фанерных финал испокон – цвета хаки,
не по нервам – винил, но в винительных бдит падежах
обесклавленный хакер.
Словом, кража со взломом, да словно не лезет в карман
сумма сумрачных нот: “not to be“, не труби, не пролазит
за подмётную медь – не пристать нам, зараза к заразе –
ни к своим берегам, ни к чужим – проще сдать задарма
сон, прицельный, как лазер.
Трубадуришь в ночи – мол, молчи, вдруг за нами придут,
да никто ни за кем не приходит – неверный, но признак,
что не стоит оваций – ховаться, сквозь мутную призму
вид – не дальше забора, где сдан предпоследний редут,
спи, мой пристальный призрак.
Что ты смотришь, как гамма-лучи чью-то ночь бороздят,
преломляясь беспечно в кристальных надежд купоросе,
здесь никто так давно не боится не верить – кто просит
рваться голос охрипший, что держит на ржавых гвоздях,
как последнюю – осень?..
***
Блажь дорожная – ближе, ближе прочерк вилами на воде . Бог не дожил – так те, что иже, всласть затеяли новодел на раскопках, граненых градом. Собираешь руками дым – был бы гопник, а будешь гадом вечно пьяным и молодым, коль вменяют менялам влипших на просроченной лебеде не вменяемых нас, но лишних на задворках чужих нигде – там, где августа бисер меткий ссыпан в чрево черновика где от дверцы открытой клетки ключ потерян. Наверняка там никто никогда не ропщет – глухо, немо, живи слепым: и прощать, и прощаться проще чаще осенью, был бы пыл. Будет пепел – горючий, едкий – этот дольше, чем на века. Ролевая игра – рулетка, блажь привыкших не привыкать к полумерам и полустанкам – не остыть бы, устав стенать. Ты опять заблудился, сталкер – там, за зоной, еще стена – там, где классики рефлексии чертят классики на песках и не прыгают – ты спроси их, кем приказано не впускать уцелевших во сне покатом, уцепившись – к спине спина… Глянь, как стойко молчит под катом гуттаперчевая страна.
сон по цельсию
В монферрановом царстве ночь замутила свита –
льстиво льются в межу между белыми берегами
безымянные шепоты с привкусом dolce vita,
но качнется в сетях рострального алфавита
парусиновый сон мой, кораблик мой оригами
и в кисейную тьму плывет бутафорский город,
где канальи ветра, перья чижикам обрезая,
суетятся запальчиво – как бы осипшим горлом
взять последнюю ноту?..
Голод, мой мальчик, голод.
Беззастенчиво путая образы с образами
пусть блажит пересмешник – спи, я тебя не выдам
утекающим сумеркам, бьющим в сердцах картечью
по пустым мостовым:
вдох – и время пошло на выдох.
Молча – помнишь, учили?.. – в полночь иду на вы, да
мне ни пеший, ни конный никто не спешит навстречу.
Пусть подводит порой без повода подлый цельсий
под чужие мосты и подмостки – на то и Питер,
и труба – жить в подзорной трубе, и куда ни целься,
попадешь в молоко – да нужен ли повод, если
всех забот до рассвета – дождю подобрать эпитет,
затянувшись крапленым утром, до слез неброским –
невсевидящим оком заплачет придворный ниндзя,
прикипая к столпу – только толку с толпой бороться
за нездешнее слово?.. – всюду фантомный Бродский,
и стрелки крутят стрелки... И мы себе только снимся.
звени, колокольчик (Алькин блюз)
а в питерском небе словно открыли шлюз
штурмует закат, штормит за волной волна
зареванным заревом грезить ты не вольна
ты волей больна, прописанной в этот блюз
заносчивый, зыбкий, зябкий, забудь любой
подстрочник дождя не знает неверных нот
цеди, цесаревна, целительных see цейтнот
и все мы под богом, и бог все равно любовь
пусть смоет улики с улиц, пусть это в плюс
пусти на постой проспавших условный знак
не лучше не верить, но лучше пока не знать
как лучник, рассыпав стрелы, стритует блюз
стреножено время, в ножны вернулся страх
пора возвращаться в сумрачный свой тибет
и можно без дрожи, лишь бы к тебе, к тебе
так, словно не мы сгорали в чужих кострах
и сходит на нет незваный звонарь – боюсь
совсем не до смеха – вон, эхо ушло в зенит
да быть ему звонким, если впотьмах звенит
звенит колокольчик – может быть, это блюз
город спустя (отвинтажное to De)
это – осень, не спишь?.. свили гнезда ветра в витражах,
распоясанный дождь суетится, в сердцах проливая
сны бесстрашных бродяг – длится в лицах игра ролевая,
но пока нас к рассвету все так же выводит кривая –
пусть себе ворожат
пусть дышать – через раз, да полжизни почти невзатяг,
и сквозь медные трубы youtube-ов беспечным кумаром
просквозить в подзамочное завтра – похоже, недаром
здесь любой искромётный пустяк завершается жаром –
год ли, город спустя
полыхнет – не погасишь в предчувствии зимних простуд,
не затянешь пленительным гимном прорехи, раз кашель,
да не влипнет продрогшая память в дорожную кашу...
если я не проснусь, обещай мне, что после – расскажешь
где мосты прорастут.
раз уж осень, так пусть – ворожит, ворошит без затей
кучевую листву – там, где с нотами снов колокольных
колобродит туман, притворяясь впотьмах чистым полем,
где по следу нельзя, и бесследно нельзя, коль окольных
не случилось путей.
пусть с бездонных небес утекают надежд караси
и зеркальный пейзаж караулит винтажный стекольщик,
с каждым выдохом сумрак – короче, а сумерки – дольше,
и как будто – пора, только vita всё dolce и dolce –
хоть святых выноси.
хоть звони в колокольчик.
© Лада Пузыревская
___________
никого не прощая
выходили из круга, говорили о разном
забывали друг друга наши мальчики в красном
наши девочки в белом, провожая – прощались
обведённые мелом больше не возвращались
вон – пустые дома, как несданная тара
так и сходят с ума, нам чего не хватало
время корчится в схватках, выпуская из пасти
ужас в детских кроватках, ядовитые сласти
габардин горизонта в кровоточащий рубчик
а какой в том резон-то, что ж ты медлишь, голубчик
под собой сук рубя, выживать тяжелее
никого не любя, никого не жалея
все остались довольны полем чистым не минным
сроду страшные войны достаются невинным
некапризным, негордым, невезучим и сирым
к тихой жизни не годным – дай же, Господи, сил им
хлеб крошить голубям, завтра не обещая
никого не губя, никого не прощая.
Лада Пузыревская
©
Другие статьи в литературном дневнике:
