Наталия Максимовна Кравченко. А местом встречи...
А местом встречи стала остановка…
Так прячутся под стреху воробьи.
И было тебе, помнится, неловко
за мусор и окурки у скамьи.
Темнеет, как в театре, в зимний вечер.
Казалось, что спектакль шёл про нас…
Всё недостойно мимолётной встречи -
и улица, и город, и страна.
Метель мела, забеливая мелом
всю грязь земную волею богов...
Поэтому окурки — это мелочь,
ведь их не разглядеть из облаков.
Закат краснел и сумерки смущались,
сгущаясь, словно занавес с небес.
А мы встречались, а потом прощались,
и не было ещё про это пьес.
Попытка ведь не пытка, и сама я
уже не вспоминаю это всласть.
Попытка леса, кладбища, трамвая…
Как жаль, что ни одна не удалась.
***
Когда я не жила, а погибала,
держа судьбу за рваные края, -
вдруг в глубине случайного прогала
футболкой алой вспыхнула заря.
Как будто по божественной указке
из облака родился облик твой
и породнил меня с лесною сказкой,
с тропинкой в поле, с каплей дождевой.
Всё понимая, влагой обнимая,
текла с небес пречистая вода,
и мы пересеклись, как те трамваи,
кто знает — на мгновенье? На года?
На остановке этой неслучайной
в проёмах павильона брезжил свет.
«Мы только тайной живы, только тайной» -
писал печальный сумрачный поэт.
***
Нам только кажется, что мы не одни на свете,
а мы — заблудшие осиротевшие дети,
не важно, какого возраста, роста, пола,
одни на этой планете замёрзшей, голой.
Мы на задворках жизни, обочине, свалке,
и наши попытки выжить смешны и жалки.
Пустынны улицы, ветер пыльный зловеще свищет,
и вся земля - большое кладбище, пепелище.
Но где-то там, глубоко внутри, на задворках сердца
печной заслонкой хранит тепло потайная дверца,
души тоннель, переход надземный, судьбы уловка -
наша отдушина, передышка в пути, остановка.
***
На остановке памятной сойти
и ждать на самом деле не трамвая.
Как бы потом ни разошлись пути —
здесь их соединяет кольцевая.
Дорога без начала и конца,
но собственная ноша рук не тянет,
как будто я спешу кормить птенца,
что без меня и часа не протянет.
Душевный голод, радостный недуг,
не излечить его травой аптечной.
Как будто клюва птичий перестук
из сумки слышен околосердечной.
Птенец пушистый, кактусик в руке, —
никто не догадается, о ком я —
тобой согреюсь в Стиксовой реке,
минуя лет кладбищенские комья.
***
И пусть молва берёт наизготовку,
слова летят как пули из ствола,
но я бегу на нашу остановку,
где Аннушка уж масло пролила.
Я верю в наш нетонущий кораблик
и в сказку без печального конца.
И наступаю на родные грабли,
знакомые до каждого резца.
***
Вот блинчики, кофе, вот свежий бульон.
А вот моё сердце в придачу.
Кто был хоть однажды смертельно влюблён —
тот знает, что всё это значит.
Нам тут обживаться с тобой не впервой -
по сговору тайного знака.
Смотри, даже крыша есть над головой,
и кошка пришла, и собака.
«Тепло ль тебе?» - спросит Морозко с небес.
- О да! - моё сердце что печка.
Трамвайный шалашик из сказки воскрес...
Шикарное наше местечко.
***
А из проезжающих трамваев -
чудище стоглазое глядит.
Варежки зеваки разевая,
не поймут, зачем мы тут сидим.
За каким сюда нас гонит бесом,
что мы тут забыли под дождём,
на скамье часами под навесом,
где трамвая вовсе и не ждём.
А на остановке — слой окурков,
засоряют, сволочи, наш дом!
Из окон взирающих придурков
придушить мне хочется гуртом.
Но дарить рука не оскудеет,
и в охоту киселя хлебать.
В дождь скорее лавка опустеет.
Будем зябнуть, но не прозябать!
Если есть и кофе, и печенье,
птицы и летящая листва,
сумерек волшебное свеченье,
тёплая иллюзия родства.
Никакая грязь к нам не пристанет,
нас ничто не сможет запятнать.
И когда нас больше тут не станет -
на том свете буду вспоминать…
***
Худое горлышко укутать,
на лоб надвинуть капюшон…
Продлись, мгновение, покуда
ещё наш час не завершён.
Твои замёрзнувшие пальцы
своею варежкой одеть,
твердить про рыбий жир и кальций
и долго-долго вслед глядеть.
Пусть всё как прежде, как в начале,
не «будь со мной», а просто «будь»!
Лишь бы глаза твои сияли…
Не уходи! Счастливый путь!
***
Как опять на холоде застынешь -
жалости сдержать я не могу.
Мой найдёныш, выкормыш, любимыш,
пёсик андалузский на снегу!
Застегну как маленькому ворот,
чтоб воды туда не натекло.
Пусть лишь мне одной мороз и холод,
а тебе тепло, тепло, тепло!
Чтоб часы пробили час твой звёздный,
чтоб венок сонетов лёг у ног…
Никогда не будешь больше мёрзнуть!
Никогда не будешь одинок!
***
Ты праздник мой вечнозелёный.
Всё остальное – мишура.
Варю тебе глинтвейн Вийона,
творю салаты на ура.
Спешу на нашу остановку –
гнездо минуточное вить,
любви невинная уловка –
твою улыбку уловить.
Мой виноград вечнозелёный,
не пригублю, не погублю,
а лишь любуюсь умилённо
и только издали люблю.
Тебя порадует обновка,
о нас на память сохрани...
О остановка, остановка,
мгновение, повремени!
И слышу как в каком-то трансе
все производные слова:
Остановись… оставь… останься…
останки дружбы и родства.
***
Уж промокли твои кроссовки,
и скамью занесло пургой.
Мы простимся на остановке,
от одной идя до другой.
Неприкаянные изгои
и счастливые без прикрас...
Я машу тебе вслед с тоскою,
словно это в последний раз.
А всё то, что не досказала -
долепечут тебе потом
ветка вяза, что нас связала,
тополя шелестящим ртом.
Что ни дерево — то попутчик,
сердцу голос его знаком...
Ты прислушивайся на случай,
когда выйдешь на свой балкон.
***
Остановка в пути, остановка в пути,
нас трамвайный укрыл павильон.
О суровая жизнь, погоди, не буди,
голосами вторгаясь сквозь сон.
Этот замок воздушный и мал, и смешон,
но помедли, над бездною мост,
пока ночь нахлобучит на жизнь капюшон
и не будет ни солнца, ни звёзд.
Эта ноша своя, но она нелегка.
Словно ручка, оборвана нить…
Вот и прибыл трамвай, заплутавший слегка.
Дальше Стрелка. И мне выходить.
***
Снова любовь — обновка
нищей моей души.
В памяти остановка.
Жизнь моя, не спеши!
Пересеченье линий.
Счастье на волоске.
Правда, он слишком длинен,
чтобы уйти тоске.
Помнишь бомжа на лавке
с рыжим бездомным псом?
Замок воздушный Кафки,
странный бредовый сон…
Помнишь звонки трамваев,
термос в твоих в руках,
возглас «Так не бывает...».
Ты оказался прав.
Было, но не бывает,
словно мираж пустынь.
Мимо идут трамваи...
Сердце моё, остынь.
Спрячу в его кладовку
то, что давало жить.
Больше на остановку
нам уже не спешить.
***
На остановке я сойду
на нет, что ты мне дал –
подарок твой, что и в аду
сияет, как кристалл.
Ни дождь меня не отрезвил,
ни взгляд твой ледяной,
и всё, что ты отнял, убил –
по-прежнему со мной.
Со мною мой самообман
под звуки аллилуй, –
то не зима, не смерть сама,
а вьюги поцелуй.
***
Незабытое Богом место –
остановка для наших встреч.
Ты был послан несчастья вместо,
от отчаянья уберечь.
Две скамьи и навес над ними
охраняли от мира нас.
Дребезжали трамваи мимо,
вечер ласковый тихо гас.
Бог то место не забывает,
он всё помнит и нас там ждёт.
Дождик даже не задевает,
и так нежно там снег идёт.
Свято место отныне пусто –
проезжая, смотрю в окно.
Что-то шепчет шестое чувство…
Всё давно уже в прошлом, но...
***
Между нами ничто, никогда и нигде.
Было Нечто, мечта или чудо,
трепыхавшийся птенчик в сердечном гнезде,
теплоту вдруг почуявший чью-то.
Где мы были на краткий приснившийся миг
и кому это было так нужно?
Было-не было прячет в сугробах свой лик,
как в развалинах замков воздушных.
Было Нечто меж нами, а стало ничто,
где сияло и теплилось чувство.
Остановка пуста, опустело гнездо.
Свято место по-прежнему пусто.
***
Нашёлся случайно трамвайный билет –
тот самый, счастливый. Помнишь?
Пусть счастья как не было так и нет,
но главное разве в том лишь?
В подкладку сумки в тот день завалясь,
он в ней пролежал три года,
держа между нами незримую связь,
даривший фору и льготу.
Бумажное счастье истёрлось до дыр,
не хочет со мною знаться.
Но как заклинанье, заветный шифр:
шестнадцать и вновь шестнадцать.
Обычно счастье наперерез
бежит, кивая трамваю,
но он, заблудившись, то сходит с рельс,
то масло пред ним проливают.
Ах, счастье, счастье… обман и дым.
Шестнадцать и вновь шестнадцать.
Прошло три года и мне за ним
теперь уже не угнаться.
***
Тень моя стоит на остановке
в лёгком белокрылом пальтеце.
Как души движения неловки –
всё-то проступает на лице.
Словно в зазеркальной панораме –
мы сидим, болтая и резвясь...
Между параллельными мирами
существует призрачная связь.
Там теперь на месте пепелища
свищет ветер вместо соловья,
но под слоем снега и пылищи
невредима старая скамья.
Неподвластно Лете и обиде,
это место свято и пусто –
та неприхотливая обитель,
наше недворянское гнездо.
Взмах прощальный возле остановки,
дирижёрской палочки волшба…
Всё хранится в Божеской кладовке,
даже если это не судьба.
Стоит лишь смежить тихонько веки -
побежит тропинка в райский сад...
Это было в прошлогоднем веке,
это было жизнь тому назад…
© Copyright: Наталия Максимовна Кравченко, 2021
Свидетельство о публикации №121112300204
Другие статьи в литературном дневнике:
